Я сглотнула, отвечая на его вопрос лишь мысленно. К этому времени их, вероятно, набралось уже больше пяти сотен. Поначалу я действительно хотела загадать желание – глупое, прихотливое. Теперь же жизнь меня научила не полагаться на старые легенды и сказки.
Нет, я складывала их для себя. Это вошло в привычку – и руки есть чем занять, и не так одиноко, когда Кики улетает с новостями к братьям.
Несмотря на то что я не ответила, мое молчание ни капли не смутило Таккана. Он выудил из котомки липкий рисовый мешочек в обертке из бамбуковых листьев, перевязанных бечевкой.
Я подняла голову.
– Ты всегда берешь их за ужином, – сказал он, развязывая веревочку.
Я признала в мешочке плод своих трудов: бечевка была завязана неправильно и слишком туго стягивала листья. Как бы мне ни нравилось это блюдо, освоить его пока не удалось.
Мой живот мятежно заурчал, напоминая о себе. Я еще больше сосредоточилась на журавлях, не обращая внимания на протянутый мешочек.
Кики зашуршала в корзинке с другими птичками, переползла ко мне на руку и укусила за локоть.
«Ешь, Сиори!»
«Я не голодна».
«Не голодна? Я что, зря привела Таккана? Между прочим, найти его было нелегко, и он чуть меня не увидел!»
«Это ты его привела? – я сделала вид, что смахиваю снег с рукавов. – Я думала, ты хочешь, чтобы я его игнорировала».
«С чего ты взяла?– она снова укусила мою руку, словно это поможет вразумить меня. – Ты оживила меня из надежды, Сиори. Думаешь, впав в отчаяние, ты сможешь снять чары с братьев? Пообщайся с ним!»
– Лина, что у тебя в рукаве? – добродушно поинтересовался Таккан. – Если это пирожные, то я забираю рис.
Мой дух сопротивления растаял – всему виной голод. Я забрала мешочек и съела его в два счета, тщательно пережевывая клейкий рис. Затем вытерла рот и довольно вздохнула.
– Чаю?
«Нет». Меня можно подкупить, но лишь единожды.
Я скрестила руки и подняла взгляд. Таккан тоже ел мешочек с рисом, на лавке рядом с ним стояла фляга с чаем.
Сегодня он выглядел иначе. Вместо брони на нем была новая длинная темно-синяя куртка, запахнутая на уровне шеи. Штаны гречневого оттенка придерживались на талии тонким черным пояском. Теперь он больше походил на человека, с которым мне хотелось бы дружить, чем на осанистого стража. Интересно, а сам он считал нас друзьями?
– Я бы пришел за тобой раньше, но уезжал со стражами… – внезапно произнес Таккан, – охотился на волков.
Я сжала бамбуковые листья в кулаке. «На волков?»
– Мы нашли их логово. Остальные пришли к выводу, что в них нет ничего подозрительного, это обыкновенные звери… и уж явно не часть скоординированного нападения лорда Юдзи и его приспешников. Но я пока в этом не уверен.
Скинув капюшон, он спустился на ступеньку ниже моей и очень тихо сказал:
– Ты тоже там была, Лина. Ты заметила что-то необычное в тех волках?
Я крепко поджала губы. Слава богам, он тоже это заметил! «В одном из них так точно. Самом мелком, с желтыми глазами», – я постучала пальцем по лодыжке, показывая, что на нем был золотой браслет.
– Я тоже видел, – пробормотал Таккан, – и не могу перестать думать об этом. Союзнику лорда Юдзи служит чародей по прозвищу Волк… Они связаны амулетом.
Как говорил Сэрю, чародеи обязаны служить любому, кто обладает их амулетом.
– Когда я рассказал об этом остальным, – продолжил Таккан, – они заявили, что я спятил, раз думаю… думаю, что с теми волками было что-то странное. Раз думаю, что это могла быть… – он замешкался.
«Магия?» – вывела я на ладони.
– Да… Магия.
Таккан вздохнул.
– Мне мало что известно о магии, Лина, но я слышал истории о ней за пределами Кияты. В каждой из них чародеи представлены более коварными, чем их хозяева. И что-то мне подсказывает, что этот Волк такой же.
Он тихо посмеялся сам над собой.
– Только послушай меня, полагаюсь на какие-то сказки для разработки собственной стратегии. Все сосредоточены на том, чтобы победить аландийцев, а я тем временем беспокоюсь о каком-то Волке. Хорошо, что я не советник императора и не командир его армии. Неудивительно, что все думают, что я выжил из ума.
Я подалась чуть ближе, показывая, что вовсе так не считаю.
– Порой мне кажется, что магия никогда не покидала Кияту, – прошептал Таккан. – По крайней мере, не полностью. Я даже подумываю, что принцы и принцесса сами были заколдованы – это единственное объяснение, почему никто не смог их найти. – Его губы поджались. – Но, возможно, я просто дурачу самого себя. Тутошние зимы умеют сбить с толку.
Я внезапно поежилась от холода. Таккан так близко подобрался к правде и даже не ведал об этом. Мои пальцы сжались на незаконченном журавлике.
Я сделала последнюю складку, расправила крылья птички и показала ее Таккану.
– Что это, голубь?
«Нет».
– Лебедь?
Постучала по бумажной голове.
– Журавль?
«Да». Я сложила еще одного журавлика. Затем еще и еще, пока их не стало шесть. Они встали неровным кругом. Больше я не осмеливалась давать ему подсказок.
– Шесть журавлей… – протянул Таккан. – Боюсь, я не понимаю.
Ну, само собой. Несправедливо вот так заставлять его играть в угадайку, будто в конце ждала какая-то награда.
Меня охватили досада и чувство вины. Я высоко подкинула журавликов. Те полетели вниз по лестнице, покачивая головами на ветру, и приземлились на снег. Но один предпочел опуститься мне на руку. Мы с Такканом подняли его за крылья. Наши пальцы находились так близко, что я почти ощущала тепло его кожи.
Убрав руку, я повернулась к чаю, от которого ранее отказалась. Тот давно остыл, но не горчил, стекая по моему горлу. Его аромат еще не выветрился, а остатки тепла успокоили мне душу.
Таккан поднял последнего журавлика на ладони.
– Они важны для тебя, не так ли? Эти журавли.
Хоть на это мне можно было ответить. Я кивнула.
– Ты знаешь, как у них появились эти красные «шапочки» на голове?
«Нет. Расскажи».
– Всем известно, что Эмуриэн была величайшей из семи богов, – начал он пересказывать излюбленную киятанскую легенду, понизив голос. – Она создала океан из своих слез и окрасила небеса своими мечтами, а блеск ее волос превосходил сияние всех звезд во Вселенной. Ее локоны были настолько блистательными, что солнце попросило подарить ему одну прядку и носило ее как ожерелье, чтобы озарять весь мир.
Его переливчатый низкий голос напоминал мелодичные звуки цитры.
– Землю окутал свет, и тогда Эмуриэн смогла наблюдать за людьми, обитавшими внизу. Она полюбила их, но видела, что люди слабые, жадные и завистливые. Каждое утро она срезала волосы, приглушала их сияние алой краской – цветом силы и крови, – и связывала судьбы разных смертных любовью. Но с каждым отрезанным локоном ее сила слабела, поэтому она создала из облаков тысячу журавлей – священных птиц, что помогали ей в работе.
Таккан взял два отрезка бечевки от рисовых мешочков и сунул один в клюв журавля.
– Со временем она отдала столько силы, что больше не могла оставаться на небесах и упала на землю. Журавли пытались поймать ее, но случайно пролили алую краску себе на макушки, и так возникли красные «шапочки», которые сохранились до нашего времени, – его голос смягчился. – Увидев это, Эмуриэн улыбнулась в последний раз и заставила их пообещать, что они продолжат ее дело – соединять судьбы.
Журавли улетели на небеса, молясь о ее возрождении. И хоть боги тоже хотели вернуть сестру, это было не в их власти. Посему они посадили последнюю прядь ее волос в землю, надеясь, что однажды Эмуриэн переродится. Так и произошло, но эту историю я расскажу в другой раз.
Он поднял с земли еще одного журавля и сунул ему в клюв второй отрезок бечевки.
– И по сей день журавли несут нити нашей судьбы. Говорят, что каждый раз, когда пути людей пересекаются, их нити переплетаются. А когда они начинают дорожить друг другом или давать взаимные обещания, нити завязываются узлом.
Таккан связал два отрезка бечевки и понизил голос:
– Но когда они влюбляются, их нити соединяются в одну, – он связал вторые концы бечевки, замыкая круг. – И их судьбы неразрывно связаны.
Я замешкалась. «Если судьба – это кучка нитей, то я возьму ножницы, – говорила я наставникам, когда они рассказывали нам об Эмуриэн. – Я сама решаю свою судьбу. Так, как мне угодно».
Принцессе легко такое говорить, но я больше не принцесса.
Я запоздало потянулась к Таккану, но ветер опередил меня и смел веревочки с его ладони.
Они упали на снег, и я кинулась за ними, но либо ветер был слишком быстрым, либо я – слишком медленной. Наши нити судьбы закрутились в воздухе, паря над крышами, а затем улетели далеко-далеко.
Одним богам известно, что с ними стало.
Глава двадцать седьмая
Я готовила с Чижуанем на кухне: мы нарезали овощи, рядом непрерывно шипели чайники и гремели котелками к обеду поварята. Как вдруг сквозь шум и гам пробился пронзительный крик.
Я вытерла нож о передник и посмотрела на Чижуаня. «Что случилось?»
– Сходи проверь.
Схватив плащ, выбежала на улицу. У сада напротив северных ворот уже собралась толпа.
Первым увидела Хасэге, который вел Зайрэну через группу мужчин и женщин. Она несла черный шелковый веер с кисточками из бисера и прикрывала им все лицо, кроме глаз.
Это она кричала? Да нет, не может быть. Ее подбородок был задран, рукава аккуратно подвернуты на запястьях, поступь медленная, словно Зайрэна шла в храм на молитву.
«Что она тут делает? И что вообще происходит?»
Зайрэна сложила веер и присела, ее белый халат слился со снегом. Я поднялась на цыпочки, присматривая за Кики, которая вылетела из рукава, чтобы взглянуть поближе на происходящее.
А затем увидела…
На снегу лежал мертвый страж. В рассеянном свете зимнего солнца его неподвижное тело облепили тени. Кто-то закрыл ему глаза тонким поясом, но я сразу же его узнала.