С момента введения этой системы Путин и его ближайшее окружение смаковали истории, иллюстрирующие, почему она пришлась к месту. Одной из любимых была «сказка о безответственном выборном чиновнике» в одном далеком (обычно сибирском) местечке. Путин использовал эту историю как «штатный анекдот» про преимущества «вертикали власти», например, для отмены выборов губернаторов в 2004 году. Он также рассказывал ее во время интервью и как минимум два раза на встречах Валдайского клуба. И Валентина Матвиенко, ставшая позже губернатором Санкт-Петербурга, и Игорь Шувалов повторяли все ту же историю (с некоторыми дополнениями от себя) во время встреч Валдайского клуба. История обычно начинается с отсылки к Путину или бывшему тогда министром по чрезвычайным ситуациям Сергею Шойгу[546]: «В небольшом сибирском городке из-за суровой и многоснежной зимы выключилось электричество. Местный чиновник не понял, что это он должен был заниматься возможной нехваткой топлива в преддверии зимы, и не позаботился создать запасы. Население вышло на улицы, а в Москву полетели запросы о помощи. Сергей Шойгу и специальная команда прибыли на место и занялись проблемой. Шойгу попытался убедить местного беспомощного чиновника выйти и объясниться с толпой, которая требовала хоть каких-то действий. Чиновник стал возражать и отпросился выйти на минутку (по одной из версий Путина, якобы в туалет – еще одно из любимых им упоминаний сортира), после чего его никто больше не видел».
Рассказав эту историю, Путин обычно заявлял, что только люди, назначенные на свой пост, снабженные инструкциями, что делать, и полностью подотчетные ему самому, должны быть у руля. Если они знают, что отвечать придется перед самым верхом, они способны, если это потребуется, взять ответственность на себя. Если же их избрали и они, таким образом, не имеют другого начальника, кроме народа, они просто избегают ответственности[547].
За годы, прошедшие со времени бесланских событий, Путин обнаружил, что требуется вертикали власти. Несмотря на то, что он намеревался играть роль «босса» и пользоваться теми PR-преимуществами, которые она давала, ему приходилось самолично браться за работу снова и снова. Иногда было достаточно послать кого-нибудь из Москвы в регионы, а иногда приходилось ехать самому, как случилось в Пикалеве или во время лесных пожаров 2010 года. Вместо того чтобы стоять за бровкой и наблюдать за работой государственной машины или разрабатывать стратегические планы, наблюдая за ситуацией с высокого кресла «генерального директора», Путину приходилось все чаще отвлекаться на что-то другое. Для исправления механизма власти он погрузился в сиюминутные тактические импровизации. Казалось, что назначенные чиновники страдают тем же недугом, что и «безответственные» выборные, подобные сбежавшему с места происшествия сибиряку из анекдота. У них обнаружилась та же склонность ждать инструкций и указаний (если не прямого управления) сверху. Казалось, что они не понимают, что они – часть «механизма швейцарских часов» и должны работать синхронно. Они не знали, что они – последняя инстанция. И это, что хорошо видно из многочисленных интервью и бесед, посвященных отсутствию чувства ответственности у чиновников, явно расстраивало господина Путина[548].
Система, основанная на недоверии
Неудача путинской «вертикали власти» продемонстрировала, что корпоративная модель управления не может работать в масштабе всего государственного аппарата. Для нее он слишком большой. А у системы, которую создал Путин, слишком много специфических особенностей, из-за чего в ней отсутствуют ясные «линии ответственности». Несмотря на то, что все формальные государственные институты оставались на своих местах, со многих точек зрения система в целом не обладала ясной структурой. Корпоративная модель управления справилась с возложенной на нее Путиным задачей и в начале 2000-х позволила отслеживать активность олигархов и контролировать их. Кроме этого ничего не соответствовало путинскому чертежу. В правильно работающей корпорации всегда есть делегирование полномочий и подотчетности в вертикальной плоскости. И на каждом уровне есть свои заслуги и награды. В виртуальной корпорации Путина ясных связей подчиненности нет, поскольку авторитетом обладает только он сам. За исключением нескольких случаев, которые можно пересчитать по пальцам, личные связи всегда побивают послужные списки, а награды концентрируются только на самом верху[549].
Есть три основных причины, по которым путинская система управления не может достичь корпоративного идеала. Первая и наиболее явная состоит в том, что Россия – государство, а не корпорация. Человек наверху, «генеральный директор», неподотчетен никому. Путин как-то упомянул, что он – всего лишь «нанятый менеджер», но в реальности все по-другому. Он президент России, а не «гендиректор». Поскольку его избрали на этот пост в 2000 году, а никто не нанимал, то и уволить с этого поста его никто не может. Нет такого института, который способен убрать Путина во время гарантированного конституцией страны президентского срока. В результате путинская система находится как бы в двух параллельных вселенных. Есть политическая, конституционная и законодательная среды, в которых существуют как обычные граждане страны, так и сотрудники госаппарата, но помимо этого, пересекаясь с ними, есть неофициальная система, созданная Владимиром Путиным[550]. Это «особый мир» олигархов, с которыми Путин договорился в июле 2000-го. В него также входят те, кого можно назвать «дружественными олигархами», те, кто «поднялся» после упомянутой сделки, имеющие те или иные связи с Путиным. Естественно, что здесь есть место для его ближайших соратников из «внутреннего круга»[551]. В этом специальном мире олигархи принимают стратегические решения, связанные с их бизнесом, и в силу этого границы их сферы влияния определяются размерами их формальной собственности. В случае государственного аппарата это не так.
У «новых» олигархов есть несколько существенных отличий от «старых», взращенных залоговыми аукционами ельцинской эпохи. И эти отличия неплохо подчеркивают некоторые тонкости системы и оттеняют попытки Путина выработать в ее членах чувство ответственности. Путин не получил «новых олигархов» в наследство, они сказочно обогатились уже за время его президентства. Даже если их отношения с Путиным и не такие прочные, как пишут, в созданной им системе они играют немаловажную роль и в экономике России занимают очень ответственные места. Почти все они вовлечены в добычу, переработку и транспортировку нефти и газа, и потому контакты с ними нужны Путину для сохранения контроля над жизненно важной с экономической и политической точек зрения отраслью. Эти люди – активные, мобильные и адаптивные посредники между гигантами вроде Газпрома, Роснефти и Транснефти и международными рынками. Само их существование обеспечивается разницей между бюрократами, которые ничего не делают и ни на что не способны (как в советское время, так и при нынешнем государственном аппарате), и группой людей, которые могут сделать необходимое и извлечь из этого прибыль.
Согласно путинской концепции, «новые» олигархи несут ответственность непосредственно перед ним. Госкомпании на самом деле не совсем подотчетны правительству, поскольку ответственность перед обществом – это по большому счету ответственность ни перед кем (как ясно из истории про безответственного сибирского чиновника). Однако группа «новых» олигархов, как и «старых», невелика, а потому договориться с ними напрямую так же легко. Личное обогащение членов этой группы связано с планами Путина обеспечить контроль, подотчетность, предсказуемость, безопасность и стабильность всех операций с нефтью и газом. Члены группы стали богатыми, потому что они добивались нужных результатов, а не просто потому, что дружили с господином Путиным. И на основании своей эффективности они получают от него награды и защиту[552].
Вторая и третья причины, почему путинская система не соответствует идеалу, взаимно пересекаются: сильное недоверие, пронизывающее отношения обитателей «особого мира», и крайняя персонализация самой системы. Сам Путин не доверяет почти никому. Этот факт неоднократно повторяется в интервью и биографиях. Лишь немногие, включая Виктора Зубкова, Дмитрия Медведева, Алексея Кудрина и Игоря Сечина, упоминались как заслужившие его доверие[553]. И они действительно старались его заслужить на протяжении всех длительных с ним отношений. Если вы не знаете людей лично, то как вы узнаете, можно ли им доверить что-то сделать? А если вы не доверяете людям, то и ответственность на них возложить не можете. Те, кто знавал Путина во время его пребывания в Санкт-Петербурге, в своих интервью подчеркивают, что верность и доверие для него всегда тесно связаны. Анатолий Рахлин, тренер Путина по дзюдо, в интервью, которое он дал газете «Известия» в 2007 году, подчеркнул, что Путин «питерских берет на работу не за красивые глаза, а потому что доверяет проверенным людям»[554]. Есть четкие доказательства, позволяющие предположить, что если некомпетентность Путин простить может, то за нарушение обязательств и личную нелояльность последует самая тяжелая кара[555].
Недоверие означает также, что в «особенном мире», информационной среде, окружающей Путина и «корпорацию «Россия», постоянно необходимо «ручное управление». Даже при общении с «дружественными» олигархами и другими людьми из ближайшего окружения должен быть какой-то «крючок», гарантирующий верность. И здесь снова на помощь Путину приходят навыки резидента КГБ, которые помогают ему создать некую договоренность с членами «внутреннего круга», подобную той, что он достиг с олигархами в июле 2000-го. Поскольку полностью он может доверять только себе, Путин со всеми остальными для обеспечения лояльности использует вымогательские методы – в основном угрозу взаимного разоблачения.