Шесть дней
Не ищите на карте города, где живут и работают мои герои. Так же вымышлены и события — расследование аварии. Но герои подсмотрены в жизни на разных заводах и соединены вместе в драматических коллизиях романа.
ЧАСТЬ I
I
В ночной неурочный час Ковров шел по заводу к доменному цеху. Ураганный ветер грохотал в темноте на кровлях железом, вырывался из-за стен цехов и едва не валил с ног. Когда Ковров поднялся из тоннеля, пересекавшего мартеновский цех, ветер мягким ударом привалил его к выраставшей из-под земли могучей трубе. Стоило немалых усилий оторваться от кирпичной башни, где-то вверху терявшейся в ржавых, подсвеченных расплавленным чугуном космах туч. Вспыхивали зеленые молнии короткого замыкания — ветер рвал электропроводку. На стальном пешеходном мосту Ковров глянул в темень ночи, рассекаемую зелеными вспышками, и поразился грозности открывшейся сверху картины. Во мгле ураган гнал вниз с высоких труб мартена клубы дыма. Пламя мартеновских печей металось за решетчатыми окнами цеха, создавалось впечатление, что даже огонь ищет спасения от урагана. Около домен грохот железных листов сливался с воем ветра в исполинских конструкциях. Никогда еще не приходилось видеть Коврову такого разгула стихии над заводом. Кто в такую ночь помешает вести запретные эксперименты? Самое подходящее время.
Он вошел в здание опустевшей в поздний час цеховой столовой и просидел там за стаканом молока с булкой — лишь бы скоротать время — до закрытия. Надо было дождаться трех часов ночи, когда горновой Андронов ненадолго освободится после выпуска шлака и сможет помочь на испытании схемы.
Из столовой Ковров поднялся к шестой печи. Грохот урагана здесь несколько заглушался бетонными переборками и шумом воды, льющейся под напором в холодильниках. Он прошел в пирометрическую, откуда велось управление печью. Рычажки приборов-самописцев бесшумно чертили на широких лентах и кругах миллиметровки красные и фиолетовые чернильные линии. За щитами с легким треском срабатывали реле, гасли и вновь зажигались цветные глазки на схеме загрузки печи шихтой… Создавалось впечатление, что в безлюдной пирометрической управление ходом доменной печи ведут скрытые где-то здесь автоматы. На самом деле машины, механизмы и управляющие их работой реле автоматики были смонтированы в других залах. В одном из них и стояли давно отключенные автоматические устройства, ради которых Ковров пришел сюда и теперь ждал появления Виктора Андронова. С недавних пор Ковров был переведен из газовщиков на должность заместителя старшего мастера газового хозяйства, работал только в дневную смену, и лишь стремление не попадаться на глаза начальству со своими экспериментами привело его на завод ночью.
Кто-то вошел в пирометрическую. В открывшуюся дверь ворвался рев горячей струи газа, вдуваемого в каупер, погромыхивание крана, волокущего скрапины чугуна к стальному коробу… Все эти разнородные шумы, сливаясь, заполняли помещение ровным гулом всякий раз, когда открывалась дверь. И тут же, едва дверь захлопывалась, наступала тишина.
Ковров обернулся и увидел у порога сменного электрика Ларису Касьяник, невысокую, в комбинезоне и светлой пластмассовой каске, из-под которой выбивались прядки волос.
«Некстати…» — с досадой подумал Ковров. Он давно уже старался не впутывать в свою рискованную, категорически запрещенную мастером Черненко работу еще и Ларису. Достаточно одного Виктора Андронова, которому замыслы Коврова не грозили никакими осложнениями: что возьмешь с третьего горнового, не имеющего никакого отношения ни к автоматике, ни к электромеханизмам?
— Вы, Алексей Алексеевич? — удивилась Лариса. — Вы же теперь в дневную работаете.
Ковров пробормотал:
— Да тут, понимаете…
— Вам отдыхать давно пора. Спать.
— Задержался после смены, — сказал Ковров, опуская глаза.
— Опять с автоматикой кауперов? — догадалась Лариса. — Черненко вам запретил, так теперь ночью?
За бетонными переборками — окон в пирометрической не было — послышались заглушенные раскаты грома.
— А как сейчас домой уйдешь? — избегая прямого ответа, сказал Ковров. — Вымокнешь до нитки. Молнией пришибет. Железо кругом.
— Ужас что делается. Шла с восьмой печи, все ревет, грохочет.
Лариса присела за стол с телефонами напротив Коврова, посидела молча, о чем-то задумавшись, потом сказала с горечью в голосе:
— К утру ураган, наверное, стихнет… А мне и тогда хоть домой не ходи…
— Опять?.. — спросил Ковров.
Лариса не ответила. Уголки ее губ опустились, лицо стало невыразительным. Ковров смотрел на нее и думал о том, как легко и просто, не стесняясь, рассказывают они друг другу о своих семейных делах. Странные отношения! Когда-нибудь на свободе надо разобраться…
— На той неделе, когда вернулась с вечерней, — заговорила Лариса, — потребовал денег на водку. Не дала. Совсем может спиться. Хотел ударить… — Лариса помолчала. — Ушла на кухню. Выбил стекло в окне, сказал: «Подыхай здесь…» И заперся в комнате. Пришлось к подруге на ночь уйти.
— Почему не позвонили? — с укором сказал Ковров.
— Хотела позвонить. Потом подумала: приедете, Алексей Алексеевич, только скандал получится. Перед соседями совестно, я же виноватой и останусь… На другой день протрезвился, на коленях прощения просил… Простила.
Ковров молчал, его охватило неприятное чувство оттого, что она простила. «Что это со мной?» — спросил себя.
Лариса неожиданно сказала:
— История такая со мной приключилась… — и замолкла: говорить ли? — Парень один… не знаю уж, влюбился, что ли?.. Домой провожает, сойдет с автобуса последним, затеряется в толпе позади и доводит до самого дома. А встретится — молчит или ни с того ни с сего грубить начинает. Странный такой. Мне кажется, хочет поговорить и не решается. Конечно, знает, как у меня с мужем, ну вот… — Лариса вскинула глаза: — Что сказать, если решится и признается? Посоветуйте, Алексей Алексеевич.
— А вы к нему как относитесь? — спросил Ковров и отвел глаза, вырвалось как-то само собой. Никогда он не пускался в такие разговоры даже с Ларисой.
— Как я могу относиться? Для меня он мальчик совсем.
— В чем же тогда сложность?
— Но ведь… наверное, не зря за мной ходит. Ему-то каково?
Ковров вскинул на нее глаза. Лицо Ларисы было задумчивым, строгим, складочка легла между бровей.
— Но что же вы можете ему ответить?.. — удивился он.
— Ничего, — согласилась она. — Но по-разному можно сказать.
— Для меня это слишком тонкий вопрос… — сказал он. — Ко мне никто никогда не проявлял такого сострадания.
— А мне кажется вполне естественным думать о том, что будет чувствовать человек.
— А… кто он? — смутившись спросил Ковров.
Лариса медлила, легкий румянец окрасил ее бледные щеки.
— Нет, не стоит вам знать, — сказала она. — Ведь это не моя тайна.
— Какое я имею право спрашивать? — произнес Ковров, соглашаясь с Ларисой. — Так, случайно с языка сорвалось. Не очень-то я гожусь в советчики по этой части.
Ковров посмотрел на круглые электрические часы на стене, было без десяти минут три, скоро придет с литейного двора Андронов.
Резкий телефонный звонок прервал его размышления. Он поднял трубку. Мастер второй печи спрашивал, нет ли на шестой сменного электрика.
— Здесь, — ответил Ковров. — Здесь она. Сейчас пришлю. — Кладя трубку, сказал Ларисе, что ее вызывают на вторую печь.
И в это время вошел тот, кого ждал Ковров, — Виктор Андронов, в широкой шерстяной робе горнового и в затертой пластмассовой каске. Остановился у двери, оглядывая их обоих.
— Помешал я тут… — сдержанно сказал он.
— Витя, как ты можешь помешать? — сказала Лариса, поднимаясь из-за стола.
Андронов, видно, по-своему истолковал ее поспешное движение.
— Я помешал, могу и уйти… — резковато сказал он.
— Ты, Витя, никогда меры не знаешь, — оборвала его Лариса и торопливо пошла к двери.
Ковров глянул на часы: ровно три. Андронов пришел точно, как и договорились, значит, с интересом ждал испытаний.
— Обиделась! — воскликнул Виктор. — А что я такого сказал?
— Наверное, есть на что обижаться, — заметил Ковров и невольно подумал: «Уж не Виктор ли Андронов?.. От него можно ждать чего угодно, взбалмошный парень…»
— Вы что имеете в виду? — неприятным, режущим слух голосом спросил Андронов.
— Ну хорошо, оставим… — с досадой на самого себя за неуместное предположение сказал Ковров.
— Что оставим? — не уступал Андронов.
— Спор этот оставим.
II
Андронов устроился у стола с телефонами, откинулся на спинку металлического стула и широко развел острые колени. Каска и роба, да еще посеревшее от усталости с ввалившимися щеками лицо старили его, а на самом деле и по годам, и по своему поведению — мальчишка. Работал Виктор третьим горновым у шлаковой летки, где никакой механизации не существовало. Кстати и некстати Андронов требовал засадить за работу сто конструкторов для улучшения условий труда горновых. Весь доменный цех прослышал об «андроновской сотне», Виктор не упускал случая ругнуть и начальника цеха, и обер-мастера — Деда, как его называли, и инженеров по технике безопасности за то, что они не хотят внедрять новые механизмы, облегчающие труд рабочих, боятся, утверждал он, чтобы не нагорело от начальства: занялись, мол, изобретательством, вместо того чтобы чугун давать. Андронов перешел на второй курс вечернего металлургического института, читал бюллетени технической информации, спорить с ним было не так-то просто.
Первой его «жертвой» стал мастер Бочарников, доменщик опытный, но без технического образования. Бочарников, доброй души человек, вывел в люди многих парнишек, начинавших у доменной печи свой трудовой путь, но для споров с горновым-студентом эрудиции у него явно не хватало, и, может быть, поэтому он считал Андронова пустобрехом. До недавнего времени, пока Андронову не надоели постоянные стычки с мастером, работали они в одной смене. На производственных совещаниях от речей горнового Бочарникова пот прошибал. Он рассказывал друзьям, что «андроновская сотня» стала сниться ему по ночам и не дает как следует выспаться. Свою гипертонию он тоже приписывал кошмарной сотне прилипших к чертежным доскам инженеров, и ни видеть, ни слышать Андронова спокойно не мог, даром что тот был сыном его друга, с которым вместе во время войны кончал ремесленное. Но Андронов-отец второй год помогал индийским металлургам осваивать доменные печи, и управы на Виктора не было.