По пути к входной двери Вейл продолжил удовлетворять мое любопытство: останавливался там и сям, чтобы рассказать о какой-нибудь картине, или об артефакте, или о гобелене. Скупые сведения, полученные от него, подтвердили, что я была права: Вейл знал невероятно много, свидетельства этого были рассыпаны по всему особняку, даже если не вспоминать о том, чем он мог владеть в Доме Ночи. Но сильнее всего поразило меня то, как свободно он делился знаниями, отвечая на все вопросы, включая невысказанные – будто улавливал каждый до того, как я успевала его озвучить. Я бы даже поверила, что он умеет читать мысли, но в Доме Ночи ментальная магия была не в ходу – этим даром владели только вампиры Дома Тени.
Нет, Вейл просто был… наблюдательным. И в эти минуты я, как ни странно, чувствовала, что мне не нужно лезть из кожи вон, преодолевая пропасть между собой и всем миром. Не нужно делать маску из лица, следить за языком тела, пытаться угадать, что имеет в виду собеседник.
И возможно… возможно, Вейл чувствовал то же самое. Я могла сколько угодно пытаться задеть его, но, видимо, он действительно был одинок.
Эта мысль внезапно пришла мне в голову, когда он подошел к двери, распахнул ее и замер у порога.
Я с трудом читала по лицам. Но неужели то, что я видела сейчас, было… разочарованием?
Он уставился на темную тропу.
– Уже поздно, – сказал он. – Сколько времени займет у тебя дорога домой?
– Несколько часов.
На самом деле это было преуменьшением.
– Разве маленькой человеческой мышке не опасно идти одной в такую даль среди ночи?
– Ночь наступит еще не скоро.
Мой организм, однако, противился сказанному. Я моргала, веки тяжелели. Натруженные ходьбой мышцы ныли. Мне было тридцать лет: не тот возраст, чтобы не спать целую ночь. Однако я пожала плечами и добавила:
– Я бы не продвинулась так далеко, если бы боялась рисковать.
– Хм.
Он посмотрел на тропу, затем снова на лестницу; кажется, мои слова совсем не убедили его.
– Что ж…
Я откашлялась и поправила сумку на плече.
– Ты можешь остаться, – сказал он и явно удивился тому, что произнес, не меньше меня. – Вдруг тебе будет удобнее отправиться утром, при свете.
Я выгнула бровь:
– Послушай, Вейл, ты сегодня уже принимал гостей…
– Я не об этом, – фыркнул он. – И гостья давно ушла. Я найду для тебя удобную кровать. Хотя, – и тут его голос немного понизился, – если ты пожелаешь разделить со мной постель, я не стану возражать.
Я замерла, лишившись дара речи. Затем попыталась найти на его лице хоть один известный мне признак того, что собеседник лжет или насмехается, – но осталась ни с чем.
Это поразило меня не меньше осознания того, что я всерьез задумалась над его предложением.
Что я слишком ярко и отчетливо представила, каково было той вампирше. Чувствовать его руки на своем теле, его объятия. Чувствовать его член внутри, ощущать, как тебя берут, грубо и жестко… Я врала самой себе, думая, что выкинула ту сцену из головы, что мне вовсе не хочется вспоминать его мускулы под обнаженной кожей, блестевшей от пота при каждом движении.
Склонив голову набок, я уставилась на него:
– У вампиров недурное обоняние, не так ли?
– Да. – Он придвинулся чуть ближе.
– Ты чувствуешь мой запах?
Мой голос был тихим, слегка осипшим.
– Да, – сказал он. – Отчетливо.
– И тебе… непросто сдерживаться?
– Что это значит? – Уголок его рта приподнялся, когда я не ответила. – Ты спрашиваешь, соблазняю ли я тебя?
Он наклонился еще ближе. Моя спина прижалась к косяку. Я не шелохнулась, даже когда он придвинулся еще немного и наши тела почти слились. Он опустил голову, и его губы едва не коснулись моего горла.
Я по-прежнему не двигалась.
Мое дыхание стало прерывистым, сердце бросилось вскачь. Нечто первобытное внутри меня рвалось наружу из телесной оболочки, желая его – дотронуться до него.
Он так и не прикоснулся ко мне губами. Но я все еще чувствовала вибрацию его голоса, глубокого и низкого, на нежной коже моего горла.
– Я чувствую тебя, – пробормотал он. – Чувствую твою кровь.
– Как она пахнет?
Мой голос звучал так, словно принадлежал кому-то другому.
– Пахнет медом… Пасленом. Сладко. И кажется, немного горчит.
При этих словах его голос упал на один тон. В нем звучало удовлетворение.
– И?.. – спросила я.
– И я чувствую, как эта кровь бежит в твоих венах.
Мой пульс чуть ускорился, словно в ответ на сказанное им. Теперь его руки упирались в косяк, его тело обволокло меня, но мы по-прежнему не касались друг друга.
– А знаешь, что еще я чувствую? – Его лицо склонилось к моему, голос понизился до шепота. – Я чувствую, что ты этого хочешь.
Я тяжело вздохнула.
Да. Мое любопытство теперь касалось не только вещиц на стене. Я думала о теле Вейла и о моем собственном, о том, что будет, если соединить их.
Глупо было врать себе.
Однако я не позволила бы ему уложить меня на простыни, среди которых еще недавно извивалась другая.
– Хотеть чего-то не означает нуждаться в этом, – сказала я и, уперев ладонь ему в грудь, с силой оттолкнула.
Он отступил, не протестуя, глаза его сощурились – возможно, от того же огромного любопытства, что снедало меня.
– Спокойной ночи, Вейл, – сказала я. – Спасибо за кровь. Увидимся через месяц.
Я ни разу не обернулась, когда шла прочь по тропе.
Но знала, что он смотрел мне вслед, пока я не скрылась вдали.
Когда я вернулась, ночь все еще была темной и безмолвной, хотя уже просыпались первые птицы. Я позвала Мину, но та не ответила.
«Может быть, встала спозаранку и ушла по делам», – подумала я, хотя не верила сама себе.
Сестра оказалась в спальне – сидела на краю кровати. Ее глаза казались незрячими, остекленевшими, тело было предельно напряжено. Она не обратила на меня внимания, даже когда я встала прямо перед ней, но затем я резко тряхнула ее за плечи, и она моргнула, наконец устремив взгляд на меня.
– О-о. Ты дома!
Она спрятала панику за улыбкой и пренебрежительным взмахом руки. Ну а я не стала ни о чем спрашивать – в горле образовался комок, мешавший говорить.
И все же я видела, как она дрожала. Как она замерла перед зеркалом, когда встала с кровати и взглянула на себя с тем же ужасом, что и я в первый день моего взросления – день осознания того, что смерть близка.
Кожной пыли на полу было столько, что я выметала ее чуть ли не полчаса.
Третья роза
Глава восьмая
Три недели прошли в неустанной работе.
Я отдавала ей все силы. Спала урывками – сон не давал мне дойти до окончательного изнурения – и позволяла себе задремать, лишь когда чувствовала, что тело готово сдаться. Перестала есть, не считая торопливых перекусов за чтением научных трудов. Не выходила из кабинета, заглядывая только в теплицу с розами и следя за тем, чтобы они оставались идеальными, подходящими для требовательного Вейла.
– Почему ты так много работаешь? – грустно спрашивала меня Мина; черный цвет ее губ исчерпывающе отвечал на этот вопрос.
Я не могла терять время. Время было драгоценностью.
Мое собственное состояние тоже ухудшалось: старые, привычные симптомы стали одолевать меня с новой силой. Но это было ничто по сравнению с той хворью, которая постепенно съедала мою сестру.
Всякий раз, закрывая глаза, я видела кровь Вейла. Я смотрела на нее двенадцать, пятнадцать, восемнадцать часов в день, не подолгу, чтобы магия не отторгла мое оборудование. Правда, это все равно случилось: одна из линз треснула, все заволокло едким дымом. Пришлось бежать в город за новой линзой, которая была мне почти не по карману, но подобные мелочи меня не волновали – кто считает деньги в такое время?
Я подвергла кровь Вейла перегонке, превращая ее в зелья. Сперва все шло не лучшим образом, одна склянка даже вспыхнула жутким белым пламенем. Но после бесчисленных попыток мои смеси перестали дымиться и источать прогорклый, гнилостный запах. Они начали напоминать настоящие лекарства.
Мне удалось создать то, что с успехом прошло все проверки. Оно не горело, не дымилось и не искрило. Не наносило вреда растениям или коже. И даже не напоминало кровь. По всем признакам это было искомое средство.
Наконец после долгих мысленных споров с собой я дала его одной из зараженных подопытных крыс.
Животные реагировали на чуму не так, как люди, что осложняло испытания лекарств. Эта крыса была больна – ей оставалось несколько дней, если не меньше, – но под воздействием чумы она не превращалась в пыль, как люди.
И все же… этот опыт мог дать мне кое-какие сведения.
День и ночь я наблюдала за бедной крысой. Летели часы, минуло два дня. Я ждала, что крошку вот-вот заберет медленная, мучительная смерть.
Но нет.
Крыса отказывалась умирать, даже когда уже должна была испустить последний вздох.
Да, она оставалась вялой и апатичной, явно нездоровой, но не умирала.
Крошечная, совсем крошечная победа: вместо положительного результата – отсутствие отрицательного. Но этого хватило, чтобы на моем лице весь день сияла улыбка. Я чувствовала, знала всем сердцем, что близка к успеху.
Той ночью я даже не помышляла о сне. В полночь поднялась буря, сквозь окно кабинета гуляли сильные сквозняки, поминутно задувавшие свечи. Но я не могла бросить работу.
Час спустя я полезла в сумку и обнаружила, что из-за усталости допустила просчет: кровь Вейла закончилась.
Я выругалась и уставилась на пустые флаконы. Затем оглядела десятки склянок с неудавшейся экспериментальной смесью и одну – с почти приемлемой.
За окном свирепствовала стихия.
Если честно, выбора у меня не было.
Я встала, собралась и направилась к двери. По пути я заглянула в комнату Мины – та беспокойно ворочалась во сне, оставляя на покрывале пыльные следы.