– Ты проводишь так все свое время? – потрясенно спросил он, и я моргнула затуманенными глазами.
– За работой, – ответила я.
Это было очевидно и так. Он только фыркнул, рассмеялся, и потащил меня в постель, и даже сел у изголовья, чтобы я не сбежала; помнится, в первый раз я неблагоразумно позволила ему тайком следить за мной.
Я просто не могла остановиться. В доме Вейла было столько знаний, которые я могла приобрести! Вот чего я жаждала. Жаждала целой огромной жизни – нет, вечности, – чтобы мне хватило времени узнать этот мир так же, как знал его он.
Прошло еще два дня, потом три. Я шла на поправку и уже подумывала об отъезде, но на третий день Вейл очень серьезно сказал: «Ты все еще плоха. Не стоит отправляться в путь». Позже, лежа в постели, я стыдила себя за то, что не смогла как следует поспорить с ним, хотя должна была сделать это.
Должна была, но не хотела.
Ведь, похоже, в те изнурительные, бессонные дни некая часть меня обнаружила между нами странное сходство. Слушая, как он читает мне книги об Обитрах, видя, как на его лице расцветает пылкое любопытство, я понимала, что то же самое всегда происходит внутри меня – вспышка, которая быстро угасает.
Я думала, в мире нет ничего прекраснее крови Вейла. Но я ошибалась.
Летели дни, мое истощение и мой энтузиазм заставили меня ослабить извечную строжайшую бдительность в общении с окружающими. Я фонтанировала восторгом, взахлеб обсуждая с Вейлом ту или иную теорию, но однажды повернулась и увидела, что он смотрит на меня, нахмурившись. Это заставило меня замереть, покраснеть – потому что я разрушила стену, которой не должна была даже касаться. И за ней меня ждала неизвестность.
– Я… – начала я.
Но он сказал, просто и спокойно:
– Ты очень красивая женщина.
То было не приглашение, как в первую ночь, когда он спросил, не хочу ли я возлечь с ним. И не флирт. Нет – наблюдение, простое и ясное, совсем как в разложенных перед нами книгах. Слова повисли в воздухе, и мы вернулись к нашим изысканиям.
Глава тринадцатая
Мне нужно домой.
Я поняла это поутру, как только открыла глаза. Мысль пришла вместе с острым уколом вины, так, словно рассеялась дымка и настало ясное осознание.
Я пробыла у Вейла неделю. Целую неделю – а время было столь драгоценным и столь неумолимым.
Мне нужно было домой.
Я сказала это ему и потом не знала, что и думать: он медленно кивнул, на его лице отразилось смирение. Он настоял на том, чтобы отправить меня домой на великолепном черном жеребце, который, вероятно, стоил больше, чем все мои вещи, вместе взятые. «Ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы пройти весь этот путь пешком», – отвечал он на мои возражения.
Я не ждала, что он поможет мне сесть на коня, но его руки крепко, надежно обхватили меня за талию. От этого по спине прокатилась дрожь, отозвавшаяся в самых неожиданных местах тела. Когда я уселась в седло, а он встал рядом с лошадью, его рука все еще небрежно лежала на моем бедре – и я могла думать лишь об этом прикосновении.
– Спасибо за гостеприимство, Вейл.
Он слегка пожал плечами, всем своим видом показывая, что мое присутствие было для него изрядным неудобством.
Однако почему-то не спешил отойти от коня. И его рука все еще была на моем бедре.
Он ждал от меня неких слов? Я пропустила намек? Такое часто бывало со мной. Я взглянула на его руку.
– Что ты…
– Можно, я напишу тебе? – спросил он. (Я закрыла рот и несколько раз моргнула.) – Можно, я… напишу?
Почему он говорил так, словно испытывал неловкость и раздражение?
– Да, – наконец ответила я. – Разумеется.
Не было ничего само собой разумеющегося, как и ничего разумного, в том, чтобы проклятое отродье Ниаксии писало мне, чтобы мой дом полнился доказательствами нашей связи – это могло усилить гнев богов, который мы и без того заслужили.
Голос в моей голове громко кричал об этом. Голос, который было так просто заглушить.
В конце концов, мой дом уже был наводнен незримым присутствием Вейла. Его кровь. Его книги. И я сама: мне казалось, будто я вся пропиталась им, до самого сердца.
Так какой тогда вред от букв на бумаге?
Он выдохнул, опустив плечи. Неловкость и раздражение исчезли. И я поняла, что, возможно, он бесился не из-за меня, а из-за себя.
Облегчение. Он почувствовал облегчение.
По правде сказать, я тоже чувствовала его. Одна только мысль о том, что придется покинуть Вейла… и о продолжении того, что длилось всю эту неделю…
Вейл отошел от коня. Последней зашевелилась его рука; он пристально смотрел на свою ладонь, отнимая ее от моего бедра.
– Безопасной тебе дороги, – произнес он, и я улыбнулась.
– Увидимся через месяц, Вейл.
Он улыбнулся в ответ, едва показав зубы:
– Увидимся через месяц, мышка.
Дома Мина бросилась обнимать меня:
– Я так скучала! Так волновалась за тебя! Мне передали, что с тобой все в порядке, но я не поверила. Ты была… ну, ты ведь…
Я не желала, чтобы мне стало плохо от ее объятий, но произошло именно это. Сначала я успокоилась: сестра в безопасности, я наконец-то дома. Но затем на меня нахлынуло все остальное. Мои органы чувств всегда хорошо распознавали звуки, запахи и текстуры, и теперь я остро ощущала слабость в теле Мины.
Она почувствовала мое напряжение и отстранилась, нахмурившись. Мое поведение уязвило ее.
Я оглядела себя: тонкий слой сероватой пыли покрыл одежду там, где меня касалась ее кожа.
– Он ведь не причинил тебе вреда, правда? – спросила она. – Я так волновалась, Лилит. Я… я так долго, так сильно переживала…
Я ощутила укол совести: она волновалась, а я там… я там только и…
Я наслаждалась счастьем. И не торопилась возвращаться. Не торопилась покидать тихий, уютный особняк Вейла.
И вот прекрасный сон, в котором я жила последнюю неделю, рассеялся окончательно.
Я ведь даже не написала ей. Хороша сестра… Отвлеклась… на какого-то там мужчину…
– Он не причинил мне вреда, – ответила я. – Он был…
Добрым. Заботливым.
– Он помог мне выздороветь, – нашла я нужные слова, и Мина поджала губы.
– Ты о том, как чуть не истекла кровью? Тебе повезло, что ты выбралась оттуда живой.
Только теперь я поняла, как глупо было оставаться там, истекая кровью. Слишком большой соблазн для Вейла.
– Ему совершенно не хотелось меня, – усмехнулась я. – Не волнуйся.
Но стоило сказать это, и я, как наяву, услышала его голос: «Ты очень красивая женщина».
Как наяву, почувствовала его прикосновение к своей ноге.
Мина бросила на меня странный взгляд.
– Что ж… Я рада, что с тобой все в порядке. Я… Мы все волновались за тебя, поняла? Не смей больше оставлять меня вот так.
Я заверила ее, что такого больше не случится, но это была ложь. Наша любимая с Миной жестокая шутка.
Рано или поздно либо она оставит меня, либо я – ее. Я изо всех сил старалась, чтобы произошло второе.
– Утром тебе доставили письмо, – сказала Мина вечером того же дня. – Оно у тебя в кабинете. Такое… странное.
И она оказалась права, письмо было странным. Но странным в том смысле, который потихоньку становился мне понятен. Конверт, пожелтевший, слегка помятый и запечатанный красным сургучом, выглядел так, словно ему было лет десять.
Я сразу поняла, что это от него. Прижимая к себе письмо, я улыбалась: оно напоминало мне о Вейле. Конверт отдавал… чем-то вампирским.
Когда я распечатала конверт, внутри нашлись несколько вырванных из книг страниц с заметками и переводами, нацарапанными на полях; я немедленно узнала руку Вейла.
А потом я села читать само письмо. Вверху стояло мое имя, дальше шли черные капли чернил, будто он долго держал перо над страницей, размышляя о том, что написать.
Лилит, надеюсь, ты благополучно добралась домой. Я нашел для тебя еще несколько заметок. Как мне показалось, они помогут тебе не тратить время впустую.
Я буду рад любым письмам, которые ты пожелаешь отправить между визитами ко мне.
Я помогу тебе, чем смогу.
Если ты этого хочешь.
Я осознала, что улыбаюсь, только когда у меня заболели щеки.
Это было так…
Знакомо. Так странно знакомо. Всего несколько неловких строк. Никаких цветистых выражений, принятых в высшем обществе.
И все же я знала, как много скрытого смысла содержится в этих словах.
Я отложила его и подпрыгнула, поняв, что позади меня стоит Мина. Выругавшись, я сунула письмо в карман, сама не зная, почему хочу утаить его.
Но она все равно увидела.
– Ты меня напугала, – сказала я.
– Будь осторожна, Лилит, – произнесла она. – Ты представляешь, что будет, если они узнают. Если они все поймут.
У меня пересохло во рту.
– Я не понимаю, о чем ты…
Мне не хотелось, чтобы об этом знала даже Мина. Но кого я обманывала? Она была намного умнее, чем считали другие.
Ей хватило ума понять, что я лгу.
Она бросила на меня тяжелый взгляд и снова сказала:
– Будь осторожна.
Четвертая роза
Глава четырнадцатая
Я писала Вейлу раз в несколько дней, потом стала делать это каждые два дня, потом ежедневно. Бывали дни, когда я сочиняла не одно письмо.
В моем саду то и дело появлялись во́роны, всегда готовые доставить новое письмо от него или улететь к нему с моим. Иногда он отправлял их с помощью магии, и тогда пергамент материализовывался, окутанный бело-голубой дымкой. В таких посланиях всегда сквозил неистовый энтузиазм, словно он не мог дождаться, когда ворон доставит мне его идеи… И я бы солгала, сказав, что не поглощала эти письма с огромной жадностью.
Энтузиазм Вейла впечатлял, но, что еще удивительнее, этот энтузиазм был мне близок. Раньше я уважала Вейла, как уважают хищника, признавая, что он больше, сильнее, могущественнее тебя. Но с каждым новым письмом уважение к чужой натуре все больше переходило в уважение к личности.