Эстебан попытался успокоить визитеров. «Это же не заявление: "Плохие компании, нельзя так делать!" Это возможность поработать с научным сообществом и усовершенствовать работу лазера, изменить интенсивность света или длину волны».
Прошел год, результаты исследования так и не опубликованы, а Эстебан не отвечает на мои электронные письма. Надеюсь, с ним все в порядке.
Около пяти утра, примерно в то же время, когда на Пасху 2017 года чайки устроили цветочный разгром, я пришла на площадь Святого Петра, чтобы посмотреть, что там творится. Лучи лазера с жужжанием описывают круги вокруг алтаря, и в тех местах, где касаются растений, вспыхивают словно светлячки. Похоже, со своей задачей они справляются. Насколько мне отсюда, из-за ограждения, видно, цветам Декерса ничего не угрожает. Три десятка чаек дремлют у подножия фонтана в центре площади, привлеченные теплом булыжной мостовой.
Около дюжины римских бездомных, ночевавших под колоннадой, просыпаются и тихонько сворачивают спальные мешки. В десятке метров от них припаркованы полицейские автомобили, но polizia не тревожила сон этих мужчин и женщин. Может, это дело добрых рук папы Франциска? Я задумываюсь, в какой мере на его понтификат повлиял тезка, святой Франциск, друг бездомных, покровитель животных. Может, нынешний папа – сторонник более прогрессивного подхода к надоедливым зверюшкам? Вопрос нелепый, я понимаю. Но раз уж я здесь, я могу хотя бы спросить.
Глава 13Иезуит и крысаСоветы по борьбе с дикими животными от Папской академии жизни
Город Ватикан – независимое государство размером с «Волшебное королевство» Диснея. Как и в Диснейленде, там есть места, куда можно ходить туристам, и места, куда допускаются лишь сотрудники. Так как я ни то и ни другое, да и под принятое в Ватикане определение прессы не подхожу, мне посоветовали написать государственному секретарю Святого Престола. Это похоже на попытку въехать в США, отправив записочку Дональду Трампу. Правда, результат оказался лучше. Мою записку передали куда следует, и вскоре пришел любезный ответ, который Google перевел следующим образом: «Я с удовольствием воспользуюсь этой возможностью, чтобы выразить вам, моя дорогая леди, свое особое почтение». Подпись несколько озадачивает: «Заведующий садами и мусором Ватикана».
Этот самый заведующий только что припарковал свой голубой «форд-фокус»[59] у тротуара рядом с одним из охраняемых входов в Ватикан. Рафаэль Торнини выходит из машины, чтобы пожать мне руку. При личной встрече он держится официально, но не важничает. На нем темно-синий деловой костюм – чистый, хотя и не новый. Мы идем к нему в офис. Улицы Ватикана узкие и почти пустые. В городе нет пробок, а в стране – детей[60].
«А вот и граница с Италией!» Проследив за взглядом Торнини, я вижу мощную стену, окружающую Святой Престол. Над ней парит чайка. Вот он, символ мира, думаю я про себя. Птица, любая птица, парящая над стенами, плевать хотела на границы! Мир, свобода, единство! Наверное, я выпила слишком много эспрессо.
Кабинет у Торнини скромный. В окно видны только листья какого-то плюща. К нам присоединяется переводчик. Торнини говорит, что не чайки создают проблемы в садах Ватикана. «Это зеленые попугаи». Они склевывают семена, посеянные садовниками.
Никаких попыток избавиться от птиц здесь не предпринимают. «Они – часть экосистемы». Кэрол Глатц, репортер Католической службы новостей, освещавшая фиаско с голубем и чайкой, писала, что Его Святейшество любит птиц. Когда-то он держал попугая (и учил его грязным словечкам).
Папа римский Франциск действительно прокладывает политический курс, сверяясь с мировоззрением святого Франциска Ассизского, прародителя всех зоозащитников. Незадолго до того, как Торнини занял свой теперешний пост, папа Франциск повелел вместо ядохимикатов использовать биологические средства борьбы с вредителями. В Ватикан завезли насекомых, которые охотятся на зловредных букашек, а на деревьях в садах развесили домики для летучих мышей, потому что летучие мыши едят москитов.
Мы садимся в машину Торнини и едем взглянуть на домики для летучих мышей. Они деревянные, очень миленькие и сделаны со вкусом. Вскоре мы подъезжаем к невысокой расползшейся горке скошенной травы. Ватиканская компостная куча! За ней, к настоящему времени уже недельной давности, торчат, без сомнения, папские органические отходы: искусно перевитые пальмовые ветви, оставшиеся с Пальмового воскресенья[61]. Торнини достает одну для меня.
Открытые компостные кучи привлекают животных. Вот она – уникальная возможность перевести разговор на борьбу с вредителями в Ватикане. Я прошу переводчика спросить о грызунах.
Я слышу, как он произносит ratti, обращаясь к Торнини. Тот поворачивается ко мне: «Si, si». Да, в Ватикане водятся крысы[62].
«Si», – произносит Торнини еще раз, когда я спрашиваю, устанавливают ли они крысоловки. Он что-то говорит переводчику, и тот добавляет: «Им приходится принимать меры, потому что популяция большая. Крысы действительно наносят ущерб. Проводам, аппаратуре. В Ватикане пытаются соблюдать максимальную чистоту, но…»
«И папа Франциск не против убийства крыс?»
Торнини с Франциском никогда не встречался, а теперь его вдруг просят высказаться от имени понтифика. Переводчик слушает, затем поворачивается ко мне: «Он говорит, что вам лучше спросить об этом у папы».
Сделать я этого, конечно, не могу. Придется ограничиться чем-то доступным бывшему католику, который не обзавелся связями в верхах. У меня назначено интервью с отцом Карло Казалоне, штатным биоэтиком Папской академии жизни (Pontifical Academy for Life, PAL). PAL – это своего рода католический аналитический центр. Членов его назначает папа, но они необязательно должны быть служителями церкви или даже католиками. PAL формирует церковную доктрину по самым разным вопросам: от вечных (аборты, эвтаназия) до злободневных (генная терапия, искусственный интеллект). Когда скандал, связанный с сексуальными злоупотреблениями, набрал обороты, PAL помогала сформировать ответную реакцию церкви. Пресс-менеджеру PAL я сказала, что меня интересует мнение академии по вопросу отнесения некоторых видов диких животных к разряду вредителей. А именно: при каких обстоятельствах на биологический вид больше не распространяются моральные ограничения, защищающие его от уничтожения или жестокого обращения? Я процитировала святого Франциска Ассизского. Крыс не упоминала. Он ответил сразу же. Вероятно, воспользовавшись приятной возможностью отвлечься от более щекотливых вопросов, которыми забит его почтовый ящик.
Если от площади Святого Петра пойти прямо по виа делла Кончилиационе, то квартала через три, напротив сувенирного магазина, где продаются кивающие фигурки папы Франциска, непочтительно намекающие на тремор, вы увидите кубическое трехэтажное строение розовато-белого цвета. Табличка у входа утверждает, что вы прибыли в Папскую академию жизни. Несмотря на то что расположена она вне физических границ государства Ватикан, формально PAL является его частью, а значит, посещая это место, вы претерпеваете своего рода политическое преосуществление. Физически вы в Италии и в то же время – в Ватикане.
Стены кабинета отца Карло белые и ничем не украшены, если не считать украшением распятие. Кабинет Торнини выглядел так же. Экстравагантность и пышность Ватикана, похоже, концентрируется, подобно лазерному лучу, в музеях и в церквях. Сам отец Карло тоже ничем не украшен: черные брюки, черные туфли, черная рубашка с воротником на пуговицах, белая колоратка. Голос у него низкий и тихий, а при разговоре он не жестикулирует – ну или делает это не в стереотипной манере итальянского мужчины. Полы здесь мраморные, но мне представляется, что ходит он по ним совершенно бесшумно.
Отказ от показной роскоши может отчасти отражать влияние папы Франциска, на которого в свою очередь повлиял святой Франциск Ассизский – непритязательный, до безумия влюбленный в природу монах. Став папой, Франциск поселился в апартаментах, какими довольствуются рядовые клирики. Как и Торнини, он ездит на «форде-фокусе». На этой неделе я заглянула на мессу Великого четверга, на которой совершается обряд омовения ног. Обычно это скорее символический жест, чем реальное омовение, – так, побрызгать водичкой на тыльную часть стопы. «Франциск же вооружается жесткой щеткой и берется за дело всерьез», – со смехом сказала моя знакомая Кэрол Глатц, сотрудница Католической новостной службы. (И да, он отказался от красных туфель[63].)
Мне интересно, как далеко, по мнению папы, нам стоит заходить в плане почитания и сохранения мира природы и его диких обитателей? Перед моим приездом пресс-менеджер PAL выслал мне копию прекрасной энциклики Франциска «О заботе об общем доме». «У каждого творения – собственная функция, – пишет он. – Ни одно из них не лишнее». Папа пишет, что святой Франциск, глядя на солнце, луну или на самых маленьких животных, всякий раз начинал петь. Я зачитала этот отрывок отцу Карло.
Он слушает, кивая. «Святой Франциск заложил основы новых отношений природы и человечества. Если вы прочтете его стихи, вы найдете там выражения вроде "сестра Водица", "братец Солнце", "сестрица Луна"».
«А стал бы он петь про сестрицу Крысу?» Про братца Долгоносика, про дядюшку Трупиала, сожравшего 2 % подсолнечника Северной Дакоты?
Отец Карло говорит, что да, да, он стал бы. «Он пел даже про Смерть»[64].
– А что-нибудь конкретно о грызунах он говорил? – выпаливаю я.
– Нет, не говорил. Суть в том, что братство – это непростые взаимоотношения. Братья и сестры друг с другом частенько ссорятся. Неверно было бы думать, что существует идеальные отношения с кем бы то ни было. Любые отношения между людьми и природой не могут состоять из одних только положительных сторон. Обязательно будут и отрицательные. Все дело в том, как вы с ними обходитесь. (Отца Карло голыми руками не возьмешь.)