Джули и Сара хотят, чтобы вы знали, что у чаек есть и «более милые черты», которые можно обнаружить, проведя некоторое время в гнездовых колониях. Чайки – преданные родители, причем не только самки, но и самцы, которые всегда держатся поблизости и помогают растить птенцов. Для птиц это не типично. Типичный пример птичьего отцовства – скворец, чье гнездовое поведение больше века назад наблюдал натуралист Ф. Х. Геррик, который описал его в своей книге «Домашняя жизнь диких птиц»: «За четыре часа… самка больше часа согревала птенцов, кормила их двадцать девять раз и тринадцать раз чистила гнездо. Самец прилетал одиннадцать раз, – кормил ли он птенцов или просто посидел немного и полетел по своим делам, неясно, – и всего дважды помогал в санитарных вопросах».
Чайки – социально ориентированные существа, если, конечно, имеется в виду их родной социум. Когда чайка видит нечто, что принимает за хищника, она предупреждает других птиц в колонии. С помощью звуков разной частоты чайка указывает на примерное местонахождение нарушителя, и другие птицы спешат его прогнать[58]. Это, конечно, только укрепляет их дурную репутацию, потому что в прибрежных курортных городках в роли нарушителя частенько выступает турист, который, ничего не подозревая, подошел слишком близко к гнезду. «После нападения чайки пенсионерка истекала кровью», – сообщает сайт британской телекорпорации ITV: автор заголовка истекает слюной в жажде сенсаций. (На фотографии видна капелька засохшей крови на макушке пострадавшей.)
В роли индийских мартышек у нас, по всей видимости, выступают чайки: до крови избивают старушек, выхватывают еду из рук туристов, повышают продажи газет, досаждают политикам. («Атака чайки: Дэвид Кэмерон призывает к "всеобщему обсуждению" проблемы» – под таким заголовком вышла статья в The Guardian, когда чайка напала на домашнюю черепаху в Корнуолле.) Исследователь чаек и профессор Атлантического колледжа Джон Андерсон живет в одном таком городе на побережье и постоянно наблюдает истерическую реакцию прессы на «нападения» чаек. «Это абсурд, – написал он мне в письме. – Когда собаки облаивают прохожих и бросаются на них – это в новости не попадает, но если вас клюнула чайка – это сенсация». Часть вины Андерсон возлагает на кинофильм «Птицы». «Альфред Хичкок должен за многое ответить».
Но давайте все же сосредоточимся на милых свойствах чаек. Недавно я прочла книгу о чайках, которую написал бывший редактор журнала Одюбоновского общества. В книге говорится – и я упомянула об этом в разговоре с Сарой и Джули, – что у чаек есть крик – предложение поделиться едой. Ну разве это не мило?
«Хм, – сказала Сара. – Я слышала, как они кричат, когда находят еду: они издают долгий крик, а это крик территориальный. Я готова поклясться, что так они заявляют права на свою добычу, а вовсе не приглашают друзей на обед. Так что этот пример – еще один плюсик к гипотезе "чайки – конченые мерзавцы"».
Но такова их стратегия выживания. Все это – стратегия выживания. Нужно питаться, защищать свое потомство, передавать гены следующим поколениям. Чайки ведут себя как чайки и – порой, к несчастью, – делают это слишком близко к людям, которые ведут себя как люди.
Но осквернить папские розы… что это вообще было? Я лучше съезжу и посмотрю сама. На носу пасхальные выходные, и на этот раз Ватикан подготовился. Помимо Пола Декерса и его команды они привезли в Рим «лазерное пугало» и его создателя Андре Фрийтерса. Я все время слышу разговоры о лазерах как об эффективном и вроде бы безвредном средстве отпугивания птиц. Том Сименс использовал лазер по вечерам во Фрешкиллс. Сотрудники Туристического центра Роял-Палм испытывали лазер на грифах, уродующих автомобили. Неужели с птицами можно справиться с той же легкостью, с какой лазерная указка скользит по мудреному графику на слайде в PowerPoint?
В пасхальные выходные Ватикан под завязку забит жизнерадостными профессионалами от католичества. Со всех концов в Рим слетаются монахини и святые отцы, и площадь Святого Петра превращается в кампус колледжа в день вручения дипломов: развевающиеся мантии, праздничные головные уборы, селфи-палки. Примерно с дюжину чаек тоже здесь – прохлаждаются в фонтане, наблюдают за толпой с мраморной макушки базилики Святого Петра, – но пока что в отпугивании необходимости нет. Шесть помощников флориста суетятся, расставляя цветы.
Я встречаюсь с Андре Фрийтерсом примерно через час, около пяти вечера, у ворот с охраной. Он не сможет приступить к работе, пока флористы не расставят все цветы по местам, потому что лазерные лучи нужно нацеливать на каждое растение. Я слоняюсь по сувенирным лавкам и архиерейским пошивочным ателье: блеск и нищета ватиканского шопинга. Какое-то время я – безуспешно – трачу на попытку уговорить одного из швейцарских гвардейцев пропустить меня за рамку: во-первых, потому, что мне скучно, а во-вторых, потому, что мужчины в пышных полосатых панталонах не внушают мне особого почтения.
За заграждением я замечаю Пола Декерса, дирижирующего последними приготовлениями. Почти все время, что я здесь, вижу его лишь издалека и краем глаза: всегда в спешке, в кожаных туристических ботинках и с сумкой на поясе (тоже кожаной). В вечер моего приезда, когда мы с Андре сидели в кафе при отеле, Пол на минутку остановился поболтать. Он поведал мне историю нашумевшего чаячьего налета 2017 года и рассказал, как, вернувшись в Нидерланды, выступил по телевидению в надежде, что кто-нибудь из публики подкинет ему идею, как избежать подобных неприятностей в будущем.
На просьбу откликнулось что-то около 250 человек, однако почти никто из них не удосужился как следует продумать детали. Оттуда, где я сейчас стою, можно практически заглянуть в спальню папы. Жители Ватикана не желают, чтобы их ночь напролет будили «ревущие сирены», как предложил один доброхот, или «звуки взрывов». Они не хотят на следующее утро служить мессу в облаках «зловонного запаха». И хотя еще одно распятие, может, и вписалось бы в иконографию крестных мук, в избытке представленную на площади Святого Петра, предложение подвесить где-нибудь дохлую чайку за связанные лапки тоже не подлежит обсуждению. К тому же Андре не уверен, что ночью это сработало бы. Чайки эволюционировали как дневные птицы; и хотя сегодня некоторые из них и предпринимают ночные налеты на мусорные баки Рима, ночное зрение чаек может быть недостаточно острым, чтобы разглядеть все пугающие детали. Я вспомнила о Робоптице, но Нико Нейенхейс, видимо, телевизор в тот день не смотрел.
На следующий день после телевизионного обращения Андре позвонил Декерсу и сказал: «Я распугиваю птиц вот уже двадцать пять лет». Андре – владелец компании под названием Vogelverschrikker (что на голландском означает «пугало»). Он предложил привезти в Рим установку LaserOp Automatic-200: своего рода монохромное лазерное шоу. Лазеры беззвучные, по всей видимости гуманные, и на них, как правило, можно положиться, если вам нужно распугать чаек как минимум на неделю. Лазеры обычно используют ночью или при слабом освещении, когда лучи видно лучше всего. Служба контроля дикой фауны США с их помощью удерживает бакланов, чаек и грифов подальше от сооружений, на которых птицы – или их испражнения – скапливаться не должны.
Лазерные лучи зеленые, а этот цвет, как считается, некоторые птицы различают лучше, чем люди. Теория, которую продвигают на своих сайтах производители лазерных отпугивающих устройств, предполагает, что лазеры работают, потому что птицам лучи кажутся твердыми зелеными прутьями, которые рассекают воздух и угрожают им. (Интересно, чья это идея и не пересмотрел ли товарищ «Звездные войны». Я проверила: в рекламном тексте «лазерные мечи» не упоминаются ни разу. Из всех возможных наименований они выбрали «эффект прута».) Однако некоторые виды птиц – голуби, например, и скворцы – то ли не воспринимают лазерные лучи таким образом, то ли они их не смущают.
Ровно в пять часов появился Андре и повел меня к алтарю. Завтра 80 000 католиков и туристов соберутся посмотреть, как папа служит мессу, и принять причастие из рук кочующего отряда священников, но сейчас перед нами только ряды серых пластиковых стульев. Андре привез с собой два аппарата LaserOp Automatic-200. Достаточно было бы одного, но вы же понимаете, это Ватикан. Андре предпочел перестраховаться. Лазеры установлены в белых кубических сооружениях, которые, увидев на полях, можно было бы принять за составленные друг на друга пчелиные ульи. Здесь, у подножия алтаря на площади Святого Петра, они выглядят как – ну я не знаю, как крестильные купели от ИКЕА?
Мы с Андре пытаемся перекричать шум воздуходувки для уборки опавших листьев, которой оперирует клининговая бригада.
– Как вы стали заниматься распугиванием птиц? – ору я.
Он наклоняется к моему уху:
– Ну, когда-то я сам был фермером!
Эта мысль мне в голову не приходила. Андре похож на фермера не больше, чем Пол Декерс на флориста. Андре тоже любит кожаную одежду – в его случае это потертый черный пиджак. Волосы у него подстрижены коротко, вровень со щетиной на подбородке. Он носит джинсы с низкой посадкой, и, хоть покрой у них довольно свободный, на фермерские штаны они совсем не похожи.
Андре выращивал салат. «Айсберг и сорт "маленькая жемчужина"!» Воздуходувка выключается на середине предложения. «Маленькая жемчужина!» – раскатывается по площади, словно кричалка по стадиону.
На его поля зарился целый бродячий зверинец любителей салата. Зайцы, вороны, вяхири. «Вяхири выедали самую сердцевинку. Пропановой пушкой мне их отвадить не удавалось». (Пропановая пушка, или гром-пушка, – это пиротехническое устройство, которое устанавливают на поле, настраивая таким образом, чтобы выстрелы раздавались с определенными интервалами.) «Можно закрыть посевы сеткой, но это дорого, к тому же сетку нужно обслуживать, а это куча работы. Вороны будут выдергивать кустики из земли, надеясь отыскать под ними червяков». Я спросила Андре, не думает ли он, что чайки выдергивали нарциссы из горшков по той же причине. Он говорит, что ему кажется, будто чайки учинили разгром из любопытства: «Чайка думает: