– От ста семи до ста семи с половиной.
– Великолепно! – кричит он. – Это просто великолепно! Это как раз то, что мне нужно! Мальчик мой, вы не для того созданы, чтобы быть простым клерком у Мейсона! Весь этот шум, сами понимаете, меня изрядно смутил.
– Может быть, оно и так, мистер Пиннер, – отвечаю, – но не все с вами согласны. Сколько я башмаков сносил, пока нашел эту вакансию. И считаю, что мне повезло.
– Да перестаньте, в самом деле. Разве это место для вас? Вы только послушайте меня… Я, правда, не в состоянии пока предложить вам место, соответствующее вашим достоинствам, но в сравнении с мейсоновским – это небо и земля. Когда вы собираетесь начать работать у Мейсона?
– В понедельник.
– Хотите пари, что вы туда не пойдете?
– Что? Не пойду к Мейсону?
– Да-да, дорогой мой. К понедельнику вы уже будете коммерческим директором Франко-Мидландской компании скобяных изделий – сто тридцать четыре отделения в разных городах и селах Франции, помимо Брюсселя и Сан-Ремо.
У меня аж дыхание сперло.
– Но я в жизни не слыхал о такой компании, – а сам еле бормочу.
– Вполне возможно. Мы не кричим о себе на всех перекрестках. Капитал целиком составляют частные вклады, а в рекламе фирма просто не нуждается – дела и так идут прекрасно. Генеральный директор и основатель фирмы – мой брат Гарри Пиннер. Он попросил меня подыскать ему в Лондоне помощника помоложе, порасторопнее, способного, делового, с хорошими рекомендациями. Посоветовался с Паркером – и вот я здесь. Сейчас мы можем предложить вам только пятьсот фунтов в год, но это только начало, а…
– Пятьсот фунтов?..
Сумма меня потрясла.
– Это только для начала. К тому же вам причитается один процент комиссионных с каждого нового контракта. Поверьте мне, это удвоит ваше жалованье.
– Но я совсем не разбираюсь в скобяных изделиях.
– Зато вы разбираетесь в бухгалтерии.
Голова у меня пошла кругом, я чуть со стула не свалился. Но что-то мою душу все же точило.
– Простите за откровенность, сэр, – говорю, – у Мейсона мне положили двести фунтов в год, но «Мейсон и Уильямсы» – фирма известная, а о вас я ничегошеньки…
– Вот-вот! – кричит он, задыхаясь от восторга. – Нам как раз такой человек и нужен. Вас на мякине не проведешь! Замечательно! Даю вам сто фунтов, и если наш договор заключен, кладите их в карман – это аванс.
– Это весомый довод, – говорю я. – Когда я должен приступить к работе?
– Завтра утром отправляйтесь в Бирмингем. В час вам надо быть во временной конторе фирмы на Корпорейшн-стрит, сто двадцать шесть. Я дам вам письмо к Генри. Его согласие, конечно, необходимо, но, между нами, я считаю ваше назначение делом решенным.
– Не знаю, как и благодарить вас, мистер Пиннер, – бормочу я.
– Это пустяки, мой мальчик. Вы всем обязаны самому себе. Осталось еще несколько формальностей. Бумага у вас есть? Я продиктую, а вы, будьте любезны, напишите: «Настоящим выражаю согласие занять должность коммерческого директора Франко-Мидландской компании скобяных изделий с годовым жалованьем 500 фунтов стерлингов».
Я все это написал, он сложил бумагу и сунул ее в карман.
– И последний вопрос, – говорит он. – Как вы намерены поступить с «Мейсоном и Уильямсами»?
А я на радостях чуть о них не забыл.
– Напишу, что отказываюсь от места, – говорю.
– А может, не стоит? Я, когда был у Мейсона, из-за вас сцепился с управляющим. Я-то зашел навести о вас справки, а он начал возмущаться: мол, я людей у него сманиваю и тому подобное. Я не стерпел и в сердцах ему режу: «Хотите держать стоящих работников – платите им столько, сколько они стоят». А он заявил, что вы предпочтете их скромное жалованье нашему большому. «Держу пари на пятерку, – это я сказал, – что он даже не напишет вам об отказе, когда я предложу ему стать коммерческим директором». – «Идет! – это он восклицает. – Мы его прямо-таки из петли вынули, так что об отказе и речи быть не может»…
Буквально так и сказал. Я возмутился:
– Нет, каково? Я его и в глаза не видал, а он смеет обо мне говорить такое… Ни за что теперь не напишу им, хоть на колени станьте…
– Вот и ладно. Значит, мы договорились, – подытоживает он и встает со стула. – Я доволен. Вы будете брату хорошим помощником. Вот вам сто фунтов и письмо. Адрес не забыли? Корпорейшн-стрит, сто двадцать шесть. Завтра в час. Спокойной ночи и удачи вам во всем.
Вот такой у нас состоялся разговор. Я старался передать его поточнее. Можете себе представить, доктор Ватсон, как я был рад, как взволнован этой перспективой. Я полночи не спал и выехал в Бирмингем первым утренним поездом. Забросил вещи в гостиницу на Нью-стрит и отправился пешком во временную контору фирмы.
Когда я пришел по названному мне адресу, было без четверти час. Я решил, что ничего нет страшного в том, чтобы прийти немного раньше. Дом 126 представлял собой большой пассаж. По обе стороны его располагались магазины, а в конце – лестница, на которую выходили двери различных контор и отделений местных фирм. Внизу висел подробный указатель с названиями фирм, но напрасно я искал там Франко-Мидландскую компанию – ее не было в этом списке. У меня сердце упало, я так и стоял, тупо уставившись в указатель, и спрашивал себя, кому и зачем понадобился этот нелепый розыгрыш. И тут вдруг меня окликают. Смотрю: точная копия моего вчерашнего гостя, только без бороды и волосы посветлей немного.
– Мистер Пикрофт? – спрашивает он.
– Да.
– Вы пришли немного раньше. Утром я получил письмо от брата – он очень похвально о вас отзывается.
– Я искал в указателе Франко-Мидландскую компанию, когда вы подошли.
– Мы только неделю, как сняли это помещение, и вывески у нас пока нет. Поднимемся, пожалуйста, и переговорим наверху.
Мы взобрались, можно сказать, на чердак. Я рассчитывал увидеть шикарную контору, полированные столы и корпящих за ними клерков, а здесь была пустая, запущенная каморка с облезлым потолком, обшарпанными стенами и голым, ничем не занавешенным окном. К ней примыкала еще одна комната, ничуть не лучше первой. Стол, две сосновые табуретки, счеты и корзина для бумаг составляли всю обстановку.
Должно быть, я выглядел растерянным, потому что мой новый начальник счел необходимым меня подбодрить:
– Мистер Пикрофт, по вашему вытянувшемуся лицу я вижу, вы разочарованы нашим скромным помещением. Не сразу Рим строился. Фирма наша потому и богата, что мы не швыряем деньги на ветер. Садитесь, прошу вас, и давайте письмо.
Письмо он прочел внимательнейшим образом.
– Вижу, вы произвели сильное впечатление на Артура, – сказал он. – А уж в проницательности ему не откажешь. Правда, брат мой подходит к людям со своей лондонской меркой, а я со своей – бирмингемской. Но сейчас я склонен послушаться его совета. С сегодняшнего дня вы – сотрудник нашей конторы.
– В чем будут заключаться мои обязанности? – спросил я.
– Скоро вы возглавите филиал нашей компании в Париже. Во Франции у нас сто тридцать четыре отделения, и их задача – распространять английскую керамику по всей стране. На днях мы заканчиваем оформление заказов. Пока же вам придется поработать в Бирмингеме.
– Что именно мне нужно делать?
Тут из ящика стола он достал большую книгу в красном переплете.
– Вот справочник города Парижа, – сказал он. – Здесь перечислены все жители с указанием рода занятий. Составьте отдельный список всех торговцев железоскобяными товарами. Не забудьте про адреса. Нам этот список позарез нужен.
– Но ведь есть наверняка специальные справочники – по профессиям, – возразил я.
– Ох, они такие неудобные. Эта французская система совершенно для наших нужд не подходит. Короче говоря, возьмите этот справочник домой и в следующий понедельник к двенадцати приходите со списком. До свидания, мистер Пикрофт. Я уверен, что мы сработаемся. Конечно, ваши усердия и сообразительность – непременные условия.
Когда я со справочником под мышкой возвращался в гостиницу, на душе у меня было смутно. С одной стороны, я официально принят на службу и сто фунтов лежат в кармане. Но с другой – это жалкое помещение, без вывески; да и помимо этого было достаточно причин, чтобы искушенный в банковском деле человек усомнился в финансовой мощи фирмы. Но будь что будет – надо отрабатывать аванс. Я прокорпел над справочником все воскресенье и добрался только до буквы «З». В понедельник в той же обшарпанной конуре мой новый хозяин приказал мне продолжать учет парижских торговцев железоскобяными товарами и постараться закончить работу в среду. Но я и к среде не справился и только в пятницу, то есть вчера, принес Пиннеру готовый список.
– Спасибо, – сказал он. – Кажется, я не учел объема доставшейся вам работы. Но без этого списка мне было бы никак не обойтись.
– Да уж, я работал, не поднимая головы.
– А теперь, – распорядился он, – составьте список мебельных магазинов. Они ведь тоже торгуют керамикой.
– Хорошо.
– Встретимся в конторе завтра в семь – скажете мне, как идет работа. Но не переутомляйтесь так. Сходите хотя бы в мюзик-холл вечером. Уверен, что ни вы, ни ваша работа от этого не пострадает.
При этих словах он захохотал во весь рот, и я увидел на втором нижнем зубе слева неряшливо поставленную золотую пломбу. Представьте только себе мое смятение…
Шерлок Холмс даже руки потирал от удовольствия, а я ничего не мог понять.
– Я вижу, вы в недоумении, доктор Ватсон, – продолжал Пикрофт. – Сейчас я все объясню. Помните, в Лондоне ко мне приходил Артур Пиннер, брат моего хозяина Гарри Пиннера. Так у него в этом самом зубе была точь-в-точь такая же пломба, золотая. Она бросилась мне в глаза, когда он со смехом рассказывал о своем пари с управляющим Мейсона. Когда я мысленно поставил обоих братьев рядом, то словно прозрел: я убедился, что голос, рост, сложение совершенно одни и те же, и что отличия их друг от друга зависят от бритвы и парика. Без сомнения, это мой лондонский визитер. Конечно, братья могут быть абсолютно схожи, но не может быть, чтобы у обоих одинаково плохо был запломбирован один и тот же зуб.