— Хорошо… — сказал он и вдруг, резко повернувшись, пошел от нее, взмахивая руками и не оглядываясь.
Она догнала его около поврежденного каупера, где уже шли работы по его разборке, все было переплетено проводами электроосвещения, загромождено предохранительными щитами и лесами.
— Я не сказала, где мы встретимся… — торопливо пробормотала за его спиной.
— А надо нам встречаться? — спросил Виктор. — Что ты можешь мне сказать?
— Я должна… — Она не договорила фразы. — Нам необходимо встретиться… что бы ты ни думал обо мне.
— Что должна?.. — спросил Виктор, он не спускал с нее глаз. — Ничего мне от тебя не надо!
Он стремительно пошел прочь. Через несколько шагов остановился, боролся с самим собой, у него еще теплилась надежда. Лариса стояла, уткнувшись лбом в железобетонную колонну. Он вернулся.
— Извини… — тихо сказал он.
— Ну, что я могу сделать?.. — проговорила Лариса сквозь слезы. — Ах, если бы ты знал, как мне самой трудно… — вдруг вырвалось у нее.
— Не надо… — сказал Виктор. — Перестань…
Он сжал ее плечи, оторвал от колонны и прошел подле до дверей зала автоматики. Почти побежал обратно, догонять Василия. Около каупера, где шли ремонтные работы, неосторожно сбил какую-то доску, налетел на ремонтника, запутался в электропроводке. Ремонтник проводил его крепким словцом. В другое время Виктор не остался бы в долгу, но теперь смолчал и кинулся дальше.
XV
Васька никуда не сбежал, стоял у перил стального мостика — у входа в здание диспетчерской, ждал. Они отправились дальше в прежнем порядке: Васька впереди, Андронов, насильно сдерживая свой шаг, за ним. У дверей Дедова «кабинета» опять поменялись местами, входить первым Василий категорически отказался.
— А ты газеты сегодня читал? — хрипловатым шепотом осведомился он.
— Какие еще газеты? — возвращаясь к действительности, раздраженно спросил Виктор.
— Как какие? Да не вчерашние же, конечно.
— Когда же мне было читать? — возмущенно воскликнул Андронов, не понимая, шутит Василий или говорит всерьез.
Дверь неожиданно распахнулась, и Дед с порога оглядел отпрянувших горновых.
— Чего шушукаетесь? Опять меня материть вздумали? Нашли место, черти адовы! Хотя бы помылись после смены.
— Я, Василий Леонтьевич, всей душой к вам… — заговорил Василий и выдвинулся вперед. — Особо сегодня, в день вашего юбилея… Газетку вы у меня утром взяли для проверочки. Дома почитать будет нечего. Как же это получается?
Андронов посмотрел на умильную Васькину физиономию и не выдержал.
— Трепло ты! — сказал он с презрением.
— Давайте заходите, — оттаивая, пригласил Дед. Понимал, что Васька пытается замаливать грехи, но к почтительности никогда не оставался равнодушным.
Горновые уселись на диване, выпрямив спины и замерев во внимании.
— Газеты сегодня читал? — спросил Дед и уставился на Виктора пристальным, изобличающим взглядом.
Андронов глотнул слюну и молча отрицательно покачал головой.
— А ты? — Дед перевел столь же беспощадный взгляд на Василия.
— Тепленький, — сказал Василий и попытался улыбнуться, получилась жалкая гримаса.
Дед помолчал, вглядываясь в Васькину физиономию. Никакого подвоха не заметил и спросил:
— Как понять?
— Читал, значит…
— А ты часом?.. Ну-ка, дыхни!
Василий «дыхнул», Дед удовлетворенно кивнул.
— «Тепленький!»… — он презрительно хмыкнул. — Других-то слов у тебя нет? Позабыл, что ли?
— Перестраиваюсь… — смиренно сказал Василий.
— Больно долго буксуешь.
— С чего начнем? С международных или внутренних?.. — бодро спросил Василий.
— С международных. Ну, так!.. Какие в мире происшествия?
— С ихним президентом встречаемся, — бойко сообщил Василий.
— О чем будет разговор? — дотошно выяснял Дед Васькины познания в международных делах.
— Не докладывали, — сказал Василий и вопросительно посмотрел на Деда: попал ли в точку.
— Изворачиваться ты мастак, Василий, — сказал Дед, — ухватить тебя не за что.
— Политика! — сказал Василий многозначительно.
Дед опять с подозрением оглядел бледную и худощавую Васькину физиономию.
— Все! — сказал Василий. — И этого хватит… С лихвой… — подумав, добавил он: — Все ж таки президент!
Дед порылся у себя в столике и вытащил измятую, сложенную вчетверо газету.
— Твоя? — спросил он и повертел газету перед Василием.
— Сразу видать, моя… Зачитанная, чуть что не до дыр.
— А это ты видал? — Дед развернул и расправил на столике газетный лист и, подслеповато порыскав по нему глазами, ткнул заскорузлым пальцем в какую-то заметку.
Васька вытянул шею, подался вперед, стараясь прочесть перевернутый вверх ногами заголовок, не разобрал, но по месту заметки на газетном листе понял, что просмотрел.
— Эту не читал, — произнес он, — интересно, о чем там пишут?
— Вот именно, что интересно, — поддакнул Дед. — Вот именно… Слухайте… — Дед достал из кармана очки, старательно приладил их на мясистый, не очень ладный нос и торжественно прочел: «Индийская сталь на мировом рынке». — Дед нагнул голову, собрав толстые морщины на лбу, взглянул поверх очков на застывшего на своем месте Андронова и сказал: — Как бы до отца твоего тянет, слышь?.. До Сашки… До Александра Федоровича Андронова, — поправился Дед.
Виктор насупился, согнулся и неприязненно уставился на Деда. С некоторых пор всякое упоминание об Индии он воспринимал как личный упрек, ему казалось, что с этим словом связывают продолжительное отсутствие на заводе отца. Деду вон давно на пенсию пора, глаза не видят, очки завел, постарел, и сменить некому. Понять можно. А отец опять уехал.
— Вы на литейном дворе озоруете, а тут вон какая материя получается, послухайте… — Дед принялся читать заметку, приостанавливаясь и поднимая палец после особенно важных, с его точки зрения, фраз.
В корреспонденции из Дели сообщалось, что только за последние два года значительно вырос экспорт чугуна и стали индийских заводов, построенных при содействии Советского Союза в Бокаро и Бхилаи. О высоком качестве продукции говорит тот факт, сообщалось в заметке, что покупают индийский металл такие развитые страны, как Франция, Англия, Япония, Австралия. Завод в Бокаро принес стране прибыль в 110 миллионов рупий…
Виктор постепенно оттаивал, ждал от Деда новых упреков за отца, а получалось, что заметка как бы оправдывала долгое его отсутствие на родном заводе.
Дед окончил чтение, сложил газету вчетверо и собрался сунуть обратно в ящик.
— Василий Леонтьевич, газетка-то моя, — осторожно напомнил Василий.
Дед отдал газету и, важно развалившись на затертом спецовочной робой стуле, произнес:
— Давно Индия на мировой рынок вышла со своей сталью, а Сашка все там сидел. — Неожиданно повернул Дед заметку в свою пользу. — Под пальмами, — продолжал он, — на солнышке грелся.
Андронов растерянно молчал. Никак не ждал от Деда такого крючкотворства.
— Едва вернулся со своей солнечной ванны, — продолжал Дед, — и опять на пляж, в Болгарию. Получается, сменить меня некому. Сегодня в день рождения начальство жди. С шампанским… Придут уговаривать еще годок поработать. Это уж точно, в обед меня собрались с завода отпустить. Не соглашусь! До могилы недалеко. Вернется Сашка из Болгарии, пусть заступает, а до того, как хотят… Ты молодой, тебе разве понять? Тебе бы только поднасмехаться над старшими да в ресторан сбегать… Вот и вся твоя забота. Ты у бабки-то бываешь?
— Бываю, — угрюмо сказал Виктор.
— То-то, бываю… Тебе бы по твоему образованию за Василием присмотреть, хотя он и старше чуть не вдвое. А ты его подуськиваешь над стариком надсмехаться. Совесть есть у тебя? Скольких я таких выучил. Работают в Индии и в других местах, к примеру, во Франции. Советскую марку держат. А ты все, как волк, в лес смотришь… Будто дите несмышленое.
— Кончилось мое детство, Василий Леонтьевич, — твердо сказал Андронов. — Кончилось!
Он без озорства, строго сведя брови, смотрел на старика. Дед недоверчиво покосился на него, потом посмотрел внимательней. Что-то в голосе, в выражении лица Виктора задело его, он склонил голову на бок да так и вперил свой взгляд в парня.
— Эх, Витька! — вдруг расчувствовался старик, и губы его дрогнули, — я же к тебе, как отец родной, а ты измываешься, жалости не знаешь…
— Что было, то прошло, — сказал Андронов и неприязненно покосился на Деда. — Нечего слезы об том лить. Сегодня я по привычке созоровал, забылся. Не будет больше такого, Василий Леонтьевич.
— Сердца в тебе нет… — негромко сказал старик.
— А без сердца лучше, — угрюмо сказал Виктор. — Спокойнее. На заводе зачем сердце? Ни к чему оно тут.
Дед неожиданно рассвирепел, стукнул кулаком по продранной черной клеенке стола.
— Нет у тебя дела настоящего, как я погляжу. Поставлю тебя к горну, на чугунную сторону, в жесткий график по-григорьевски, только поворачиваться успевай — вся дурь выйдет. Так я и Сашку выправлял, отца твоего, когда он мальцом у меня чудить начал. Выправил! Знаю я вашу породу андроновскую! Изучил на своем горбу. Одного в люди вывел, думаешь, ты у меня отвертишься? — Дед свел топорщившиеся седые брови, оглядел широкую, кое-где в рыжих подпалинах, запорошенную блестками графита шерстяную робу Андронова, войлочную шляпу, опавшим грибом свисавшую на плечи. — Почему без каски? — строго, с запозданием спросил он. — Шляпа, когда у горна, а посля — каска. Забыл?
— Забыл, — смиренно сказал Андронов, не зная, чего еще ждать от Деда в день его юбилея.
— Выдвинуть я тебя задумал, — сообщил Дед.
— Как это… выдвинуть? — спросил Виктор, поняв слово в неприятном смысле.
— Решил перевести главным горновым, первым, значит… — Дед замолчал, наблюдая, какой эффект произведет его сообщение на строптивого парня. Андронов никак не ожидал столь серьезного повышения, уставился на Деда, крепко сжав и вытончив и без того тонкие губы. — Как ты есть студент… — продолжал Дед. — Первые горновые — это наш золотой фонд, — он поднял корявый палец. — Кадры наши гвардейские, — добавил значительно. — Годами у горна люди работают, опыта набираются, чтобы заслужить такую честь. — Дед важно развалился на стуле. — Годами! Григорьев, помню, ко мне присылал ставить к горну студентов, а то, бывало, и только окончивших инженеров, вот и Середина присылал. Месяца через три я переводил их в первые. Не всех! У кого в голове посветлее. Понял?