ку расползаются колючие мурашки. В центре комнаты, у задней стены, стоял стол с курильницей для благовоний, а за ним – стул, который для Верблюда явно был более священным, чем трон императора. На этом огромном высоком стуле сидела марионетка в натуральную величину человеческого роста. Остальные куклы располагались по обе стороны от нее, и потому восседавшая на стуле марионетка очень выделялась.
– Кажется, это кошка… – прошептал Ди Цяньли.
Это и вправду была кошка. И в то же время не кошка. У марионетки было человеческое тело и кошачья голова. Одета кукла была в длинный черный халат с написанными на нем краской цвета киновари заклинаниями. Голова, покрытая волосами, представляла собой кошачью морду, выкрашенную пудрой в белоснежный цвет. Язык, высунутый из большого кроваво-красного рта, и оскаленные клыки внушали ужас. Марионетка выглядела так, словно она квинтэссенция гнева. Губы ее растянулись в слабой неясной улыбке.
На столе стоял открытый длинный деревянный ящик темно-красного цвета. Чжан Чжо медленно подошел поближе и обнаружил, что внутри ящика лежит деревянная маска, которая выглядела точно так же.
– В этой штуке… сосредоточено зло! – Ди Цяньли очень не нравилось происходящее. Он протянул руку, чтобы достать маску, но неожиданно обнаружил, что за маской тянулись хлопковые шнурки, к которым был привязан какой-то предмет, упавший на пол. Чжан Чжо наклонился, чтобы поднять его, и понял, что это флейта. Она была толще и короче, чем принято делать, и, казалось, была создана из цельной кости, причем изначально белая кость была потерта так сильно, что сверкала, как нефрит.
– Такие флейты – настоящая редкость. – Ди Цяньли взял в руки музыкальный инструмент. Стоило ему внимательно рассмотреть его, как лицо исказилось в гримасе ужаса, и он судорожно вздохнул. – Это же…
– Человеческая кость. Скорее всего, из ноги ребенка, – мрачно подтвердил его догадку Чжан Чжо.
– Верблюд – настоящий ублюдок. Он жил в комнате, полной страшных вещей, да еще и играл на флейте из человеческой кости! Да он же преступник! – задыхаясь от гнева, воскликнул Ди Цяньли.
Чжан Чжо на удивление рассмеялся:
– Всего лишь несколько кукол и флейта. Возьмем ее с собой.
С этими словами он обошел комнату и внимательно осмотрел ее, после чего отвел Ди Цяньли, продолжавшего сжимать в руках деревянный ящик, вниз по лестнице.
Люди внизу томились в тревожном ожидании.
– Что-нибудь нашли? – поспешно спросил Кан Ваньнянь, притаившийся в толпе. Взгляд Чжан Чжо, снова прикованный к телу Верблюда, на мгновение упал на Кан Ваньняня. Придворный историограф промолчал, повернулся к старику Вэю и приказал:
– Найдите подходящее место для разговора.
Во дворе был расстелен белоснежный, чистый кусок войлока. Все сгрудились в круг и опустились на колени.
– Вэй Лин, ты живешь по соседству с Верблюдом. Не заметил ли ты чего-нибудь необычного прошлой ночью? – спросил Чжан Чжо.
– Нет, – задумавшись на мгновение, Вэй Лин покачал головой. Увидев, что Чжан Чжо не сводит с него пристального взгляда, он поспешно добавил: – Вчера вечером лил дождь, поэтому мы сидели в трактире и болтали о всяком. А потом он ушел, толкая свою тележку, с куклой за спиной. Когда все разошлись, и я отправился домой и лег спать.
– Толкая тележку? С куклой за спиной?
– Да, он же кукловод. Тележка ему нужна для спектаклей, там обычно лежат марионетки. Они у него есть и большие, и маленькие, и размером с человека. Если какая-то кукла не помещается в тележку, он несет ее на спине.
– А какую марионетку он нес за спиной вчера? Не ту, случайно, у которой голова кошки и тело человека?
– Именно ее.
Чжан Чжо кивнул:
– Ты слышал какие-нибудь звуки, доносящиеся из его двора прошлой ночью? Или, быть может, кто-то входил?
Вэй Лин покачал головой в ответ:
– Я уже слишком стар, да и к тому же переборщил с вином. Я уснул сразу же, как моя голова коснулась подушки. Вчера шел сильный дождь, поэтому я ничего не слышал. Хотя… Кажется, до меня донеслись звуки флейты. Не могу утверждать точно. Впрочем… Это неудивительно.
– Флейты? – Чжан Чжо бросил взгляд на деревянный ящик, который Ди Цяньли держал в руках. – Хм… А почему это неудивительно?
– Он часто играл на флейте по ночам.
– По ночам? На флейте? – Чжан Чжо заметил, как брови Вэй Лина вопросительно поползли вверх, и добавил: – Вэй Лин, ты честный человек. Ты же не врешь нам сейчас?
– Нет, я не осмелился бы! – Вэй Лин поднял руки, и лицо его перекосило от страха. – Но… Есть вещи, о которых я не смею говорить. Боюсь, что если скажу, то погублю всех.
Понимая, что именно его тревожит, Чжан Чжо улыбнулся:
– Тебя беспокоишься из-за кота-демона, да?
Вэй Лин повесил голову:
– Придворный историограф, согласно закону, те, кто уличен в содержании котов-демонов, и те, кто знает об этом, но хранит в тайне, подлежат изгнанию.
– Не беспокойся. Просто скажи правду. Я не стану на тебя доносить.
– Благодарю, придворный историограф. Тогда я расскажу!
Вэй Лин был вне себя от радости, стоило ему услышать успокаивающий голос Чжан Чжо, и, оглянувшись на труп Верблюда, висящий на балке, он практически шепотом начал свой рассказ:
– Придворный историограф, этот Верблюд – очень странный человек.
– Почему? Потому что он держал котов-демонов? – усмехнулся Чжан Чжо.
– У придворного историографа острый ум! – вздохнул Вэй Лин. – Верблюд этот – сын известного в Чанъани человека, Цюй Сы…
– Цюй Сы? Того, что называли Божественным кукловодом?
– Вы о нем слышали?
– Конечно! Цюй Сы был не только потрясающим кукловодом, но и мастером иллюзий. Лучше всего он показывал фокус, в котором нужно было закопать арбузное семечко на виду у публики, полить его водой, и через несколько мгновение семечко вырастало и давало плод. Мне довелось насладиться этим зрелищем.
– Да, он был искусным артистом! – Вэй Лин усмехнулся. – Мастерство Цюй Сы было поистине удивительным. Он был моим старым другом еще с тех времен, когда я служил наместником Западного города, но, к сожалению, он давно умер. У него было три сына, первые два погибли молодыми. Остался только Верблюд, третий сын, который и унаследовал его мастерство. Хотя… «унаследовал» – слишком громкое слово. Во многом он уступал своему отцу. Да, Верблюд мог показывать спектакли с марионетками, но он так и не постиг искусства иллюзионизма. Верблюд был хорошим ребенком. Он вырос тихим, скромным, простым и приземленным человеком, который, вопреки завывающему ветру и расплакавшемуся дождю, шел показывать спектакли. Актерское мастерство помогало ему заработать на жизнь. Мне было жаль его, и я заботился о нем время от времени, потому мы и сблизились. Но потом он неожиданно исчез.
– Неожиданно исчез?
– Да. Кажется, ему тогда было лет шестнадцать или семнадцать. Когда я пошел искать его, то обнаружил, что дом пуст и даже куклы исчезли. Тогда я подумал, что мальчику стало трудно жить в Чанъани и он ушел в другой город, за что я втайне винил себя в течение многих лет. – Вэй Лин глубоко вздохнул. – То были неспокойные годы. Я думал, что больше никогда его не увижу, но в прошлом году он неожиданно нашел меня.
Чжан Чжо пристально смотрел на Вэй Лина, не говоря ни слова.
Старик Вэй сказал:
– Ему было шестнадцать или семнадцать лет, когда он ушел, но вернулся он уже тридцатилетним. Он так и не нашел себе жены. Я был удивлен, когда обнаружил, что он практически не изменился… Разве что его поведение стало более странным. Верблюд еще больше замкнулся в себе. Я знал, что у него нет родственников в Чанъани, поэтому предоставил ему этот дом. Ему приходилось нелегко, но он не стал бы жить здесь просто так, поэтому мне пришлось брать с него крохотную плату за аренду, хотя я этого и не хотел.
– Знаешь ли ты, чем он занимался все годы, что жил не в Чанъани? – спросил Чжан Чжо.
– Я спрашивал его об этом, но он ничего не ответил. Я перестал задавать лишние вопросы. – Вэй Лин покачал головой. – Сначала все было как обычно. Он уходил рано и возвращался поздно, целыми днями разыгрывая кукольные представления, но со временем… Он стал вести себя чудно.
– Это как?
– Он никогда не пускал меня к себе и запирал дверь, когда уходил и даже когда возвращался домой. Со двора посреди ночи часто раздавалось жалобное мяуканье. Сначала я думала, что это были бродячие кошки, которые просто забежали во двор, а потом… – Вэй Лин судорожно вздохнул. – Потом я услышал, как он играет на флейте посреди ночи. И звуки эти отличались от привычных. Его инструмент всегда звучал… необычайно скорбно. А еще часто слышался женский голос.
– Женский голос?
– Да! Придворный историограф, это очень странно. Верблюд никогда не горел желанием беседовать с друзьями, что уж говорить о женщинах. Очень необычно, когда со двора холостяка ночью доносится женский голос. Я спросил его об этом, но он сказал, что я ослышался. Хотя я и стар, но у меня очень хороший слух. Я никогда бы не ослышался. – Вэй Лин задумчиво нахмурился. – Все эти события, вместе взятые, заставили меня думать, что тут что-то неладно. Есть еще кое-что, из-за чего я понял, что у Верблюда были некие… секреты.
– Что же это?
– Однажды, когда он вернулся ночью, во дворе снова раздалось пение флейты и зазвучал тихий женский голос. Терзаемый любопытством, я подставил лестницу к стене, вскарабкался и увидел, что он сидит во дворе. Руки его измазаны кровью, а за спиной – ящик. Когда он открыл ящик, я был удивлен до глубины души – внутри лежало несколько больших золотых слитков. Он был бедным, откуда у него могли взяться такие богатства? Я метался и ворочался всю ночь, а на следующий день, когда его не было дома, я открыл дверь в его двор. Стоило мне войти, как я обнаружил несколько трупов кошек!
– А женщина, о которой ты говоришь, куда подевалась?
– Не знаю. Я обыскал весь дом и никого не нашел. – Лицо Вэй Лина помрачнело. – А вот золотые слитки нашлись.