Он отступил, обидевшись.
— Дело не в том, что это трудно.
Я попыталась скрыть свой скептицизм и, видимо, не смогла.
— Это не так, — сказал он. — Дело в принципе.
— Дело в принципе? — Я подавила невеселый смех. — Твои люди просят тебя о помощи, а ты отказываешься из-за какого-то принципа?
— Это просто не то…
— Моя сестра умирает.
Я выпалила эти слова на одном неровном дыхании.
— Моя сестра умирает, и весь мой город умирает, Вейл. А все остальные думают, что мы можем надеяться, или молиться, или мечтать, чтобы выбраться из этого. Они такие же, как ты. Они отказываются искать лучшие ответы из-за своих принципов. Потому что это просто. И каждая секунда, которую они теряют в ожидании глупой мечты, — это еще одна потерянная жизнь. Это кто-то, кто для другого, где-то, является самым важным человеком в мире.
Вейл и глазом не моргнул. И я не понимала, почему, но я не могла перестать говорить. Слова просто лились из меня.
— Я знаю, каково это — быть беспомощной, — выдавила я из себя. — Ты не знаешь, каково это — быть окруженным пятью мужчинами и знать, что ты не можешь помешать им причинить тебе боль. Ты не знаешь, каково это — видеть, как увядают и умирают люди, с которыми ты вырос. Ты…
Ты не знаешь, каково это — смотреть на свою смерть.
Я запнулась на этом.
— И я не могу никого винить в невезении и несчастье, — сказала я. — Но если я когда-нибудь узнаю, что у кого-то был шанс помочь им, что у кого-то был шанс спасти хотя бы одну из этих жизней и он отказался от спасать их…
Я моргнула и увидела свою сестру, медленно превращающуюся в пыль — мою живую сестру, которая была всем, чем я не была, которая была жизнью, когда я всегда была смертью, которая была такой теплой, когда я всегда была холодна. Моя прекрасная сестра, которая заслуживала процветания гораздо больше, чем я.
Я не останавливалась, чтобы отдышаться. А когда я все-таки вдохнула, это был рваный, отвратительный звук, прерванный почти всхлипом.
Вейл схватил меня за плечо. Его большой палец провел по моей коже, прямо по границе выреза моего платья. Что-то в этом прикосновении успокоило меня. Оно утешало, успокаивало и задавало вопросы.
Мое лицо было горячим от смущения. Я не должна была ничего этого говорить. Это было неуместно.
Другая рука Вейла потянулась к моей щеке, и когда он отдернул ее, его пальцы были мокрыми. Он мгновение смотрел на это — на мои слезы на костяшках пальцев — а потом снова на меня. Я выпрямилась и отошла от него. Я чувствовала себя неустойчивой. Истощенной.
Он был спокоен. Просто смотрел на меня. Задумчиво.
— Я сожалею…, - начала я.
Но он прервал меня, сказав:
— Я хочу, чтобы ты показала мне мою кровь.
Я СДЕЛАЛА ВСЕ, ЧТО ОН ПРОСИЛ. Нам пришлось зайти в три разные комнаты, прежде чем мы наконец нашли ту, где стена была достаточно свободна для моих приборов. Я задула все свечи и установила свой объектив. Часть меня не хотела рисковать, используя ее здесь, ведь они с каждым разом становятся все дороже, и если эта сломается, мне придется искать деньги на другую, но мне было важно выполнить просьбу Вейла.
Я хотела, чтобы он увидел в себе то, что я видела в нем каждый день. Его красоту. Чудо.
Когда его кровь расцвела на стене, я сделала маленький вдох. Я делала это каждый раз.
Выражение лица Вейла было абсолютно неподвижным, за исключением очень, очень небольшого расширения глаз. Он медленно наклонился вперед и уперся предплечьями в колени.
— Так вот оно что.
— Вот и все.
— Почему он так выглядит? Как точки?
— Это твоя кровь на самом низком уровне. Очень, очень низком.
Он издал низкий, неубедительный звук в горле.
— И что в ней особенного? В чем отличие?
Я встала и подошла к стене, рассматривая его кровь вблизи, как делала это много раз до этого.
— Видишь, как она движется? Она отличается от человеческой крови. Цвет тоже. Форма. Она разрушается по-другому. — Он молчал, не останавливая меня, и я обнаружила, что погружаюсь в свой собственный энтузиазм, объясняя ему все, чем его кровь отличается от человеческой, все маленькие способы, которыми магия его природы и его богини пропитала ее. Все способы, с которыми она противостоит смерти.
После этого он долго молчал.
— Ты веришь в это, — сказал он, наконец. — Что это может помочь.
— Да. Да, верю.
— Кровь вампира никогда ничем не помогала.
Я оглянулась на проекцию на стене. Мне нужно было убрать ее, и быстро. Оборудование могло задымиться в любой момент. Но я коснулась стены, коснулась изгиба каждого лепестка.
— Твоя кровь…
Боги, в ней было так много всего
Я решилась остановиться на:
— Она может спасти нас.
Я почти потерялась там, в этой проекции, пока Вейл не сказал:
— Это неправда.
Я повернулась к нему. Он не смотрел на кровь. Он смотрел только на меня.
— Ты, — сказал он. — Ты спасешь их.
Он сказал это с такой убежденностью, с такой уверенностью, что я не знала, как реагировать. Он поднялся, сцепив руки за спиной.
— Все, что тебе нужно, — сказал он. — Моя кровь. Мои книги. Мои знания. Все, что угодно. Все твое.
Глава
12
Видимо, я заинтересовала Вейла, потому что с этого момента он захотел постоянно заниматься со мной. Мы вместе рылись в его библиотеках и кабинетах, он помогал мне находить книги, которые могли иметь отношение к моей работе, а затем переводил их для меня, пока я делала беглые заметки в своих блокнотах. Время расплывалось, каждая минута превращалась в часы, пока моя голова не начинала клониться к книгам, и Вейл заставлял меня отдыхать.
— Ты так живешь? — спросил он в ужасе, на что я ошарашенно моргнула.
— Мне нужно работать, — ответила я, потому что это было очевидно. На что он фыркнул и потащил меня в постель, а потом сидел там, чтобы убедиться, что я там останусь, потому что в первый раз я поступила глупо и позволила ему поймать меня на том, что я улизнула.
Я ничего не могла с собой поделать. В доме Вейла было столько знаний, столько всего интересного. Я хотела получить все это. Я хотела прожить жизнь, вечность, чтобы впитать все, что он знал, чтобы познать мир так же, как он.
Прошло еще два дня, потом три. Мое здоровье улучшилось. На третий день я подумала о том, чтобы уехать, но Вейл очень серьезно сказал:
— Ты все еще нездорова. Ты не в том состоянии, чтобы отправиться в путь.
А потом я лежала в постели и глотала стыд, потому что могла бы с ним поспорить — должна была поспорить.
Но я не захотела.
Потому что, возможно, какая-то часть меня находила странное родство с ним в те измученные, лишенные сна дни. Я смотрела, как он читает мне книги на обитрэйском, наблюдала, как что — то оживает на его лице — горячее любопытство, которое отражало то, что я так часто чувствовала и всегда гасила в себе.
Я думала, что ничего не может быть прекраснее крови Вейла. Как же я ошибалась.
И когда прошло еще несколько дней, и моя усталость и энтузиазм заставили меня ослабить мой обычно тщательно удерживаемый контроль над общественно неприемлемыми взглядами, мой сырой энтузиазм просочился наружу, когда я возбужденно говорила с Вейлом о той или иной теории, я повернулась и увидела, что он смотрит на меня, нахмурив брови. Его выражение лица заставило меня замереть, а лицо покраснеть, потому что я опустила стену, которую не должна был опускать, и не была уверена, что я показала ему за этими стенами.
— Я… — начала я.
Но он просто спокойно сказал:
— Ты очень красивая женщина.
Это не было приглашением, как в тот вечер, когда он спросил меня, не хочу ли я провести с ним ночь. Он не флиртовал со мной. Нет, это было замечание, ясное и простое, как в книгах, разложенных перед нами, и Вейл просто оставил его без внимания, а затем снова обратился к своей книге.
Глава
13
Мне нужно было вернуться домой.
Я поняла это, как только открыла глаза. Эта мысль пришла с острым чувством вины, как будто рассеялась дымка, и я сразу поняла, что я делала.
Я была с Вейлом целую неделю. Неделю, в мире, где время было таким ценным и жестоким.
Мне нужно было вернуться домой.
Я сказала об этом Вейлу и не знала, что ответить на его медленный кивок и спокойную манеру поведения. Он настоял на том, чтобы отправить меня домой на великолепном черном коне, который, вероятно, стоил больше, чем все мое имущество вместе взятое.
— Ты не настолько здорова, чтобы пройти весь этот путь пешком, — сказал он, когда я попыталась возразить.
Он помог мне забраться на него, чего я никак не ожидала, его крепкие и большие руки обхватили мою талию. От его хватки у меня по позвоночнику пробежала трель, которая поразила меня там, где я совсем не ожидала. Когда я села, а он встал рядом с лошадью, его рука все еще небрежно лежала на моем бедре, это прикосновение было единственным, о чем я могла думать.
— Спасибо за гостеприимство, Вейл.
Он слегка пожал плечами, как будто изо всех сил старался сделать вид, что это большое неудобство.
Тем не менее, он не двигался, и я не была уверена, почему. Его рука все еще лежала на моем бедре.
Ждал ли он, что я что-то скажу? Не пропустила ли я подсказку, которую должна была понять? Я часто так делала. Я посмотрела вниз на эту руку.
— Что…
— Могу я тебе написать? — спросил он.
Мой рот закрылся. Я моргнула.
— Могу я писать тебе? — В его голосе звучало смутное раздражение, и я не была уверена, почему.
— Да, — сказала я, наконец. — Конечно.
Ничего само собой разумеющегося в этом не было. Неразумно было позволять Вейлу писать мне. Неразумно впускать в мой дом еще больше свидетельств о проклятых детях Ниаксии, где они могли бы вызвать еще больший гнев богов, чем мы уже заслужили.
Голос в затылке кричал мне об этом. Голос, который было слишком легко заглушить.