3. Десборо – владелец лорд Бэкуотер (цвета наездника: желтый шлем, рукава камзола того же цвета).
4. Сильвер Блэз – владелец полковник Росс (цвета наездника: черный шлем, красный камзол).
5. Ирис – владелец герцог Бальморал (цвета наездника: оранжевый шлем, полосатый камзол желто-черного цвета).
6. Рэспер – владелец лорд Синглфорд (цвета наездника: фиолетовый шлем, рукава камзола черные).
– Следуя вашему совету, мы сняли с забега Баярда, нашу вторую лошадь, – сказал полковник. – Но что это? Сильвер Блэз сегодня в фаворитах?
– Сильвер Блэз – пять к четырем! – доносилось с трибун. – Сильвер Блэз – пять к четырем! Десборо – пятнадцать к пяти! Все прочие – пять к четырем!
– Лошади уже на старте, все шесть? Значит, Сильвер Блэз все же бежит! – воскликнул крайне взволнованный полковник. – Но я что-то не вижу моих цветов.
– Пока проехало только пять, – заметил я. – А вот, должно быть, и он.
В ту же минуту из паддока[25] появился великолепный гнедой жеребец и проскакал мимо нас легким галопом. Жокей, сидящий на нем, был облачен в хорошо известные всем цвета полковника – красный с черным.
– Но это не моя лошадь! – закричал полковник. – У нее на теле нет ни одной белой отметины! Что вы сделали, мистер Холмс? Я требую объяснений!
– Давайте сперва посмотрим, как она стартует, – невозмутимо произнес мой приятель.
Несколько минут он неотрывно смотрел в бинокль, потом вдруг воскликнул:
– Отличный старт! Сейчас они покажутся из-за поворота!
С того места, где располагался наш экипаж, было прекрасно видно всех лошадей, вышедших на финишную прямую. Они шли так близко друг к другу, что их, казалось, можно было бы покрыть одной попоной, но вот на середине прямой желтый цвет лорда Бэкуотера вырвался вперед. Однако еще до того, как лошади поравнялись с нами, Десборо начал отставать, а жеребец полковника обошел его и у финишного столба был на шесть корпусов впереди своего соперника. Ирис герцога Бальморала с большим отставанием пришел третьим.
– Так или иначе, но кубок мы выиграли, – задыхаясь и проводя рукой по глазам, проговорил полковник. – Хотя разрази меня гром, если я хоть что-то понимаю. Не пора ли прекратить мистификацию, мистер Холмс?
– Пожалуй, действительно пора, полковник. Через минуту вы все узнаете. Пойдемте все вместе, взглянем на победителя… Ну вот, – продолжал он, когда мы вошли в паддок, куда допускались только владельцы лошадей и их знакомые. – Достаточно только протереть ему спиртом голову и ноги, чтобы убедиться, что перед вами Сильвер Блэз.
– Не может быть!
– Тем не менее, это так. Я обнаружил лошадь у одного барышника, когда ее уже хотели сбыть с рук, и взял на себя смелость выпустить ее на соревнование, невзирая на внешний вид и нынешнюю форму.
– Дорогой сэр, вы сотворили чудо! Лошадь совершенно здорова и находится в полном порядке. Тысячу извинений за то, что позволил себе усомниться в вашем искусстве. Вы оказали мне огромную услугу, найдя и возвратив Сильвера Блэза! Но окажете еще большую, если найдете убийцу Джона Стрэкера.
– А я его уже нашел, – спокойно сказал Холмс.
Полковник и я с изумлением уставились на него.
– Нашли убийцу! Где же он?
– Здесь.
– Здесь? И где же?!
– В данную минуту он находится возле меня.
Гневный румянец окрасил щеки полковника.
– Я сознаю, что многим обязан вам, мистер Холмс, – произнес он, едва сдерживаясь, – но подобные слова не могу принять иначе, как дурную шутку или оскорбление.
Шерлок Холмс расхохотался.
– Поверьте, полковник, я и не думал считать вас преступником. Настоящий убийца стоит прямо за вами!
Он шагнул вперед и положил руку на блестящую шею породистого скакуна.
– Как?! Убийца – лошадь?! – в один голос воскликнули мы с полковником.
– Да, лошадь. Хотя здесь имеются смягчающие вину обстоятельства: Сильвер Блэз совершил убийство, действуя в целях самозащиты. Скажу вам больше: Джон Стрэкер был человеком, совершенно недостойным вашего доверия… Но я слышу колокол. Друзья мои, поскольку на следующий забег у меня заключено небольшое пари, и я надеюсь немного выиграть, то отложим подробное объяснение до более подходящего случая.
Вечером того же дня мы снова сидели в купе поезда, мчавшегося в Лондон, и думаю, что путешествие показалось полковнику Россу таким же коротким, как мне: так интересно было слушать рассказ моего друга о том, что произошло в дартмурских конюшнях в понедельник ночью, и как ему удалось узнать все подробности этого происшествия.
– Признаюсь, что все версии, составленные мною на основании газетных сообщений, оказались ошибочными, – говорил Холмс. – А между тем, там имелись данные, которые могли бы послужить указателями верного направления к разгадке, если бы их истинное значение не было загромождено другими подробностями. Я поехал в Дэвоншир с убеждением в виновности Фицроя Симпсона, хотя, конечно, видел, что против него не собрано достаточно улик. Только когда мы уже подъезжали к дому тренера, в моей голове внезапно возникла мысль о важном значении баранины с перцем. Вы, может быть, помните, что я был очень рассеян и остался в экипаже, когда вы все уже вышли. Я удивлялся про себя, как это я проглядел такое важное обстоятельство…
– Признаюсь, я до сих пор не вижу его важности, – сказал полковник.
– Это первое звено в цепи моих рассуждениях. Опиум в порошке имеет заметный вкус. Если подсыпать его в обыкновенное блюдо, то тот, кто стал бы его кушать, заметил бы примесь и перестал есть. Перец – именно та приправа, которая может заглушить вкус опиума. Никаким образом нельзя предположить, чтобы посторонний человек, как Фицрой Симпсон, мог бы устроить так, чтобы в этот день ужин в доме тренера состоял из баранины с приправой из перца, и тем более невозможно предположение, чтобы этот человек явился с порошком опия как раз в тот вечер, когда подавалось кушанье, способную скрыть эту примесь. Итак, Симпсон устраняется от дела, и все наше внимание сосредотачивается на Стрэкере и его жене – единственных людях, которые могли заказать на ужин баранину с перцем. Опиум примешен после того, как была отложена порция для конюха, остававшегося на конюшне, так как остальные ели ужин без всяких дурных последствий. Кто же из Стрэкеров мог дотронуться до еды так, чтобы этого не заметила служанка?
Прежде чем решить этот вопрос, я обратил внимание на молчание собаки – одно верное предположение неизменно вызывает другое. Случай с Симпсоном указывал на то, что в конюшне была собака, а между тем, несмотря на то, что кто-то входил туда и увел лошадь, собака не лаяла достаточно громко для того, чтобы разбудить спавших на сеновале конюхов. Очевидно, что ночной посетитель был хорошо знаком ей. Я был уже убежден, что Джон Стрэкер вошел ночью в конюшню и увел лошадь. Зачем? Я не мог понять причины его поступка. Я надеялся, что вещи, найденные в его карманах, помогут прийти к какому-нибудь заключению, и не ошибся в этом.
Вы, вероятно, не забыли странного ножика, найденного в руке покойника, ножика, которого ни один человек в здравом уме не взял бы для самозащиты. Как сказал нам доктор Ватсон, этот нож употребляется при самых тонких операциях, известных хирургии. И в эту ночь он предназначался для очень тонкой операции. Как знатоку скакового дела, вам, полковник, наверное известно, что можно сделать легкий порез сухожилия на бедре лошади так искусно, что снаружи ничего не будет заметно. Лошадь начинает слегка прихрамывать, что приписывается или переутомлению, или приступу ревматизма, но никак не злому умыслу…
– Мошенник! Негодяй! – крикнул полковник.
– Этим и объясняется, почему Джон Стрэкер хотел увести лошадь из конюшни. При малейшем уколе такое чувствительное животное заржало бы так, что разбудило бы спавших крепким сном конюхов. Поэтому необходимо было произвести операцию на открытом воздухе…
– Как я был слеп! – вздохнул полковник. – Так вот для чего ему нужна была свечка, и почему он зажигал спичку.
– Без сомнения. Но при осмотре его вещей мне посчастливилось открыть не только способ совершения преступления, но и его мотивы. Как человеку светскому, вам известно, полковник, что люди не носят у себя в карманах чужих счетов. Большинству из нас еле под силу справиться и со своими. Я сразу понял, что Стрэкер жил двойной жизнью и имел посторонние связи. По счету ясно было видно, что существует какая-то дама, не любящая стесняться средствами. Несмотря на всю вашу щедрость к вашим служащим, едва ли возможно предположить, чтобы они могли покупать своим женам туалеты в двести гиней. Я расспросил миссис Стрэкер насчет платья, на которое был представлен счет, и, убедившись, что подобного наряда у нее никогда не было, запомнил адрес портнихи, надеясь, что с помощью фотокарточки Стрэкера мне удастся доказать, что таинственный мистер Дербишир не более чем миф. Дальнейшее развитие событий уже не представляло загадки. Стрэкер повел лошадь в овраг, откуда не был бы виден свет. Симпсон, убегая, потерял галстук, а Стрэкер поднял его, возможно, намереваясь перевязать им ногу лошади. Оказавшись в овраге, Стрэкер встал позади лошади и чиркнул спичкой, чтобы зажечь свечу. Сильвер Блэз, испуганный внезапной вспышкой, а может, инстинктивно почувствовав что-то недоброе, рванулся в сторону и угодил стальным копытом прямо в лоб своему тренеру. Несмотря на дождь, Стрэкер, приготовившийся к тонкой операции, уже успел снять плащ. При падении он случайно угодил ножом себе в бедро… Ну как? Достаточно ли убедительная картина?
– Удивительно! – воскликнул полковник. – Просто удивительно! Вы как будто присутствовали при всем этом.
– Честно говоря, я не сразу сумел восстановить всю цепочку событий. Но в какой-то момент мне пришла в голову мысль, что такой предусмотрительный человек, как Стрэкер, не предпринял бы столь тонкой операции, как надрез сухожилия, без предварительной практики. На чем он мог практиковаться в Кингс Пайленде? Мой взгляд случайно упал на овец в загоне, и я задал вопрос конюху, не случалось ли с ними в последнее время чего-то необычного. Его ответ, к моему собственному удивлению, полностью подтвердил мое предположение.