ообщает нам все то, что отказался рассказывать Тиаги. Ежедневно город тратит 40 000 рупий на еду для макак: яблоки, кукурузу, огурцы, капусту, бананы. «Бананы обязательно».
До обезьян ехать десять километров. Дорога изрезана глубокими колеями и действительно тонет в грязи. Заповедник огромный, красивый и одичавший, заросший невысокими мескитовыми деревьями и пышными акациями. Мы проезжаем мимо нильгау и успеваем заметить оленя. Похоже, для обезьян здесь раздолье, хотя мы пока ни одной не увидели. Гурджи говорит Ниле, что скучает по тем временам, когда работал с макаками.
– Вы с ними подружились, – говорит она.
Гурджи смеется:
– С обезьянами не подружишься. Они приходят и берут еду. И все.
Мы останавливаемся у грубо сколоченного помоста, который служит обезьянам столовой. С полдюжины макак, рассевшись по краям, поедают кукурузу и капусту.
Стены заповедника не в состоянии удержать обезьян. Они без труда перебираются через них и досаждают людям, живущим неподалеку. Но почему они уходят – ведь и пищи, и места им хватает? Это типичная проблема при перемещении животных. Их привозят не на пустое место. Их выпускают на чужой территории.
«Они дерутся с новичками, – говорит Гурджи. – Выгоняют их. Слабые уходят».
Мы подвозим Гурджи к питомнику. Это однокомнатное строение под охраной лангура. Сейчас время кормления, и в меню у него кукуруза и огурец. Лангур отказывается от огурца и вгрызается в початок: зерна так и брызжут у него изо рта. Гурджи провожает нас до домиков через дорогу: когда-то здесь был шахтерский поселок, а теперь небольшая деревенька. Дюжий самец взлетает по стеклопластиковой стене, построенной как раз для того, чтобы не дать ему сбежать. У самца нависающие брови и недружелюбная мина – он чем-то напоминает Хоакина Феникса. Слабым он не кажется. Почему он хочет сбежать из заповедника?
«Они все ходят туда-сюда, – говорит Гурджи. – В моей деревне невозможно лепешку съесть без того, чтобы не явилась обезьяна и не попыталась отобрать ее у тебя. – Он пожимает плечами. – Обезьяны! Что тут скажешь».
Доктор Ишвар Сингх снял трубку на третьем гудке. На вопрос о том, что Лесной департамент собирается предпринять в отношении макак города Дели, он протрубил: «Лапароскопическая стерилизация!» Он произнес это так высокопарно, будто представлял какого-нибудь почетного гостя. И тут же повесил трубку. Самое короткое интервью в моей жизни. Я перезванивала. Я отправляла сообщения. Я писала письма. Никакого ответа! Я – сперматозоид, а он – иммуновакцинированная яйцеклетка. Все рецепторы заблокированы.
Я связываюсь со своими знакомцами из Индийского института дикой природы. Научный сотрудник Санат Мулия сообщает мне нечто интересное. Он не знает о планах по хирургической стерилизации обезьян в Дели, но лапароскопическую вазэктомию и – в случае самок – перевязку труб делают в восьми Центрах стерилизации обезьян в штатах Химачал-Прадеш и Уттаракханд. С тех пор как в 2006 году макакам был присвоен статус «вредителя (необъявленного)», в общей сложности 150 000 макак прооперировали, наложили швы и пометили татуировкой – уникальным номером, или, может быть, крестиком, или чем-то в этом роде. Сто пятьдесят тысяч обезьян – это ведь много? Лесному департаменту так не кажется. В марте 2013 года глава Лесного департамента штата Химачал-Прадеш направил персоналу центров стерилизации следующий циркуляр: «Отмечается, что темпы стерилизации обезьян неудовлетворительны». Персоналу приказали нарастить темпы «до примерно 90–100 обезьян в день в каждом центре».
На размещенных в интернете фотографиях Центра стерилизации в Химачал-Прадеше видно, что операции обезьянам делают на двух столах одновременно. Следовательно, в расчете на восьмичасовой рабочий день каждый хирург должен оперировать и татуировать по шесть обезьян в час. Десять минут на обезьяну!
Но затягивают работу отнюдь не ветеринары. Тот же циркуляр поручает руководителям лесничеств утроить численность ловцов обезьян, а не медицинского персонала. В командах по отлову обезьян – как бы их ни называли – никто работать не желает. Власти пытались завербовать широкую общественность, пообещав вознаграждение в 500 рупий за каждую макаку. Идея встретила сопротивление. Как сказал репортеру Би-би-си один активист, «обезьян будут отлавливать жестокими методами… Многие могут пострадать».
Мулия говорит, что публика протестует даже против вазэктомии. «Они считают ее негуманной». Вдобавок ко всему обезьяны расчесывают швы и выдергивают нитки. «Вот почему как вариант мы рассматриваем PZP», – написал он мне в электронном письме.
Через шесть месяцев после моего возвращения из Индии газета Hindustan Times расскажет о новом подходе к решению проблемы: «В вопросе избавления от "обезьяньей угрозы" Лесной департамент правительства Дели возлагает все свои надежды на впрыскиваемый контрацептив». Однако речь идет уже не о PZP или какой-то другой вакцине. Речь о методе ОКИС (обратимое и контролируемое ингибирование спермы): это введение в семявыводящие протоки геля, который блокирует их. В статье цитируется документ, «представленный Высокому суду Дели Ишваром Сингхом, старшим уполномоченным по вопросам диких животных Лесного департамента Дели… [в котором говорится], что ОКИС – наилучший вариант после трех неудачных попыток заставить неправительственные организации взяться за лапароскопическую стерилизацию». Лапароскопическая стерилизация! Правда, теперь уже без восклицательного знака.
Преимущество ОКИС, говорится в заметке Hindustan Times, в том, что препарат вводится впрыскиванием. Следовательно, не будет никаких швов, которые можно расчесать, и ниток, чтобы их выдергивать. Увы, это неправда. Санат прислал мне внутренний формуляр Лесного департамента с описанием процедуры: заканчивается оно словами «затем разрез сшивается». Действительное преимущество ОКИС перед вазэктомией в том, что это обратимое вмешательство. Конечно, что касается индийских макак это вообще не преимущество, зато это важно для мужчин (и для женщин, которые не горят желанием вынашивать детей этих мужчин). Известно, что ОКИС эффективен для макак-резусов, потому что именно на макаках тестировали препарат, предназначенный для людей.
Испытания проходили под руководством Кэтрин Вандевурт, главы отделения репродуктивной эндокринологии и бесплодия Национального центра приматологии в Калифорнии. В телефонном разговоре она подтвердила, что без хирургического вмешательства в этом случае не обойтись. И хотя я позвонила, чтобы поговорить о макаках, мне было любопытно узнать и о будущем (мужской) контрацепции. Один из вариантов ОКИС уже одобрен для клинических испытаний в США. Стоит ли людям доверять этому методу контрацепции?
Вандевурт считает его весьма перспективным. «Если вам удалось заблокировать фертильность обезьяньего самца, все в ажуре», – говорит она. В нормальной порции мужского эякулята содержится несколько десятков миллионов сперматозоидов, а самец макаки выдает сотни миллионов зараз. «К тому же по сравнению с человеческими сперматозоидами обезьяньи кажутся просто реактивными. Лаборанты, привыкшие оценивать концентрацию сперматозоидов в образцах человеческого эякулята, заходили в лабораторию, смотрели обезьяньи образцы[18] и восклицали: «О боже, да как их вообще можно сосчитать, они же такие быстрые!» Другими словами, если с макаками получится, то и с людьми сработает.
Но вернемся к нашим обезьянам. С задачей сократить популяцию диких животных не справится ни один метод мужской контрацепции. Один целеустремленный нестерилизованный самец способен в изрядной мере компенсировать бездействие своих стерилизованных собратьев. Чтобы такая стерилизация серьезно повлияла на численность дикой популяции, необходимо стерилизовать 99 % самцов. Но если стерилизовать самок, мы достигнем цели уже на уровне 70 %.
Отчасти по этой причине ингибитор половых гормонов GonaCon зарегистрирован только для применения у самок. Дополнительные причины сформулированы в статье «Наблюдение за применением гонадотропин-высвобождающей вакцины GonaCon у самцов белохвостого оленя». Когда уровень тестостерона у самцов снижается, мошонка у них съеживается, рога растут как попало, и им уже не удается приобрести «мускулистый облик… зрелого самца в период гона». Рядом с мощными самцами из контрольной группы они кажутся мелюзгой. Интересно, оленям знакомо чувство унижения? Я задала этот вопрос Дагу Экери, который возглавляет исследовательский проект регулирования плодовитости в Национальном научно-исследовательском центре дикой природы и одновременно занимает там пост заместителя директора. «Понятия не имею», – ответил он рассудительно.
Я спросила Саната Мулия, насколько близок штат Химачал-Прадеш к целевому показателю стерилизации 70 % самок макак в конфликтных районах. Неизвестно, сказал он, потому что макак никто не считает. Я попыталась представить себе, как можно провести перепись без поквартирных обходов и рассылки опросных листов по почте. Как убедиться, что ты не посчитал кого-то дважды, как случилось с тревожными жителями Сан-Франциско, которые, основываясь на том, что они видели[19], не сомневались, что в окрестных лесах обитают сотни койотов, хотя на самом деле это была одна и та же рыскающая повсюду парочка со щенками. Как вообще считают диких животных?
Глава 6Неуловимые кугуарыКак посчитать то, чего не можешь увидеть?
На протяжении 57 лет за головы калифорнийских горных львов назначалась награда. Владельцам ранчо не нравилось, что большие кошки режут скотину, а охотникам – что они промышляют оленями. И власти штата прислушались к их жалобам. С 1906 по 1963 год Калифорния выплачивала вознаграждение за каждую шкуру, скальп или пару ушей, доставленных в окружной суд или присланных в Комиссию охотничьего и рыбного хозяйства. Выплаты регистрировались шариковой ручкой в разлинованных учетных книгах в кожаных обложках, которые хранятся сейчас в государственном архиве Сакраменто. На внутренней стороне обложки каждой из них кто-то подписал карандашом итоговую сумму за год, а на раскладную карту нанес количество выплат по каждому округу. Калифорния преуспела в подсчете мертвых горных львов.