— Я думаю, что-то пошло не так. — Я не сдержала злорадный хмык. — У всех этих волшебных средств бывают пренеприятнейшие побочные эффекты, я знаю, мне Кулебякин рассказывал про клофелин и прочие злодейские зелья. Думается мне, у Матвея память отшибло не после встречи с драчливыми братками в Тбилиси, а еще до нее — это последствия принудительного приема «успокоительного».
— Тогда все складывается: Матвея били потому, что он не отдал деньги.
— Карточку с деньгами, — поправила я. — Призовой миллион был на банковской карте.
— С ПИН-кодом! — подхватила Алка. — И вот как раз ПИН-код Матвей забыл напрочь! В целом как, собственно, и историю с миллионом долларов, и всю свою прошлую жизнь…
— Что и дает нам основания надеяться, что вместе с памятью к нему вернется миллион баксов.
За разговором мы и не заметили, как домчали до дома. Тут Алка спохватилась:
— Мы же не решили, что скажем родителям! Какой фигурной лапши им навешаем?
— Давай, для разнообразия, скажем правду? — предложила я.
— Всю?
— Вся-то им зачем? Еще захотят получить свою долю миллионерской благодарности…
— Хорошо, тогда сколько будем вешать ла… правды в граммах?
— Прожиточный минимум, — постановила я. — Скажем, что Максим Смеловский попросил нас на пару дней приютить его знакомого из Екатеринбурга, который в Тбилиси попал в неприятную историю и остался без денег.
— В сумме одного миллиона долларов США, — кивнула Алка.
— А вот про миллион давай не будем!
— Лады.
Мы стукнулись в кулачки, расплатились с таксистом и выгрузились у крыльца. Алка повела было Матвея в подъезд, но я ее задержала просьбой:
— Трошкина, поставь его к стенке!
— За что?! — ужаснулась подружка.
Матвей, что показательно, молча прислонился к белокаменной стене.
Хорошие у них в неврологии препараты! Надо бы нам тоже таких прикупить мешочек-другой и скармливать домашним и коллегам по работе вместо орешков в глазури.
— Чуть правее. — Я подвинула парня. — Тут свет лучше. Ага, вот так стой…
Камерой мобильного телефона я сделала пару снимков в лучших полицейских традициях — в фас и в профиль.
— Зачем это? — поинтересовалась Трошкина.
— Смеловскому отправлю… Все, идем в дом.
Дверь нам открыл папуля.
— О, вы вовремя, быстро к столу! — распорядился он, не выразив удивления при виде нового персонажа.
Некогда ему было удивляться — на кухне звенели в чашках ложечки, нужно было контролировать чайную церемонию.
— Всем добрый день! А у нас дорогой гость из далекой Сибири, прошу любить и жаловать! — объявила я, легкими ударами кулачка в широкую спину дотолкав медлительного и неповоротливого сибиряка по коридору в кухню.
— Это кто? — с неоправданной претензией спросил рыжий Генрих, опустив на блюдечко надкусанную конфету.
Судя по горке фантиков рядом с ним, этот грузинский фриц уже давненько оккупировал теплое местечко за столом, беззастенчиво объедая наше мирное семейство.
— Матвей Карякин, геолог, добрый знакомый Максима Смеловского! — протолкавшись мимо нас с геологом, представила и отрекомендовала последнего Трошкина.
— А это кто? — повторил зануда Генрих.
— О, Макс Смеловский — это замечательный юноша, они с Инночкой вместе учились в университете и с тех пор просто как брат и сестра! — прощебетала мамуля и подарила мне долгий многозначительный взгляд, ни одного из тайных смыслов которого я не поняла.
Братско-сестринскими наши отношения со Смеловским не были никогда. Он самоубийственно мечтает на мне жениться, и мамуля, которая от Макса в непреходящем восторге, откровенно лоббирует его марьяжные интересы, расхваливая мне «милого Максика» по поводу и без оного. С чего же вдруг такая подлая измена?
А, до меня дошло! Похоже, маменька решила, что рыжий Генрих — мой новый кавалер, и он ей понравился не меньше, чем Смеловский.
Чем это, интересно? Не вижу ничего особенного, мой Кулебякин попривлекательнее будет…
Хотя Кулебякин вроде уже не мой, я же с ним рассталась, да?
Тогда ладно, присмотримся к Генриху, мамуля не могла ошибиться — она же великий писатель и большой спец по интересным персонажам.
«Геолога из Сибири» хлебосольный папуля без промедления затолкал за стол и щедро оделил чаем с конфетами. Папенька наш свято хранит и развивает традиции Бабы-яги, хоть она нам вроде и не родственница: гостя сначала нужно накормить и напоить, а уже потом чем-либо парить.
Матвей за столом вел себя хорошо. Не в том смысле, что не чавкал (хотя и не чавкал тоже), а в том, что помалкивал и тихо улыбался. Мамуля даже начала к нему присматриваться тем особым цепким взглядом, который с годами вырабатывается у родителей капризных красавиц, засидевшихся в девках. Благодушное сибирское спокойствие ей явно импонировало. Еще бы! В семействе нашем уже не одно поколение наблюдается дефицит добрых стоиков-молчунов. Нам бы немой дворник Герасим ко двору идеально пришелся, я думаю…
— Ну, что у нас новенького? — глотнув чайку, завела светскую беседу благовоспитанная Трошкина.
— Приходил мальчик, — охотно включилась в разговор бабуля, тоже та еще салонная львица.
— От Зямы?! С коробкой?
— Не столько с коробкой, сколько за корзиной.
— Вот блин!
Мы с Алкой виновато переглянулись.
— Действительно, нехорошо получилось, — строго сказал папуля. — Ребенок пришел за своим медом, а где тот мед, мы и не знаем. Куда вы дели банку, девочки?
— Поставили в ячейку камеры хранения на железнодорожном вокзале, — ответила я. — Думали, так будет лучше, удобно для всех.
— Ох, я же не отправила Заразе сообщение с кодом! — спохватилась Трошкина.
Вежливо извинившись, она достала мобильник, проворно настучала СМС и снова спрятала телефон в карман:
— Все. Теперь про мед можно забыть, больше нас по этому поводу не побеспокоят.
— Отлично, — кивнула мамуля. — Ну, молодежь, так какие у вас планы?
Одним длинным, как ковбойское лассо, взглядом она охватила всех участников чаепития в возрастной категории «кому меньше пятидесяти». Неожиданно Генрих вырвался:
— Прошу меня извинить, я вспомнил о важном деле, которое требует моего присутствия в другом месте. Разрешите откланяться?
— Какой воспитанный молодой человек, — с намеком нашептала мне бабуля, пока по другую сторону стола народ волнообразным движением поднимался, пропуская к выходу заспешившего Генриха. — А ведь нашему простому русскому роду не помешала бы капелька благородной тевтонской крови…
Йес-с-с! Наконец-то повод выдался!
— Принц Альберт Второй Мария Ламораль Мигель Йоханнес Габриэль фон Турн-унд-Таксис еще свободен вроде, — с нескрываемым удовольствием отбарабанила я заученное как раз на такой случай. — Как, сойдет?
— Таксист?! — удивилась глуховатая бабуля.
Пока к ней не вернулся дар речи, я тоже выскользнула из-за стола, послав улыбку Трошкиной, которая показала мне большой палец — услышала, как ловко я приплела принца Альберта Второго.
А что? В хорошем хозяйстве все в ход идет, даже завялящие принцы с травмированными миллионерами.
— Дюшенька, ты назначаешься дежурной по кухне, — безжалостно сбил меня на взлете папуля. — Убери со стола и посуду помой, хорошо?
— Лучше некуда, — уныло согласилась я, не рискнув спорить со старшим по званию.
С папули станется вкатить мне за пререкания полномасштабный наряд по кухне — с чисткой ведра картошки и выковыриванием косточек из вишен для вареников.
— Так вы не ответили, девочки, вы нынче по собственной программе развлекаетесь или вместе с нами? — закрыв за Генрихом, покричала от двери мамуля.
— А вы куда? — Я вышла в прихожую и полюбовалась, как родительница вертится перед зеркалом.
Великолепной Басе Кузнецовой уже пятьдесят с хвостиком, но этих лет ей никто не даст, да она и не возьмет.
— А мы в монасты-ы-ырь, — кокетливо напела мамуля, красиво укладывая выбивающийся из-под шляпы локон.
— В мужской? — уверенно уточнила я, оценив интонацию.
— Когда-то был мужской, но уже давно не действует, — ответила бабуля, деловито и серьезно, как снайпер — оптику прицела, протирая линзы очков. — Мы едем в Мцхету, где томился Мцыри!
— По святым лермонтовским местам странствуете, — кивнула умница Трошкина. — Куре и Арагви привет!
Мы выпроводили мини-группу руссо туристо и переключились на одинокого бродягу-миллионера. Трошкина загнала Матвея в ванную и, пока он там смывал с себя флюиды больницы, обозначила задачу номер один:
— Во-первых, давай определим его на постой. Куда парня положить, ума не приложу… Может быть, к тебе?
— И ты, Брут! — с укором произнесла я. — Что ж вы все меня сватаете кому попало так бесцеремонно, а? Я вроде еще не самая старая в мире дева.
— Что ж ты думаешь только об этом-то, а? — уела меня подружка. — Аж глаза загорелись, как у разбитной крестьянской девки при виде немятого сеновала.
— Глаза загорелись возмущением! Считай, это разновидность стоп-сигнала! Я категорически против того, чтобы спать на одном сенова… Тьфу! В одной комнате с малознакомым мужиком!
— Вообще-то я имела в виду, что он займет твою комнату, а ты переселишься ко мне.
— Я кое-что получше придумала! — Я распахнула дверь в кладовку. — Вот прекрасное помещение! Если вынести отсюда стремянку, как раз поместится раскладушка.
— По ширине поместится, а по длине — нет, будет торчать, и тогда дверь не закроется.
— Ну и не надо ее закрывать, все равно в кладовке окна нет, а открытая дверь как раз обеспечит спящему приток свежего воздуха.
— Логично, — согласилась Алка, и мы в четыре руки проворно обустроили скромный бивак для нашего миллионера.
Он после водных процедур безропотно согласился прилечь и вскоре уютно засопел в своей персональной кладовочке. Мы же с Трошкиной пошли в комнату, которая, ура, осталась моей и только моей, и по скайпу вызвонили Максима Смеловского.
— Ты почту проверял? Я тебе фото Карякина отправила, — без предисловий выдала я.