Мы пролетали над реками с перекинутыми через них мостами. Справа, почти скрытый туманом, остался знаменитый вулкан Фудзияма в снежной шапке.
Проплыли разрушенные бомбардировкой города и селения. Странно было видеть сгоревшие, лежащие в развалинах жилые кварталы и рядом целые и невредимые фабрики и железнодорожные станции.
Под нами Токио.
Он раскинулся на берегу океана в юго восточной части острова Хонсю. Остров рассекают лесистые горные кряжи. Между горами и океаном на площади менее двух сотых общей площади Японии сосредоточено более половины ее населения, пять шестых — промышленности, главные банки, штаб-квартиры главнейших экономических концернов.
Токио занимает большую часть префектуры того же названия.
Равнина, на которой он располагается, наносная, огражденная с запада горами Канто.
…Самолет делает последние круги над аэродромом Ацуга. Легкий толчок — и мы плавно подкатили к зданиям, где разместились службы.
От аэродрома до Токио приблизительно час езды. Дорога с неважным покрытием, зато живописная, вилась вдоль бамбуковых рощ, высоких пальм, чайных плантаций. В нескольких местах ее пересекали линии электрифицированной железной дороги. Промелькнули маленькие озера и болотца, все те же рисовые поля со склонившимися крестьянами. Штанины у них были подвернуты выше колен, на морщинистых худых лицах проступили капельки пота.
Навстречу изредка попадались американские «виллисы», огромные зеленые грузовики, велосипедисты. Вслед нам подолгу глядели большеголовые черномазые мальчуганы, женщины с привязанными за спиной ребятишками, старики, сидевшие на порогах хижин с короткими трубочками во рту.
Дорога перешла в асфальтированное шоссе, начались токийские пригороды.
«Токио!» — произнес, не оборачиваясь, водитель. Но за окном не видно было ничего похожего на город. По обе стороны шоссе, насколько хватало глаз, тянулись какие-то пустыри, мусорные ямы, свалки, повсюду валялись железный лом, кучи кирпича.
И тем не менее это был Токио.
Когда-то здесь стояли легкие деревянные и фанерные домики, окруженные маленькими садами. На улицах шла бойкая торговля, играли ребятишки; по берегам прудов вечерами прогуливалась молодежь. А сейчас кое где среди пустырей были сооружены жалкие бараки из фанеры, гофрированного железа и картона. Возле бараков — пыльные огороды, на веревках сушилось рваное тряпье, валялись нечистоты. Здесь жила городская беднота.
«Если так разрушены пригороды и жилые районы города, то как же должна была пострадать центральная часть с расположенными там правительственными учреждениями, радиоцентром, министерствами», — думал я. Однако, но мере того как машина продвигалась вперед, по сторонам, за высокими оградами, все чаще возникали роскошные каменные особняки, окруженные садами рестораны, кафе… Аристократические районы города сменились торговыми. Появились многоэтажные дома, магазины, огромные парки, гостиницы и отели, над большинством из которых развевались американские флаги.
Вот и центр многолюдные площади, широкие улицы, окруженный огромными стенами и рвами императорский дворец. Ни где не заметно следов разрушений. Странно… Позже некоторые американские летчики откровенно говорили мне, что центр города нельзя было разрушать, так как в нем должна была разместиться американская администрация.
Чем дальше от центра расположены улицы, тем беднее и грязнее одетыми встречались на них люди, тем изможденней выглядели их лица.
Вне центра дома, как правило, были деревянные, крытые черепицей или дранкой, улицы узкие и кривые. Дома пронумерованы в зависимости от давности постройки: № 8 мог оказаться между № 80 и 1000 (кстати, этот порядок застройки сохранился до сих пор). Иногда перед домом помещался «огород» — кусочек земли размером буквально в половину квадратного метра, где росли несколько пучков овощей.
На улицу выходили мелкие лавчонки, где продавались сувениры, подержанные вещи. В воздухе стоял запах от жарившейся рыбы и каких-то других кушаний, который жадно вдыхали сидевшие на тротуарах одетые в лохмотья бедняки. Вдоль центральной торговой улицы — Гинзы — тянулись магазинчики, на тротуарах стояли лотки под соломенными крышами, деревянные стеллажи, и, наконец, прямо на земле были разостланы холсты. Здесь ирода вались халаты, кимоно, антикварные ценности, дорогие сервизы, хозяйственные принадлежности, бесконечные безделушки, веера, божки, сувениры. Вот, например, деревянная инкрустированная коробочка. Чтобы открыть ее, надо сделать шестнадцать еле уловимых движений и нажимов на стенки коробки. Вот портсигар с двойным дном и папиросница с птичкой, достающей сигареты. А вот сувенир: металлический значок с изображением Японии, прикрытой американским флагом, и с надписью по-английски: «В память оккупации Японии». Такие значки делали после войны предприимчивые дельцы, выпускавшие раньше перочинные ножи с изображением свастики и японского и итальянского флагов, символизировавшие единение «оси»…
Улица была наполнена криками, шумом толпы, шипением масла на сковородках уличных продавцов пищи, дребезжащим пением граммофонов, гудками автомобилей, свистом и гамом. По тротуарам двигалась густая толпа: японцы всех возрастов и классов, французские моряки в синих беретах с помпонами, австралийцы в живописных широкополых шляпах, американцы…
Одежда токийского населения того времени была в высшей степени разнообразна, но по большей части бедна. Встречались люди в европейских костюмах, девушки в туфлях на высоких каблуках. Но можно было встретить и одетую в национальный костюм японку, обутую в деревянные сандалии на деревянных же, стоящих на ребре дощечках, со сложнейшей прической, с костяными гребнями и длинными шпильками. В руках, как правило, огромный веер и бумажный цветастый зонтик. Чаще же всего встречались люди в смешанной одежде: мужчины — в оставшихся после демобилизации штанах и куртках защитного цвета, часто босые, или в коротких штанах и белых чулках, которые весьма странно сочетались с крахмальным воротничком и галстуком; женщины нередко ходили в сужающихся книзу шароварах, цветных блузках и деревянных туфлях, которыми они неимоверно стучали.
У многих женщин за спиной в специально приспособленном мешке сидели дети. Иногда дети спали, и тогда головы их болтались из стороны в сторону в такт шагам матери или свешивались назад, что ничуть не нарушало их безмятежного сна.
Тогда еще в Токио были рикши. Длинными рядами стояли они около американских клубов и отелей, так как основными клиентами были американцы. Возле маленьких двухколесных потрепанных тележек дремали худые, немолодые японцы в коротких штанах, босые. Иногда, собравшись в кружок, они ели деревянными палочками рис, плотно уложенный в специально предназначенную для этой цели металлическую коробку. За небольшую плату рикши готовы были бежать долгие километры…
Так было в 1946 году.
У ворот современного Токио
Вновь оказался я в Японии лишь через пятнадцать лет. И бывал потом еще не раз.
Во время войны Токио был разрушен более чем на 50 %. В результате воздушных налетов погибло свыше 167 тысяч человек, т. е, больше, чем во время знаменитого землетрясения 1923 года. Легкие постройки горели как факелы, женщины, дети пытались укрыться. Чтобы спастись от всепожирающего пламени, люди бросались в пруды, по пруды форменным образом выкипали… Сгорело, разлетелось в прах 767 тысяч домов.
Поэтому человека, видевшего столицу Японии чуть не в развалинах, Токио шестидесятых годов поражает. Теперь город просто трудно узнать. Часами бродил я по, казалось бы, хорошо знакомым улицам и не мог сориентироваться. Это по-прежнему одна из крупнейших в мире городских агломераций с невиданно развитым центром и убогими окраинами, но как изменились ее масштабы!
Население Большого Токио, т. е. города с пригородами, достигло 14 миллионов человек, а собственно Токио в его административных границах значительно превысило 8 миллионов, что вывело его на первое место в мире по числу жителей. При этом ежегодный прирост населения составляет около 350 тысяч. Токио шестидесятых годов — город во многих отношениях примечательный.
Но сначала несколько слов о прилегающем к Токио районе страны и о японских городах.
Уже много столетий назад, когда в Японии возникли первые города, сложилось резко неравномерное деление страны (особенно ее главного острова — Хонсю) на Восток и Запад. Еще более оно углубилось в последний век. Восток, омываемый водами Тихого океана, — это фасад страны, средоточие основных городов и гаваней, промышленности и товарного сельского хозяйства.
Запад, побережье Японского моря, ее «черный ход», гораздо менее развит и заселен, беден городами и портами, это источник дешевой рабочей силы — бедных крестьян и ремесленников. После революции Мейдзи, ознаменовавшей начало капиталистического развития Японии, миллионы жителей Запада переселились в города. Востока. За последние 10 лет ежегодно 300–400 тысяч человек, в основном молодежь, уходит в эту часть страны.
Именно Восток стал экономическим и финансовым центром современной Японии, опорой ее дзайбацу — крупнейших монополий и военно-промышленных концернов, главной базой японского милитаризма.
После второй мировой войны Восток стал центром быстрой модернизации промышленности, которая в 1945–1960 годах осуществлялась в основном за счет займов — государственных и иностранных. Важнейшее значение имело положение промышленных центров у портовых городов, связанных с США и другими торговыми партнерами — поставщиками сырья и потребителями японских товаров. Ведь несмотря на бурный рост производства, внутренний рынок Японии до сих пор непропорционально мал по сравнению с развитыми капиталистическими странами Западной Европы и США. Страна не сможет прожить не только без ввоза нефти и угля, железной руды и леса, по и в том случае, если ее готовой продукции — текстилю и морским судам, транзисторам и фотоаппаратам — будет закрыт доступ на рынки США, Австралии и стран Азии и Европы.