Более четверти миллиона человек работают в Нью-Йоркском порту и десятки тысяч — в связанных с ним областях, в том числе на кораблях. Порт располагает различными современными сооружениями, все работы в нем механизированы. В какой-то степени город именно порту обязан своим возникновением и нынешним экономическим расцветом.
Свою небогатую историю Нью-Йорк ведет с 1524 года, когда мореплаватель Джиованни да Веррацано, плававший под французским флагом, впервые исследовал бухту, на берегу которой суждено было возникнуть Нью-Йорку.
Знаменитая легенда гласит, что в 1626 году голландский колонист Питер Минуит выменял у индейцев за безделушки общей стоимостью 24 доллара остров Манхаттан и назвал его Новым Амстердамом (сегодня один квадратный метр земли стоит в центре острова десятки тысяч долларов).-В 1653 году деревня Новый Амстердам стала городом, а через десять лет его нарекли Нью-Йорком в честь герцога Йоркского, чей флот захватил город. Еще через десять лет город вновь отвоевывают голландцы, а год спустя он вновь становится английским.
Расположенный в удивительно удобном месте, Нью-Йорк стал перевалочным пунктом для потоков иммигрантов, прибывавших в Америку из Европы. С конца XVIII века он растет как на дрожжах. В 1898 году Манхаттан, Бронкс, Бруклин, Куинс и Ричмонд объединяются в Большой Нью-Йорк.
В Большом Нью-Йорке сосредоточена десятая часть всей обрабатывающей промышленности Соединенных Штатов Америки. Сотни мелких и немногие крупные предприятия швейной промышленности, расположенные большей частью на Манхаттане, дают треть готового платья страны. Издательства и полиграфия Нью-Йорка дают пятую долю книжной продукции США. Характерно, что только эти отрасли размещаются вблизи старых центров городов: они получают такие прибыли, что в состоянии приобрести дорогие земли под строительство швейных мастерских и типографий.
Отрасли тяжелой промышленности тяготеют к водным путям сообщения и расположены на старых и новых окраинах города. В Бруклине вдоль Ист-Ривер и у порта сосредоточены судостроение и тяжелое машиностроение, нефтеперерабатывающие и химические заводы. В Куинсе и прилегающих пригородах сосредоточены авиационные, электротехнические и станкостроительные заводы.
Нью-Йоркский рынок потребляет огромное количество продовольственных товаров, многие из которых производятся на многочисленных предприятиях пищевой промышленности самого города из местного и импортного сырья.
Население Нью-Йорка — это потомки выходцев из 70 различных стран мира. Общеизвестно, что в нем итальянцев больше, чем в Риме, ирландцев больше, чем в Дублине, евреев больше, чем в Израиле, и т. д. Здесь есть китайский, пуэрто-риканский, итальянский и другие национальные кварталы со своей своеобразной архитектурой, со своими церквами и ресторанами, магазинами и клубами, с вывесками на своих языках.
От Гарлема до Уолл-стрита
Гарлем — негритянский квартал, крайне перенаселенный. К тому же огромное большинство его населения — это беднота. Белых здесь почти не видно. Гарлем — одна из самых типичных трущоб Нью-Йорка, хотя по нему проходит самая роскошная улица города — Пятая авеню! Казалось бы, полное равноправие — на одной улице живут и белые и негры, богатые и… не очень. Улица та же, да только один ее конец отличается от другого, как рай от ада. Каждая комната похожа на муравейник. Сплошь и рядом на людей нападают крысы, которых в Нью-Йорке миллионы.
В Гарлеме живет более полумиллиона негров, т. е. более половины общего числа негров, проживающих в городе. Большинство из них ютятся в домах, еще в прошлом веке признанных непригодными для жилья.
К Гарлему примыкают пуэрто-риканский и итальянский кварталы, отличающиеся от гарлемских трущоб разве что цветом кожи своих обитателей.
Бразильский журнал «Крузейро» писал об этих районах: «Печать голода и безысходности можно ощутить везде. Но она еще более драматична и невероятна, когда находишься в двух шагах от Уолл-стрита — экономической осп капиталистического мира…»
Уолл-стрит — улица миллиардеров, улица банков, трестов, концернов. Уолл-стрит — улица-символ: название ее равнозначно слову «капитал». Все жестокое, беспощадное, все, что связано с мощью американского монополистического капитала, все выражено в одном этом слове — «Уолл-стрит». Кажется, что улица долж на напоминать какую-то невероятную стальную крепость, некий мрачный замок. В действительности же это короткая, узкая, тихая улочка. Настолько узкая, что автобусы даже не могут ездить по ней. Здесь вечный мрак от гигантских, сдавивших ее небоскребов.
Однако, если все то золото, которое ежедневно проходит через эту улицу, извлечь на свет божий, здесь по ночам не потребовались бы фонари. Впрочем, это лишь метафора. Самого желтого металла на этой улице не увидишь. Попадая сюда, золото как бы трансформируется, изменяет свою форму и цвет. Оно мягко шелестит листками чековых книжек, вспыхивает электрическим светом на табло в операционном зале нью-йоркской биржи, выскакивает черными знаками на бесконечных телетайпных лентах… Но от того оно не менее ощутимо.
Финансовое могущество Нью Йорка огромно. Здесь находятся штаб-квартиры крупнейших банков. Здесь живут и миллиардеры из миллиардеров. В США 1 % самодеятельного населения владеет более чем тремя четвертями акций корпораций. И многие из самых крупных держателей акций проживают в Нью-Йорке.
В банковском районе Нью-Йорка работает более 50 тысяч служащих. Они с утра на посту. Истинные же властители этих мест — владельцы банков, короли биржи — приезжают попозже в своих огромных роскошных, иногда бронированных машинах в окружении ливрейных шоферов, телохранителей и секретарей. Рядом с Уолл-стрит, на набережной Ист-Ривер, есть маленький аэропорт, куда миллионеры прибывают на гидросамолетах и вертолетах из своих загородных резиденций.
Про Фондовую биржу Нью-Йорка говорят, что, когда на ней чихают, на биржах Лондона, Парижа, Цюриха, Амстердама заболевают гриппом.
Мне пришлось как-то побывать на Фондовой бирже. Она производит удручающее впечатление. Посетители могут наблюдать за деятельностью биржи с галереи. Внизу зал, в нем разбросаны стеклянные островки, где оформляются операции по продаже и покупке ценных бумаг. На световом табло мелькают цифры котировок, маклеры бегают, кричат, машут руками. Порой кажется, что попал в сумасшедший дом. Крупнейшие банки и тресты имеют здесь своих постоянных представителей, с постоянными местами, цена которых равна десяткам тысяч долларов. Таких маклеров на бирже около полутора тысяч. Некоторые представляют порой интересы десятков предприятий. На бирже реально ощущаешь ту огромную финансовую мощь, которую сосредоточил в себе Нью-Йорк.
Поблизости расположены другие биржи — Хлопковая, Морская, Сахарная и т. д.
Нью-йоркские банки — главное орудие американской экономической экспансии. Банков целый набор: коммерческие, инвестиционные, промышленные, аграрные… У каждого своя «специальность», но смысл один — выкачать максимальные деньги у вкладчиков, выдавая их затем под проценты различным предприятиям. Немногочисленные финансовые монополии держат под своим жестким контролем тысячи самых различных предприятий в стране — транспортных, коммерческих, промышленных, строительных. Некоторые крупнейшие промышленные империи США одновременно являются и финансовыми. Филиалы банков Уолл-стрит разбросаны по всей стране, да и по многим зарубежным странам.
Как бы в насмешку над ханжеством американского капитализма Уолл-стрит упирается в небольшую церковь святой Троицы, расположенную на Бродвее. Церквушка эта основана в соответствии с королевской хартией в 1697 году. Нынешнее здание церкви, построенное в 1846 году, уже третье на этом месте. Здесь похоронены изобретатель Роберт Фултон, политический и военный деятель Александр Гамильтон, друг президента Вашингтона, и другие выдающиеся американцы.
Уолл-стрит выходит на Бродвей — центральную и самую длинную магистраль города, она протянулась на тридцать километров. Бродвей — единственная улица, нарушающая сетчатую планировку Манхаттана: она идет через остров наискось с юга на север. Многие думают, что Бродвей (этот большой светлый путь, как называют его американцы) весь сплошь залит огнями реклам, заполнен толпой, шумом и музыкой. Нет, на Бродвее много тихих, неприметных участков. Славу ему создает лишь та его часть, которая проходит через Таймс-сквер, получивший свое название от газеты «Нью-Йорк тайме», редакция которой расположена в районе пересечения Бродвея с 42-й стрит. Здесь и днем и ночью царит та вакханалия огней, тот ошеломляющий и в то же время удручающий разгул рекламы, которой так гордятся ньюйоркцы.
Как-то вечером я отправился на Таймс-сквер. Всюду здесь сверкали, вспыхивали и гасли миллионы разноцветных лампочек. Огни бежали по стенам небоскребов, образуя фигуры и надписи, мгновенно трансформируясь, переплетаясь, разбегаясь и вновь сходясь в причудливых узорах.
На углу одного из домов на пятиэтажной высоте укреплен рекламный экран авиакомпании «БОАК». Он имеет размер теннисной площадки. Весь экран состоит из белых лампочек, создающих ослепительный фон. И вот на этом сверкающем белом фоне возникают черные движущиеся силуэты — танцуют испанки, плывут гондолы, машут крыльями голландские мельницы. На экране проходят картины из жизни всех стран, куда летают самолеты «БОАК». Цикл длится десять — пятнадцать минут, потом все начинается сначала.
Красно-бело-синий круг диаметром метров двадцать возносит хвалу пепси-коле, заливая всю улицу нестерпимым сверканием. По бокам возвышаются столь же ослепительные многометровые бутылки «божественного напитка».
Вдруг надо мной раздается оглушительное шипение. Я невольно втягиваю голову в плечи, ожидая, что на меня налетит паровоз. Но страх мой напрасен. Это всего лишь световая реклама утюгов. Утюг величиной с трехэтажный дом шипит и пускает пар, а из-под него вылетает ослепительно чистое «электрическое» белье. А вот курильщик, выпускающий изо рта размером с большие ворота кольца дыма. «Кэмел» — лучшие в мире сигареты!»