быков и четыре коровы. Собаки жались к человеку, а вот быки и коровы куда-то забрели, заблудились, пропали. Но через некоторое время неожиданно обнаружили их потомство — более сорока голов полноценного скота.
С конца XVIII века начало быстро развиваться овцеводство, чему способствовали помимо роста спроса на шерсть в Англии благоприятные климатические условия Австралии. Овцы содержались круглый год на подножном корму, и скоро пастбищ стало не хватать.
Начинаются исследования внутренних частей страны. С 1813 года, когда был найден проход через Голубые горы, экспедиции следуют одна за другой со всех побережий. Навстречу путешественникам с востока идут путешественники с юга. Они открывают горы, озера, богатые пастбища, полноводные реки, густые леса. Но освоение Австралии затруднялось из-за чудовищной жары, бесконечных безводных пространств и непроходимых кустарников. Многие исследователи погибли, многие отступили… И все же к концу XIX века Австралия была пересечена вдоль и поперек, и уже тогда были сделаны первые ее карты. Хотя и сегодня в этой стране есть неизученные человеком области.
В 1851 году здесь обнаружили золото, и поток иммигрантов сразу вырос в десятки раз. Рост населения вызвал возникновение и развитие различных отраслей сельского хозяйства, промышленности, торговли.
По мере совершенствования морского судоходства, развития внутренних коммуникаций — железных и шоссейных дорог — росли поселки, города.
В 1901 году на основе объединения отдельных колоний был образован Австралийский Союз, получивший статут английского доминиона. Бывшие колонии стали называться штатами.
Краснокрыший океан
Помню интересную картину на одной из центральных улиц Мельбурна. На стене огромного дома был изображен бородатый многометровый мужчина. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на такую сцену: сидят на корточках, обмахиваясь пальмовыми листьями, темнокожие аборигены; вдали лес, сбегающий к прозрачным водам залива, и корабль, входящий в эти воды. Проходит несколько секунд, и картина, изображенная на стене здания, меняется: человек поворачивает свою полутораметровую голову, лес исчезает, аборигены уходят в небытие, а на их месте возникает, словно по мановению волшебной палочки, сверкающий белизной и зеленью современный Мельбурн. Опять текут секунды, и опять меняются декорации.
Человек этот — англичанин Джон Бетмен, основатель Мельбурна. Именно он в 1835 году пристал на своем корабле к берегу залива Порт-Филипп, открыв устье реки Ярры, и основал здесь поселение, ставшее впоследствии Мельбурном, вторым по значению городом страны, столицей штата Виктория. Кроме Виктории (кстати, самого маленького штата Австралии, занимающего 3 % ее территории — 227,6 тысячи квадратных километров) в Австралии еще четыре штата (огромный — Западная Австралия со столицей Перт, Квинсленд со столицей Брисбен, Южная Австралия со столицей Аделаида и Новый Южный Уэльс со столицей Сидней) и весьма обширная Северная территория со столицей Дарвин, которая своего законодательного органа не имеет. Столица же всего государства отнюдь не крупный город — Канберра. Таковой он стал лишь с 1927 года. До этого ею был Мельбурн.
Все столицы штатов расположены на побережье и являются одновременно портами, причем Сидней и Мельбурн весьма значительными.
Что же представляет собой Мельбурн, этот молодой, как и вся страна, город с более чем двухмиллионным населением? На правом берегу реки Ярры — деловой центр города, так называемое Сити, скопление высоких многоэтажных домов современной архитектуры — банков, промышленных, финансовых и коммерческих компаний, всевозможных предприятий и учреждений. Много магазинов, отелей, ресторанов. Кое-где среди огромных монументальных домов торчат церковные шпили. Жилых домов здесь почти нет. Десяток широких улиц идут с северо-востока на юго-запад и столько же пересекает их с северо-запада на юго-восток. Широкие тротуары, много зелени. С южной стороны Сити ограничивает река Ярра с перекинутыми через нее тремя мостами, с западной — порт Виктория-док, с восточной — цепь парков. Казалось бы, вот и весь город. Но в действительности Сити лишь незначительная его часть — всего 2,5 квадратных километра в центре Мельбурна. Город же занимает площадь около 400 квадратных километров. Сити окружает необъятный океан маленьких, в большинстве одноэтажных, порой двух-трехэтажных домиков с красными черепичными крышами. Этот краснокрыший океан, местами раздвигаемый зелеными пятнами парков и скверов, чуть поднимаясь на гребнях холмов или опускаясь в долинах, уходит за горизонт. Жилые кварталы сосредоточены главным образом на левом берегу реки Ярры.
Улицы, по ширине своей скорее напоминающие шоссе, без конца петляют в этом океане домов. Вокруг каждого — ровно подстриженный крохотный газон, цветы. Все окружено красивым простым заборчиком. Иногда около дома высится одно-два дерева. Одно-два дерева растут и в «саду», маленьком участочке за домом.
Разумеется, не все эти маленькие домики одинаковы: есть среди них и роскошные особняки с бассейнами, с садами, окруженные чугунными решетками. Есть совсем бедные, узкие, словно крысоловки, без газона и участков. Первых меньше, вторых побольше. Но больше всего средних.
Есть в городе и фешенебельные районы. Мне довелось, напри мер, побывать в Тураке. Это пригород, вернее, даже окраина Мельбурна. Здесь живут австралийские миллионеры. В своей книге «60 семейств, владеющих Австралией» известный австралийский экономист, коммунист Э. Кемпбелл так рассказывает об этом районе Мельбурна: «В Тураке живет, пожалуй, больше миллионеров, чем в любом другом равном по площади районе земного шара».
И действительно, на туракской улице Сент Джордж-роуд обитают, например, девять человек, руководящих в общей сложности 43 компаниями с общим капиталом почти в триста миллионов фунтов. Мельбурнские миллионеры живут и на улицах Лансел-роуд, Оронг-роуд, Травилла-стрит…
Да, в районе Турак роуд уже не одноэтажные деревянные домики. В густых больших садах и парках за каменными и чугунными оградами утопают двух-трехэтажные роскошные виллы. Здесь тишина, покой.
Сопровождавшие меня австралийские друзья обратили мое внимание на большой незастроенный, покрытый травой участок.
— Как вы думаете, кто живет здесь? — спросили они меня.
— Вероятно, никто.
— Нет, здесь живут, — объяснил мой спутник. — Здесь обитает лошадь. Да, да, лошадь. Девять лет назад ее хозяин, богатый человек, скончался. Он завещал этот участок своей лошади. И вот теперь она живет здесь, знаете ли, такая тучная старая лошадь. При ней состоят два конюха, на лето ее увозят на дачу. Вот так.
Оказывается, в Тураке можно встретить и четвероногого миллионера.
— Между прочим, — продолжал мой спутник свое объяснение, — участок, который вы видели (как и все в этом районе), очень дорогой.
Дома миллионеров я видел лишь со стороны, а вот у простых австралийцев, гостеприимных и радушных, я не раз бывал в гостях. В Мельбурне я подружился с одной типично австралийской семьей, мужем и женой Пано. Правда, сам Пано — грек, но даже и это характерно для Австралии. Ведь каждый девятый житель страны — иммигрант. Число их все время растет. Мне приходилось видеть в разных городах, например в Гааге, австралийские иммиграционные агентства. Крикливые рекламы, развешанные по стенам, уговаривают бедняка приехать в эту страну неисчерпаемых возможностей. Отчаявшиеся едут. В послевоенное время их приезжает в среднем по 100 тысяч человек в год. Сначала была — установлена квота в 70 тысяч человек в год, но в 1950 году в Австралию приехало 174 540 человек. Квоту несколько снизили. Иммигрантам из Англии оплачивают переезд и дают 10 фунтов на взрослого человека. Остальные собирают на поездку последние гроши. Иммигрант обязан отработать два года на тяжелых физических работах, а потом… А потом, если ему повезет, он «выбивается» в люди, становится рабочим, иногда служащим. Если нет — остается на тех же тяжелых работах или превращается в безработного, которых, как это ни кажется невероятным для Австралии, где не хватает рабочих рук, не так уж здесь мало.
Между прочим, в Австралии в отличие от многих других буржуазных стран рабочие даже относительно невысокой квалификации оплачиваются лучше, чем служащие.
Пано как раз повезло. Он отработал свои два года и женился на Рози, коренной австралийке. Кстати, жениться в Австралии сложней, чем выйти замуж. В стране немалая часть населения иммигранты или принявшие подданство иммигранты (в историческом аспекте таково почти все нынешнее население Австралии), а среди них больше мужчин, чем женщин.
Пано электротехник. Он сравнительно хорошо зарабатывает. Правда, ему приходится тратить больше двух часов на поездку на работу и обратно, трудиться в субботние вечера, а часто и в воскресные дни. Что касается Рози, то она работает на маленькой текстильной фабрике.
Они показывают мне свой домик, типичный мельбурнский краснокрыший деревянный домик. Четыре комнаты, кухня, ванная, все очень удобно расположено. Такие дома здесь строят быстро. Оно и понятно: тонкие стены, одна рама, в большинстве домов нет отопления. Ведь в Мельбурне тепло и зимой. Все же такой домик стоит недешево. Мы сидим за столом. На столе — консервы, салат, колбаса, пиво. Идет беседа.
По статистике, в Мельбурне чуть ли не на каждые четыре человека приходится дом. Казалось бы, идеальные жилищные условия.
— Дом стоит около четырех тысяч фунтов, — рассказывает Пано, — тысячу мы с Рози скопили за годы работы (начали копить, когда еще не были женаты), остальные я взял под громадные проценты в банке с рассрочкой на восемнадцать лет. Сейчас мы с Рози зарабатываем хорошо — 100 фунтов в месяц, но и расходов немало. Главное же, мы стараемся скорее выплатить за дом. Ведь если я не внесу вовремя несколько взносов подряд, меня выставят на улицу, дом продадут с аукциона, банк возьмет ссуду, проценты за весь срок, и мне останутся гроши. Можно пятнадцать лет аккуратно плати