— Безусловно, хороший директор, — сказал Меркулов и с каким-то вызовом взглянул на собеседника. — Заводу нужен сильный, волевой руководитель, человек, способный сопротивляться мелочным наскокам и не проявлять ложной доброты там, где надо защищать интересы производства, в конечном счете, государственные интересы.
Андронов молчал. И как тут было не молчать, он хорошо помнил, что и сам счел назначение Логинова правильным именно потому, что новый директор сразу же принялся твердой рукой наводить порядок.
— Да я и сам считал, что нужен такой директор, — угрюмо сказал Андронов. — Так считал перед тем, как уехать… А вот авария на заводе…
— Какая авария? — седые тощие брови Меркулова поползли вверх, на лбу отчетливо определились давно въевшиеся в кожу ниточки морщинок.
— А вы разве не знаете, почему Григорьев вылетел к нам? — Андронов нахмурился и осуждающе посмотрел на Меркулова.
— Не знаю… Григорьев мне ничего не сказал, я звонил ему накануне. Случаются на заводах аварии: громадные сооружения, высокие давления, высокие температуры… Бывает иногда… Плохо это, конечно, но кто гарантирован от редкой все же случайности?.. Лет через десять, наверное, доменный процесс, а вместе с ним и сталеплавильные агрегаты начнут уходить в историю, будут строиться установки прямого восстановления железа.
Андронов, усмехаясь, спросил:
— Что же, совсем уйдет доменная печь, Иван Александрович?
Меркулов уловил оттенок горечи и в усмешке, и в вопросе доменщика, успокоительно сказал:
— На наш с вами век хватит, установки прямого восстановления будут действовать параллельно с доменными печами, переход, как можно думать, совершится плавно, без разрушения действующих печей. Процесс прямого восстановления существует, нужны дополнительные разработки, чтобы удешевить его. Пока что он экономически невыгоден.
— Так ведь на нашем заводе начинали, — сказал Андронов. — Григорьев начинал. Стояла у него маленькая установка за первой печью, и был там мастер Васильев. Спрашивает однажды у Григорьева: «Вам какую сталь, Борис Борисович?» Григорьев в шутку говорит: «Давайте, Николай Васильевич, сталь-три…» Тот вскоре приносит пробу: «Вот!» Глядит Григорьев и глазам на верит: похожа! Послал в лабораторию, приносят анализ: «Сталь-три спокойная…» Так если у нас процесс разработан, не пойму, зачем договор заключили с капиталистической фирмой на постройку экспериментального завода прямого восстановления? Я и в «Правде» читал, мы газеты в Индии регулярно получали.
— Живем мы на одном шарике, — сказал Меркулов, поглядывая на собеседника своими добрыми глазами, — по-соседски хотим жить. А по-соседски — значит и торговать… Григорьев настоял: надо, говорит, посмотреть, как в других странах делается. Правильно настоял, понимает, что научно-технический прогресс замкнуть в рамки одной страны невозможно, вот тут Григорьев, безусловно, прав.
— Но вы так и не сказали, в чем вы не можете его понять, — напомнил Андронов. — В чем же? Это очень мне интересно. Наверное, что-то связанное с задержкой строительства домны у нас на заводе?
— Мы с вами немного отвлеклись, — виновато улыбаясь, сказал Меркулов, поднял на гостя свои светлые глаза и спросил: — Вы знаете, что некоторые у нас здесь называют Григорьева черным котом?
Андронов рассмеялся и, пожимая плечами, сказал:
— Не похож…
— Черный кот, — сказал Меркулов с серьезностью, опять вызвавшей улыбку Андронова, — неизвестно, куда прыгнет…
— Что это значит? — Андронов никак не мог понять, шутит собеседник или в самом деле говорит серьезно. — Григорьева и у нас называли по-разному, но про черного кота в первый раз слышу. Что значит?
— А значит, что никто не может сказать заранее, какое решение примет Григорьев по тому или иному вопросу. Никто не может… Вот и говорят: как черный кот, неизвестно, куда прыгнет…
— Ну, а к примеру?.. — спросил Андронов, стараясь понять, в чем же дело. — Ну, по какому вопросу?
— А, к примеру, вот вам история, Александр Федорович. Мы проектировали одно устройство для этой новой домны на вашем заводе. Принципиально совершенно новое. Огромный диаметр печи, надо, чтобы шихта распределялась равномерно по всей поверхности материалов… Ну, вам нечего объяснять. Григорьев разработал принцип устройства и дал теоретическое обоснование. Когда мы решили сделать заявку, я позвонил ему, предложил включить в авторский коллектив. Он сказал, что надо подумать. Вот тогда наши товарищи и принялись обсуждать, о чем будет думать Григорьев: то ли боится, что на практике новый механизм может себя не оправдать, короче, ответственности боится, то ли из скромности. Большинство склонилось к тому, что боится. Как всегда, понять его не могли. И никто не осмелился предсказывать, что он нам ответит.
— Наверняка отказался! — с такою решительностью воскликнул Андронов, что собеседник воззрился на него, наморщив лоб. Не ожидал столь определенного ответа. — Но не потому, что боялся, — не менее решительно добавил Андронов.
— А почему же? — с интересом спросил Меркулов.
— А потому, что не захотел оказаться хоть в малейшей зависимости от вас. Очень просто! — Андронов откинулся на спинку стула и, чуть склонив голову на бок, без улыбки, прямо, глаза в глаза, смотрел на Меркулова.
— Любите вы его, — сказал Меркулов и мягко улыбнулся. — Вот мой сын с ним работает, в ФРГ вместе они ездили демаговскую литейную машину смотреть, так ему Григорьев тоже нравится, даже очень нравится… Да, любите вы вашего Григорьева и потому идеализируете.
— Я его просто хорошо знаю, — возразил Андронов.
— Но и я его знаю, а понять не могу, — неуступчиво заметил Меркулов. — Вот уж эта печь на вашем заводе, кажется, его же детище, его идея, за которую он должен «болеть». А знаете, к чему привел отказ Григорьева войти в авторский коллектив? Послушайте, что из этого получилось. Вот только сейчас узнал…
И Меркулов рассказал, как те, кому надлежало проштамповать рабочий проект печи увеличенного объема на заводе Андронова, восприняли отсутствие Григорьева в заявке по-своему: сочли, что он сомневается в доброкачественности проекта. Непререкаемый авторитет Григорьева-доменщика в данном случае сыграл отрицательную роль, «добро» на строительные и монтажные работы до сих пор не последовало.
— Ну, а он что же?.. — сведя брови к переносью, резковато спросил Андронов.
— Вот я и задаю себе этот вопрос, — сказал Меркулов. — Может быть, еще не знает? Я рассказал вам о самых последних событиях. Но в конце концов, уж если он такой умница, как следует из ваших слов, мог же он предвидеть последствия своего… иначе не назовешь, чудачества?
Меркулов, подняв брови, смотрел на Андронова.
— А что же ему на заводе скажут? — спросил Андронов. — Особенно после этой аварии?
— Да! Вы, производственник, сразу уловили главное. Действительно, каково ему сейчас будет на вашем заводе объяснять задержку строительства печи? И что, собственно, он сможет обещать коллективу? Директор завода Логинов сегодня звонил не в ваше Министерство черной металлургии, а в наше — тяжелого машиностроения, говорят, буквально рассвирепел, когда ему обо всем сообщили. Значит, там на заводе, уже знают. Не завидую я Григорьеву.
— Иван Александрович, ну а вы… вы же можете что-то сделать? Ведь это в вашем министерстве задержка произошла? Почему не делаете? — в упор спросил Андронов.
— Я ждал этого вопроса, Александр Федорович, — Меркулова, казалось, нисколько не смутил требовательный тон гостя. Он знал производственников, привык к их жестковатости и прямолинейности, когда дело касалось заводских нужд, и не обижался; сам был таким же неуступчивым и жестким в деловых отношениях с работниками, от которых зависела судьба его машин. — Есть подспудные течения, которых я пока не могу понять… — заговорил он, хмурясь и не глядя на Андронова. — Идет какое-то сопротивление, и я еще не могу установить, откуда. Конечно, со своей стороны я приму меры для ускорения строительства печи, как только станет ясно, от кого исходит сопротивление… Но уверяю вас, — он вскинул глаза на Андронова, — если бы стояла подпись Григорьева, никакие эти подспудные течения не помешали бы делу. Вот с нашей машиной непрерывной разливки стали тоже происходит волокита. Уж в этом-то вопросе роль Григорьева совершенно очевидна, и весьма неудачна… Но это вас, доменщика, не должно интересовать… Во всяком случае, не вам, доменщику, я должен жаловаться на Григорьева в этом вопросе.
Андронов усмехнулся, резковато сказал:
— Все мы о Григорьеве… О чем не заговорим, все к Григорьеву возвращаемся.
— Ничего удивительного, это работник, от которого многое зависит. — Меркулов добродушно заулыбался. — А вы, как я догадываюсь, на Григорьева молитесь? Неумные люди считают это культом Григорьева, но я же понимаю, что он воспитал плеяду доменщиков, многие ему благодарны и ничего общего с понятием культа личности это чувство не имеет. Крупные хозяйственники и производственники представляют собою яркие и необычные личности, интерес и уважение к ним всегда были и всегда будут.
Андронов отрицательно покачал головой.
— Раньше — да, молился, а теперь не все мне в нем по душе, — без околичностей сказал Андронов, вспомнив, как он недавно решал, пойти к Григорьеву или не ходить, и так и не пошел. — Да теперь еще эта история с новой печью. Надо мне самому как-то во всем разобраться…
III
После обеда Андронов решил уезжать домой. Меркулов отправился проводить его к остановке рейсового автобуса. Они пошли через лес, начинавшийся сразу за участком. Солнце опускалось в багрово-сизую тучу, потянуло грибной сыростью. Сырой лес, полный вечерней свежести, напомнил Андронову родные места, только здесь не было камней, торчащих из земли среди берез. Неторопливо шагали по кочкам с пожухлой травой, мимо ярко-зеленых бархатных пятен мха около редких в березовом лесу каких-то забитых елей.
Меркулов, человек широких интересов, заговорил вдруг о том, что индийский металл, выплавленный в печах, построенных совместно с Советским Союзом, пользуется спросом на мировом рынке, Япония забирает значительное количество, платит Индии валютой. Андронов и сам это знал, рассказал, как индийские администраторы привыкают торговать на мировом рынке, укреплять национальную экономику. Нужны кадры дельных хозяйственников в государственном секторе, кадры инженеров, рабочих.