– Что за ерунда?! – вскрикнула Шангуань Ваньэр. – Это выдумки монахов южной школы. Пятый патриарх выбрал преемником именно Шэньсю. А буддизм разделился на две школы, потому что у патриархов Шэньсю и Хуэйнэна слишком различны взгляды.
– И чем же они отличаются?
– Патриарх Шэньсю не только освоил постулаты конфуцианства и даосизма, изложенные как в классических конфуцианских трактатах, так и в «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы»[24], но и перенял учение, что существовало со времен четвертого патриарха, Дао Синя, впитал в себя постулаты санхи под названием «Врата дхармы Восточной горы». Патриарх Шэньсю утверждал, что «душа и тело чисты, поскольку тело такое же, как у Будды». Основными способами наблюдения и практики, к которым он прибегал, были занятия медитацией сидя и погружение внутрь себя, дабы держать закрытыми двери чувств, чтобы познать истину. Он считал, что, исходя из понимания великого смысла сутр, следует шаг за шагом пытаться достичь состояния видения Будды в собственном разуме, что приведет к постепенному просветлению. А в учении Хуэйнэна центральное место занимала концепция внезапного просветления и чтение сутр, поскольку, по его мнению, «учение без слов не распространить». Он считал, что нужно медитировать, чтобы увидеть истинную природу, и тогда можно сразу достичь просветления.
– А в чем достоинства и недостатки каждой школы? – спросил Авата-но Махито.
– Нет ни достоинств, ни недостатков. Просто у школ разные подходы. – Шангуань Ваньэр задумалась на мгновение. – Один патриарх – выразитель законченной мысли, проповедующий учение на основе Трипитаки, свода раннебуддийских священных текстов, а другой следует собственному пути и благодаря сутрам прокладывает новый путь.
– Понятно! – кивнул Авата-но Махито.
В этот момент Шэньсю и Чжан Чжо разговаривали друг с другом.
– Разве патриарх не был в Лояне? Почему вы прибыли в Чанъань? – с почтением спросил Чжан Чжо, садясь на колени.
– Лоян, Чанъань… Есть ли разница? – Шэньсю мягко улыбнулся. – И то и другое – всего лишь горчичные семена[25].
Чжан Чжо улыбнулся в ответ.
– А ты, дитя… – Шэньсю указал на Ли Доцзо.
До этого агрессивно настроенный Ли Доцзо, теперь согнувшийся, как кот, неловко сложил руки в приветствии.
– Что стоишь на месте? Почему не берешь своих людей и не ищешь то, что хочешь найти? – Шэньсю жестом обвел свой двор.
Ли Доцзо покраснел:
– Я не смею!
– Почему не смеешь? Я такой же человек, разницы нет никакой.
Ли Доцзо собирался сказать что-то еще, но Чжан Чжо махнул рукой:
– Если патриарх велит тебе искать, значит, ты можешь это сделать.
– Есть! – Ли Доцзо улыбнулся и повернулся на пятках, чтобы повести солдат на поиски.
– Прошло более двадцати лет с тех пор, как скончался ваш наставник.
Во дворе было шумно, но на лице патриарха Шэньсю не дрогнул ни один мускул. Он посмотрел на Чжан Чжо и спокойно сказал:
– Если быть точнее, то прошло двадцать пять лет. Да, время скоротечно, проносится перед глазами так быстро, что не успеваешь понять, как пустота поглощает каждого, будь то обычного человека или же наставника. – Патриарх Шэньсю слегка вздохнул и будто погрузился в воспоминания о прошлых событиях.
Чжан Чжо кивнул и не стал перебивать старого монаха.
Патриарх Шэньсю одной рукой погладил свою бороду, а другой нежно провел по лбу свирепого тигра – тот издал низкое рычание.
– Почему ты явился в храм Цзяньфу такой поздней ночью? – спросил Шэньсю.
– Меня привело сюда одно чрезвычайно странное событие.
– Странное? Разве в этом мире есть хоть что-то странное? – Шэньсю удивленно рассмеялся.
– Эта история и правда звучит загадочно! – Чжан Чжо поведал патриарху о стае котов, появившихся у Восточных ворот храма Цзяньфу. Патриарх Шэньсю молча слушал и не проронил ни слова.
– Я хоть и сведущ немного в таких делах, но этот случай весьма запутан, при этом очень важен. Мне бы хотелось попросить у патриарха помощи в решении столь сложной загадки, – сказал Чжан Чжо.
– Глупец! – Патриарх Шэньсю громко рассмеялся, покачал головой и указал на свиток, висевший на ветке. – Посмотри внимательно, что ты видишь?
Чжан Чжо повернул голову, чтобы рассмотреть свиток, и увидел на шелке круг. Внушительных размеров круг, нарисованный кистью, которую со всей силы окунули в тушь! И больше ничего. Почему же вместо красивого пейзажа на столь прекрасном свитке изображена столь простая фигура?
– Похоже на круг, – честно сказал Чжан Чжо.
– Действительно, это круг! – усмехнулся патриарх. – А вот я вижу зерцало.
Зерцало? Шангуань Ваньэр, Авата-но Махито и остальные смотрели на большой круг широко раскрытыми глазами, не в силах понять, где же в мазках кисти можно было увидеть зерцало.
Патриарх посмотрел на Чжан Чжо и, заметив, что тот молча уставился на свиток, спросил:
– Ты еще помнишь гатху?
– Конечно! «Все постулаты находятся в уме. Искать их вне ума – значит отречься от отца и сбежать»[26].
– На самом деле душа – это лишь форма, – улыбнулся патриарх. – Всё в нашем мире – набор форм, как цветы в зерцале или отражение луны в воде[27]. Если срубить это дерево и сделать из него, например, письменный стол, вы назовете его письменным столом. Можно сделать из него стул – и тогда вы назовете его стулом. Но в действительности это не более чем дерево, и не существует ни письменного стола, ни стула. Есть лишь дерево. Говоря, что это стол или стул, вы говорите о форме. А я, утверждая, что это дерево, имею в виду содержание. Это относится ко всем вещам в мире: к рекам, озерам и морям, к солнцу, луне и звездам, ко всем существам, к духам и демонам, к дьяволам и чудовищам – всё это лишь формы.
Все жадно слушали патриарха Шэньсю и согласно кивали.
– Первый шаг практикующего – увидеть и понять, что всё в мире – формы. И душа тоже форма. Все учения о дхарме – это формы. И тогда становится понятно, что учения – не законы, а все те же формы. Нет никакой разницы между душой и формой, все это лишь цветы в зерцале и отражение луны в воде. Нет разницы между цветом и бесцветием. И так человек освобождается от цвета, звука, запаха, вкуса, осязания и дхармы и обретает сознание, свободное от нечистоты и пороков, свободное от жадности и гнева, от увлеченности и раздражения. Таков путь.
Эта проникновенная речь заставила слушателей о многом задуматься.
– По словам патриарха, кот-демон, причастный к исчезновению повозки с серебром, ненастоящий?
– Твой наставник как-то раз произнес очень разумные слова: «В этом мире нет людей, которых невозможно понять, нет явлений, которые невозможно объяснить». Неужели ты забыл?
– Да, забыл. – Чжан Чжо несколько раз кивнул.
Патриарх Шэньсю усмехнулся, указал на свиток и сказал, обращаясь ко всем:
– Посмотрите еще раз, на этот раз внимательнее.
Все повернули головы, чтобы посмотреть, и затаили дыхание от удивления: большой круг, нарисованный на свитке, в какой-то момент превратился в зерцало, тщательно прорисованное тушью древнее зерцало!
– Вот почему я сказал, что это зерцало. Ха-ха-ха! – рассмеялся патриарх Шэньсю. – То, что вы видите, необязательно то же, что есть на самом деле.
Все застыли как вкопанные.
– Это иллюзия? Или… магия? – пробормотал Авата-но Махито, не в силах поверить своим глазам.
– Всего лишь фокус, – со спокойной улыбкой ответил патриарх.
– А что уважаемый патриарх думает о коте-демоне? – спросила Шангуань Ваньэр, выходя вперед.
– Это колдовство пограничных земель, в нем нет ничего удивительного. – Патриарх Шэньсю слегка прикрыл глаза. – Такая же метаморфоза, что случилась с этим свитком.
– Значит, вы считаете, что кот-демон – это лишь иллюзия?
– Можно и так сказать.
– Но есть погибшие.
– Да?
– Человек, что был связан с магией, помогшей ему призвать кота-демона, умер крайне причудливым образом: ему отрубили конечности и соединили его тело с трупом кошки, чтобы создать видимость странного танца, – нахмурилась Шангуань Ваньэр. – Если это иллюзия, то как она могла убить человека?
Патриарх перевел взгляд на Чжан Чжо. Тот тут же в деталях рассказал историю о Верблюде. Выражение лица патриарха Шэньсю смягчилось, и он сказал:
– Конечно, иллюзия не может убить…
Кажется, патриарх хотел что-то добавить, но потом перевел взгляд на Чжан Чжо и многозначительно улыбнулся:
– Кажется, тебе повезло! Я знаю, что значит танец, о котором ты рассказал.
VI. Кот, что убил человека в огне
– Я слышал о нем.
Великий монах все так же сидел на корнях дерева, когда полная луна вышла из-под навеса позади него.
Плывущие облака рассеялись, и ночное небо стало кристально чистым.
Лунный свет падал вниз, отражался в глазах старика и освещал его лицо, которое в темноте выглядело еще более таинственным.
– Зороастризм! Вы же все знаете, что это, верно? – Шэньсю усмехнулся. – Когда-то у меня был очень хороший друг-жрец.
Собравшиеся закивали. Зороастризм, или Благая вера почитания Мудрого, также известная как Огнепоклонничество, – это учение, пришедшее с далеких земель. Во времена династий Суй и Тан императорский двор разрешил проповедовать учение на Центральной равнине, где оно было благосклонно принято знатью. В Чанъани было создано множество зороастрийских святынь, которые посещали многочисленные последователи. Так называемые жрецы являлись главами зороастрийских святынь, были равны по статусу настоятелям буддийских монастырей и пользовались большим уважением среди практикующих.
Зороастризм считает Ахурамазду верховным богом. Ахурамазда – безначальный творец, пребывающий в бесконечном свете, создатель всех вещей, податель всего благого, всеведущий устроитель и властитель мира. Согласно учению, свет является зримым образом бога в физическом мире, поэтому, желая обратиться к богу, зороастрийцы обращаются лицом к свету и более всего почитают огонь.