Мэгги качает головой, и я вижу влагу на её щеках. Она плачет. Протягиваю к ней руки. Она холодная. Дрожит.
— Что такое, Мэгз?
— Джулиен. Она м-мертва.
***
«Светлое будущее бывшей местной студентки трагически оборвалось, когда она покончила с собой…»
Перестаю читать. Я уже прочитала эту статью раз шесть. Все мы. Не знаю почему. Как будто мы думаем, что если читать её снова и снова, то она перестанет быть правдой.
Но это правда. Джулиен мертва. Миссис Миллер нашла её повешенной в своей комнате два дня назад.
Пытаюсь представить Джулиен мертвой, но правда в том, что я на самом деле не знаю, как выглядит смерть, если не считать мимолетного взгляда на доктора Киркпатрик. То есть, я видела дедушку на похоронах, но мне было восемь, и тогда я думала лишь о том, что он выглядит немного оранжевым и что ему, возможно, не понравилась бы шёлковая наволочка на подушке под его головой.
Но он был старым, а Джулиен нет.
Она была совсем молодой.
Боже, это не должно было случиться. Уверена, что должна чувствовать себя как-то по-другому, а не так. Потому что я вообще ничего не чувствую. Я просто… онемела.
Адам тяжело вздыхает и запускает пальцы в волосы. Мэгги сморкается в платок, и я вздрагиваю. Её сморщенное лицо причиняет мне боль, но из-за Джулиен или из-за Мэгги?
И что насчёт миссис Миллер? Я так чётко помню, как её мягкие руки сжались на пакете с кленовыми орешками. Помню её усталые глаза и идеальную улыбку. Она нашла Джулиен.
Она нашла свою дочь повешенной в её комнате.
— Мы должны что-то сделать, — говорю я. Не то чтобы у меня есть какие-то идеи. Но я должна была что-то сказать. Потому что не могу думать о миссис Миллер. Ни секунды больше.
— Н-например? — спрашивает Мэгги.
— Мы не сможем вернуть её, — говорит Адам. Он выглядит слишком потрясённым. Ошеломлённым.
А я всё ещё сижу здесь, замерзшая и оцепенелая, как камень, в то время как где-то в Калифорнии Джулиен мертва. Она убила себя, и это произошло не из-за какого-то отморозка или плохого расставания. Это произошло не из-за глупости или незрелости. Это случилось из-за Дэниела Таннера.
— Мы не можем позволить ему выйти сухим из воды, — говорю я.
— Нет, — соглашается Мэгги, и её глаза становятся жёсткими.
— Как? — Адам откидывается на своём стуле, его плечи опущены. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Ты это знаешь. Я сделаю всё. Но у нас нет доказательств.
— У меня есть доказательства! — говорю я и вздрагиваю. — Были. У меня они были.
— Ты что-нибудь помнишь? — спрашивает он.
Метель. Шины скользят по мостовой. Грязь засохла на моих полуотмороженных пальцах. Я столько всего помню. Но этого недостаточно.
Качаю головой, и Мэгги прикасается к моей руке.
— Всё нормально.
— Нет, не нормально. Мне нужно всё выяснить.
— Это заперто где-то в твоей голове, — говорит Адам. — И ты не сможешь принудительно ускорить подобный процесс.
Ничего не отвечаю, но знаю, что он ошибается. Они уже принудили меня забыть. И если они смогли сделать это…
— Пойдёмте, — говорю я, вставая.
— Ч-что? Куда мы пойдем?
— Мы возвращаемся обратно в школу.
— Зачем? Для чего? — спрашивает Адам, хотя поднимается вместе со мной.
Я знаю, что мне нужно сделать. Идея того, что кто-то снова будет копаться в моей голове, пугает меня до смерти. Но я не могу всё так оставить. Я должна попробовать.
Отбрасываю страх и расправляю плечи.
— Что вы, ребята, знаете о гипнозе?
***
Мы решаем встретиться в школе. Мэгз должна отметиться у матери, которая до сих пор в булочной, а мне нужно взять пару справочных книг из дома, включая ту, которую я вынесла из библиотеки. Не знаю, почему позволяю Адаму везти меня, ведь я не совсем доверяю ему. Но мир всё ещё кажется более прочным, когда он рядом.
И хорошо, что мне не нужно объяснять это Мэгги, которая смотрит на нас из переднего окна, пока мы отъезжаем.
Адам переключает радио на станцию, где играет рождественская песня, а я смотрю в окно. Дома, украшенные хвойными венками и гирляндами, проплывают мимо. На мгновенье я могу вообразить, что это свидание. Что мы два обычных человека, растягивающие мгновения великолепного вечера.
— Теперь всё по-другому, — говорю я, возможно, чтобы напомнить об этом, прежде всего, самой себе.
— Может быть, — отвечает он. — Но это ничего не меняет. Не для меня.
Он останавливается возле бордюра напротив моего дома, а затем обходит машину, чтобы открыть мне дверь, и всё будто бы как раньше. Разве что за исключением прикосновений. Мы не держимся за руки и не закидываем руки друг другу на плечи. Мы просто идём рядом, протаптывая тропинку в снегу, пока не оказываемся возле ступенек на крыльцо.
— Хлоя, — говорит Адам, вставая передо мной.
Внезапно чувствую себя так, словно пробежала марафон. Не хватает дыхания, голова лёгкая, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть, как он протягивает руки к моему лицу.
— Я лжец, вор и ещё тысяча разных дерьмовых определений, но я никогда бы не причинил тебе боль. Я хочу, чтобы ты знала это.
Киваю, потому что знаю, он бы не сделал этого. И, по правде говоря, не думаю, что он мог бы кому-то сделать больно. Разве что себе.
— Я не достоин тебя. — Он пододвигается ближе, а я скорее перестану дышать, чем смогу приказать своим рукам не цепляться за его пальто, притягивая его, пока не начинаю чувствовать жар от его груди и его запах, знакомый мне так же хорошо, как и мой собственный.
Мои руки трясутся от холода, когда я прижимаю их к его щекам. Он не отодвигается и не отходит назад, вместо этого его дыхание становится тяжёлым, как будто малейшие движения моих пальцев волшебны.
— Больше никакой лжи, — говорю я.
Он кивает, но ничего не отвечает. Знает, что я ещё не закончила.
— Не знаю, что это значит, — продолжаю я. — Теперь я тебе не доверяю. И не знаю, буду ли когда-нибудь доверять снова.
— Я буду ждать, — отвечает он, и я думаю, что так и есть. Думаю, он будет ждать вечность, если потребуется. И, может, так оно и будет.
Но я притягиваю его и целую, пока холод не исчезает. Его руки запутались в моих волосах, а мир превращается в крошечный ничтожный кусочек, проплывающий рядом с моими ногами. Эти чувства больше, чем хорошие. Они правильные.
Когда мы отстраняемся, снег уже перестает падать. Луна в звёздном небе яркая и полная. Я смотрю на бледное кольцо вокруг неё, припоминая, что это является предвестником чего-то в будущем. Хотела бы я вспомнить, что это за предзнаменование.
Глава 30
Мы сидим на парковке перед школой, ожидая, пока появится Мэгги. Мои родители в кои-то веки будут так поздно, что вряд ли заметят моё отсутствие.
Приглушаем радио и читаем разделы в моей книге, относящиеся к гипнозу. Я выделяю раздел и показываю Адаму.
— Ладно, здесь есть место воображению. Зачастую использование воображения помогает ввести людей в гипнотическое состояние.
Он хмурится.
— Что за воображение?
— Не могу сказать. Мы делали такое на занятиях, но это не то, что я могу повторить. Если начну рассматривать всё с твоей точки зрения, то ничего не получится. Сохраняй ровный, спокойный голос.
— Мне это не нравится, Хло. Похоже на «Психологию для Чайников». Уже достаточно людей, которые покопались в твоей голове.
— Всё нормально, — говорю я, но это, конечно, не нормально.
Эта сумасшедшая идея родилась из голого отчаяния. В таком напряжённом состоянии, в каком я сейчас нахожусь, будет чудом, если опытный гипнотолог сможет ввести меня в транс, не говоря уже про пару любителей с учебником. Но мы должны попробовать.
По лицу Адама ясно, что он с этим не согласен.
— Это опасно, Хло. Мы не знаем, что делаем.
— Ну что ж, этого не знала и доктор Киркпатрик. Очевидно, её убили из-за какой-то причины, и я думаю, что она, возможно, связана с неудачной попыткой скрыться.
Он проводит рукой по моей щеке.
— Я просто хочу, чтобы ты как следует подумала. Всё может пойти не так.
— Я только и могу, что думать об этом, — вздыхаю. — Хватит раздумий. Мы справимся, Адам. Мы обязаны. Это просто. Ты создашь мне какую-нибудь расслабляющую картину и начнёшь обратный отсчёт, возвращая меня в дом Блейка.
Его скулы затвердевают.
— И что, если ты вспомнишь? Ты готова к тому, что можешь вспомнить всё о той ночи?
— Да, я готова ко всему. Почему ты… ох. Ох.
Всё, что могло произойти звучит как секс, который мог быть.
В моём животе появляется тяжёлое чувство. Задерживаю дыхание и сжимаю губы. Я смогла бы забыть что-то такое? Думаю о фамильярности Блейка в моей комнате, о том, как он отодвинул в сторону наши учебники, как будто у нас были дела поинтереснее.
Нет, я никогда бы не сделала этого с ним. Но дьявольский голос напоминает мне, что не так давно я бы сделала ради Блейка Таннера что угодно. И я просто обманываю себя, пытаясь думать, что «что угодно» не включало секс.
Поворачиваюсь к Адаму, кусая губы.
— У нас всё было… серьёзно? У меня и Блейка?
Адам медленно качает головой, с выражением боли.
— Не заставляй меня проходить через это.
— Ты говоришь это потому, что не знаешь, или потому, что не хочешь говорить об этом? — спрашиваю я.
— И то, и другое, если честно, — отвечает он.
Я отшатываюсь от него.
— Потому что от этого твои чувства ко мне могут измениться? Ты отлично воспринимал всю эту подработку с фальшивыми свиданиям, пока не начал думать обо мне как об остатках с чужого стола.
— Во-первых, ты не чьи-то остатки. Во-вторых, до того дня в обучающем центре я понятия не имел, что ваши с Блейком отношения на самом деле новая бредовая идея его отца, чтобы контролировать тебя.
— Ты думал, он был искренним? Да как вообще кто-то подобный Блейку может встречаться со мной?
Адам сужает глаза, его голос слишком громкий.