– Главный талант Чу – в обращении с огнестрельным оружием. Поверьте, винтовкой или автоматом он владеет ничуть не хуже. Просто фантастически. Как и у него, у меня тоже есть свой особый талант. Я обладаю, – Шейла сделала паузу, посмотрела на Малькольма и улыбнулась, прежде чем продолжить, – способностями к языкам. Я говорю по-английски, по-китайски и еще на нескольких языках, вам не обязательно знать каких, – с одинаковой легкостью. Я даже могу имитировать акценты и диалекты, хотя мой «бостонский» и стоило бы немного подшлифовать. Как вы наверняка понимаете, в этом бизнесе такие способности неоценимы. Даже представить трудно, как бы ваши работодатели обращались с вами, знай вы что-нибудь еще помимо школьного французского и институтского испанского.
Малькольм улыбнулся.
– И представить себе не берусь. И все равно, это не объясняет того, почему… почему вы занимаетесь вот этим.
Девушка резко остановилась и повернулась к Малькольму. Несколько секунд, на протяжении которых ему становилось все более не по себе, она смотрела на него в упор, молча.
– Что ж, пусть так. Старый добрый вопрос: «Что такая хорошая девочка делает в месте вроде этого?» Я все гадала, зададите вы его или нет. – Тон ее сделался ледяным. – Значит, вы действительно хотите знать, почему я служу тоталитарному, нехорошему, коммунистическому китайскому правительству? Почему я не умираю от желания быть с вами, на стороне добра, права и чистоты?
– Этого я не говорил, – вяло возразил Малькольм. – Я не…
– Не настолько глупы? – перебила его Шейла, на этот раз громче. – Надеюсь, что нет, Рональд «Кондор» Малькольм. Надеюсь, что нет. Вы спрашиваете, почему я здесь. Я уже ответила. Я китаянка. Пока ваши предки разгуливали по Европе в звериных шкурах, мои предки изучали науки. Когда Запад наконец дозрел до того, чтобы использовать изобретенный нами порох, мой Китай оказался одним из первых мест, куда вы пришли топтать землю и отдавать белье в стирку. Столетиями вы использовали нас. Но больше такого не будет. Мой народ больше не голодающие кули. Нам не приходится ломать голову над тем, какую машину купить в следующем году, мы слишком заняты тем, чтобы жить и выживать. Один американец сказал мне как-то, что в его молодости все считали: Китаю никогда не бывать мировой державой, потому что огромное население обрекает его на подчиненное положение. И это вы полагаете, что мы верим в «историческую неизбежность». Так вот, теперь мы мировая держава и добились этого за тем самым «бамбуковым занавесом», который вы сами и посадили: мы просто собрали урожай, которого вы не ожидали. Я вижу, вы смотрите на меня, и знаю, что думаете. Что я не очень похожа на китаянку. Помните мою легенду? С японскими корнями, с японской родней в этой стране. Отчасти это правда. У меня есть японские корни. Мою мать изнасиловал японский солдат – незадолго до их бегства из нашей страны в конце Второй мировой. Вот что она получила в награду за то, что была китаянкой. Это было давно, но в этом веке. Меньше чем за поколение, на глазах у моей матери Китай стал сильным – таким сильным, что смог накормить своих людей, таким сильным, что никто теперь не осмелится вторгнуться к нам, чтобы править и насиловать.
Теперь уже Шейла кричала, хотя кроме Малькольма ее никто не слышал.
– Почему я здесь? Явный враг, угроза вашей стране, да? Враг вашей «демократии»? Да потому, что ваша демократия не накормила мой народ, не помогла моему народу. Ваша любящая свободу страна делала и делает все, чтобы поработить нас. От опиумных войн, от потрясений послевоенных лет до поддержки вашей марионетки. И что бы вы ни делали, а мы там, где мы есть. И что дальше? Лекция насчет свободы выбора? О чистоте вашей страны, о нашем насильственном единообразии? А кто решает, какие штаны будут носить мужчины на Западе в следующем году: клёш или в обтяжку? Надо ли приделывать машинам большие плавники или нет? Каких кандидатов допускать до выборов? Насильственное единообразие, говорите?
И при всем этом вы еще спрашиваете меня, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь? Я китаянка. Я живу этим, дышу этим. У меня есть на это причины. А вы, кто вы такой? Заурядный государственный чиновник, скучающий, немного сноб, самодовольный, ленивый. Случайно ступивший на эту дорогу и идущий по ней в силу инерции. И вы еще задаете вопросы!
Шейла замолчала, чтобы перевести дух. Глаза ее горели, волосы спутались, плечи и грудь тяжело вздымались. Малькольм потрясенно смотрел на нее, пока ее гнев угасал. Даже после того, как она успокоилась, он не нашел что ответить. Когда Шейла снова повернулась, чтобы идти к дому, Малькольм осторожно дотронулся до ее руки. Она отпрянула и застыла, пригнувшись – как он понял, в оборонительной стойке. Малькольм продолжал протягивать руку в ее сторону. Даже поняв, что он не собирается обижать ее или угрожать, Шейла почти не изменила позы.
– Я не насиловал вашу мать, – произнес Малькольм, облизнув пересохшие губы.
Вернувшись, Чу застал их в разных комнатах. Шейла возилась у раковины на кухне, оттирая копоть с медных кастрюль. Малькольм сидел в гостиной, сосредоточившись на собственной версии пасьянса «Лас Вегас» – это с детства помогало ему отвлечься. Едва ступив на порог, Чу ощутил их угрюмое, на грани злости настроение, но предпочел демонстративно не обращать на это внимания. Он полагал, что знает причину этого, и не слишком беспокоился на сей счет. Прежде всего он знал, что девушка доложит ему все, стоит только приказать. Чу напустил в голос больше энтузиазма.
– Ура, товарищи, успех! Начальник одобрил мой план!
– Отлично, – вздохнул Малькольм, перевернув карту. Восьмерка пик, нет хода. – И что делаем дальше?
Шейла вышла из кухни в гостиную. Чу жестом велел ей сесть на диван напротив Малькольма, а сам выбрал кресло у журнального столика.
– Что делаем? Продолжаем действовать согласно плану. Вот как раз вы двое и приведете его в движение.
– Вы, возможно, забыли, – медленно произнес Малькольм, переворачивая следующую карту. Тройка бубен, нет хода. – Я ведь до сих пор не знаю, в чем этот ваш план заключается.
– Ничего особенного, – успокоил его Чу. – Вы просто продолжаете выполнять задание, на которое послало вас руководство, – так, как делали это прежде. Вы ведете свой «опрос», пытаясь обнаружить хоть что-нибудь. Мы тем временем ждем и смотрим, что получается у ваших коллег. Мой начальник согласился также принять доступные меры к тому, чтобы по своим каналам оказать давление на Крумина, хотя мы с ним думаем, что эти меры вряд ли достигнут успеха. Однако при всех этих шагах в целом что-нибудь да получится. И тогда наибольшие шансы оказаться на месте будут у нас троих. Когда это произойдет, когда мы обнаружим Крумина – а я исхожу из того, что мы его найдем, – нам с Шейлой понадобится всего несколько минут и ее замечательный чемоданчик с инъекциями, чтобы узнать все о его китайских операциях. А потом он всецело ваш – ваш и вашего старикана из Вашингтона.
– Все равно не понимаю, – признался Малькольм. – Я продолжу свое исследование, так? И с чего вам верить в то, что я стану докладывать вам обо всем?
– Только с того, – невозмутимо ответил Чу, – что вы будете не один. Даже, боюсь, в такие интимные моменты, как поход в душ. Начиная с этой минуты при вас будет находиться Шейла.
– Что?
– Вот именно, – подтвердил Чу. – С этой самой минуты. Похоже, для дальнейшего исследования вам требовался помощник, вот она и прилетела в Монтану, чтобы помочь.
Несколько долгих мгновений Малькольм потрясенно пялился на Чу. Смотреть на Шейлу он избегал, но чувствовал, что и она не осмеливается или не хочет глядеть на него.
– Но это бред какой-то, – выдавил он наконец. – Даже если об этом не узнает мое начальство, уж в Шелби-то никто в такое не поверит. Они и так считают, что эти опросы – дурацкая трата времени и денег. А уж если увидят, что этим занимаются двое, то просто взбунтуются: нажалуются в Минобороны, напишут письма конгрессмену от штата, в газеты – куда угодно. От моей легенды и клочков не останется. И от ее тоже.
– Совершенно верно, – согласился Чу. – Совершенно верно. Поэтому мы подкинем всем еще один маленький секретик. Этого они, возможно, не одобрят, но и возражать не станут. Вы намекнете им, что ваша, так сказать, помощница совмещает помощь вам со своим отпуском. Можете даже поделиться этим секретом с ограниченным кругом людей – ну, например, с местным агентом министерства. Не напрямую, намеками, но проговоритесь.
– О чем?
– О том, что ваша, так сказать, помощница приехала к вам неофициально, чтобы быть с вами. Потому что она не ваша сослуживица, а ваша подружка. Это они наверняка примут.
Забыв о пасьянсе, Малькольм откинулся на спинку стула. Он видел, что Шейла не выказывает ни удивления, ни возмущения – вообще никаких эмоций.
– Вы, верно, шутите, – произнес он наконец.
– Вовсе нет, – возразил Чу. – Это совершенно гениальный план. Один маленький секрет, сделавшись известным, заслоняет собой все остальное. Старо как мир. Если вы двое поработаете немного над легендой, все пройдет как по маслу. У нас еще несколько часов на то, чтобы утрясти детали. Более чем достаточно времени, ведь вам не так уж много нужно обговорить, чтобы история казалась правдоподобной.
– А если не сработает? – поинтересовался Малькольм в слабой надежде на то, что его скептицизм обескуражит Чу.
Чу не обратил на этот пессимизм ровно никакого внимания.
– Сработает. Но, конечно, – добавил он, – если вы считаете, что план нежизнеспособен, а значит, и стараться реализовать его нет смысла, мы просто вынуждены будем вернуться к первоначальному плану. – Чу нарочито медленно расстегнул нижнюю пуговицу своей джинсовой куртки.
Малькольм не стал медлить с ответом.
– Ну, что угодно – все лучше первоначального плана.
Чу улыбнулся.
– Я так и знал, что вы оцените ситуацию именно таким образом. А теперь давайте-ка подкорректируем немного ваши биографии. Шейла, ты ведь немного знакома с Сан-Франциско. Тем более у американцев Восток все равно ассоциируется в первую очередь с этим городом, так что давай ты будешь родом оттуда, хотя с тех пор тебе довелось много где побывать. Ты примерно одного с Малькольмом возраста, и вы познакомились… Где? В колледже? Думаю, это сойдет, а потом встретились снова год назад, когда ты тоже устроилась на работу в Службу. А теперь давайте обсудим, как вы познакомились, где, когда, обстоятельства первого свидания, взаимные симпатии и антипатии, места, где вы бывали вместе, какие-то забавные события. Малькольм, есть предложения?