Она приберет потом. Прежде всего еда. Мария подошла к пищевому принтеру. Массивная машина обладала способностью синтезировать любую пищу, какую ей удалось проанализировать на молекулярном уровне. А это означало, что она, как и автопилот Хиро, работала почти самостоятельно. Но в ее работу мог вмешаться РИН. Если, конечно, он когда-нибудь очнется.
Мария коснулась консоли, и машина загудела, ожила, внутри загорелись огоньки, осветилась панель ввода. Мария попыталась добраться до учетных записей, но, как и все прочее, эти записи были стерты. Вредитель уничтожил даже записи принтера.
Плохо.
Она попыталась запрограммировать простейший крекер, приветствие всех пищевых принтеров – «А вот и я». Принтер загудел и начал сплетать внутри молекулярные цепочки, чтобы изготовить еду. Но только получился не крекер.
Принтер готовил что-то похожее на веточку зелени – пышную, свежую. Мария нахмурилась. Она подождала, пока принтер закончит работу и выдаст результат.
Растение она не узнала. Определенно не базилик и не душица. Она понюхала веточку, но не уловила никакого знакомого запаха.
Еще одна попытка, на этот раз белок: цыпленок.
Очень быстро стало очевидно, что принтер снова создает какое-то растение. Вернее, то же самое растение.
Мария взяла веточку и рассмотрела. Листики мелкие, похожие на листья папоротника. Она открыла рот и поднесла их к губам, прикидывая, стоит ли пробовать. Но вспомнила о рвоте, плававшей по секции клонирования, и передумала. Нашла на стене кнопку интеркома и вызвала медицинский отсек.
– Доктор? – спросила она. – Ты там?
– Говори, Мария, – ответила Джоанна.
– У нас проблема с пищевым принтером.
– Не уверена, что могу помочь, – сказала Джоанна с досадой.
– Похоже, меня отравили, – сказала Мария. – Пищевой принтер не желает синтезировать ничего, кроме какого-то растения. Все пищевые программы стерты, как прочие записи.
Врач выбранилась.
– Неси сюда. Пропущу его через экран токсичности. Заодно прихвати образец воды.
– Поняла, – сказала Мария.
Она собрала образцы, в том числе кое-какой еды, не попавшей в рециклер, заодно прибрав в кухне. В животе у нее урчало, и она с тоской посмотрела на машину, обосновавшуюся на стойке, куда были подведены запасы «Жизни» и воды. Она знала, что у них есть резервный пищевой принтер, но на его установку ушло бы много часов. Она не знала, хватит ли у экипажа терпения.
Но не знала и другого: есть ли у них иной выход.
Поль переместился в серверную, чтобы попробовать разобраться, что неладно с РИН. Он почти перестал дрожать, сухие рвотные позывы прекратились. На Земле его в таком состоянии госпитализировали бы, а не погнали на работу, с горечью подумал он. Но им нужен был РИН – вести корабль и давать ответы.
В серверной располагался огромный сверхохлажденный компьютерный банк памяти. Инженеры получали к нему доступ через голографический интерфейс. Им не разрешалось трогать машины, они общались с ИИ только посредством голограммы: так РИН мог пресечь любые попытки вредительства.
Сами компьютеры находились за стеклянной стеной, но интерфейс пользователя раскинулся амфитеатром снаружи – визуальное изображение собственно компьютеров. Большинство неспециалистов это приводило в замешательство, но Поль чувствовал себя здесь как рыба в воде. Большая часть серверов мигали красными огоньками, требуя немедленного внимания. Не слишком радушно.
Поль вздрогнул: интерфейс вдруг ожил.
– Как дела? – спросил Вольфганг.
– ИИ включен, значит, нам не нужно взламывать серверную. Это отличная новость, – сказал Поль.
Вольфганг не ответил. Возможно, не счел новость отличной.
– Теперь, когда у меня есть доступ к компьютерам, я посмотрю, нельзя ли ввести в строй РИН.
– Ты уже знаешь, что с ним неладно? – спросил Вольфганг.
– Нет, знаю только, что он сломан.
Вольфганг громко выругался.
– Делаю, что могу, сэр, – сказал Поль, старясь, чтобы голос не дрожал.
– С тех пор как ты проснулся, ты ведешь себя так, словно только что узнал о существовании клонов и не знаешь, что с этим делать. У нас тут серьезные проблемы, а ты хочешь, чтобы тебя похвалили за неудачу. Тебя наняли, чтобы ты работал, Сёра, так работай!
Поль вернулся к работе над ИИ. Криком от него ничего не добиться.
– Это вопрос деликатный, – сказал он, не глядя на интерком.
– Поль, какое-то время, проведенное в карцере, поможет тебе акклиматизироваться? Тебе это нужно? – спросил Вольфганг.
– Если ты бросишь меня в карцер, кто починит РИН? – спросил Поль, чувствуя, что страх, в котором он жил с момента пробуждения, наконец сменяется гневом. Он удвоил усилия, потянулся к красной области и растопырил руку, пытаясь ее увеличить, чтобы понять, в чем загвоздка.
На корабле было два карцера; считалось, что из шести членов экипажа придется одновременно иметь дело не более чем с двумя возмутителями спокойствия. Карцеры были одинаковые, очень напоминали тюремную камеру, а в каждую стену было встроено по терминалу, позволявшему команде отправлять в карцер информацию. Воспользоваться терминалом узники не могли.
– Хочешь, чтобы Мария помогла тебе? – спросил Вольфганг более разумным тоном.
– Она не по этой части, – ответил Поль. – Ее дело – техобслуживание и уборка.
Он сморщил нос и добавил:
– И ей предстоит жуткая работа – привести в порядок секцию клонирования.
Вольфганг помог Джоанне разложить тела в медицинском отсеке. Он перенес их в отсек и уложил на койки на почтительном удалении от единственного члена экипажа, оставшегося в живых.
Вольфганг был силен даже для человека, родившегося на Луне, а низкое тяготение на этом ярусе корабля позволяло ему легко поднимать любые предметы, кроме самых тяжелых. Он принес тела, и Джоанна взяла образцы крови и других биожидкостей, срезала и сняла комбинезоны, бросила их в мусоросжигатель, а после вымыла тела в ванне. В отсеке все системы работали нормально.
Это еще одно помещение, которое трудно будет очистить. После пробуждения в баках они не спали, и Джоанна была благодарна, что инвалидное кресло не дает ей упасть от усталости. Ее удивляло, откуда у Вольфганга столько энергии. Она объехала вокруг коек, диктуя устные заметки переносному компьютеру.
«Мария Арена, офицер по техобслуживанию. Кожа очень бледная, губы синие. Анализ показал, что образцы рвоты из секции клонирования принадлежат ей. Глубокая рана в спине, перерезан позвоночник. Токсикология свидетельствует об отравлении веществами растительного происхождения, с 90-процентной вероятностью это цикута или ее разновидность. Это подтверждает анализ образца, полученного из пищевого принтера; принтер выведен из строя и производит только цикуту, когда запрашивается еда. В воде и «Жизни» токсины не обнаружены.
Возможно, остальные члены экипажа тоже были отравлены, но умерли от ран раньше, чем начал действовать яд. Анализ на присутствие в их телах яда еще предстоит провести.
Тело кажется шестидесятипятилетним».
Джоанна перешла к Хиро на койке рядом с Марией.
«Акихиро Сато, штурман и пилот, причина смерти – повешение за шею. На трупе нет одного ботинка. Возраст клона при визуальной оценке – двадцать лет».
Она подкатила к своему телу. С интересом осмотрела его и отметила, что мышцы верхней части тела развиты гораздо лучше, чем было в предыдущих жизнях.
«Мое собственное тело, Джоанна Гласс, также обнаруживает признаки старения и травм. Эта смерть также причинена кухонным ножом, ударом в горло. Тело обескровлено. Ран, которые объяснялись бы сопротивлением, нет. Либо она доверяла убийце, либо ее застали врасплох».
– Если он заколол тебя, то, конечно, застал врасплох, – сказал Вольфганг.
Джоанна бросила на него ледяной взгляд.
– Я серьезно. Мы не знаем, кто убийца, а ты уже усомнился в них!
Тело Вольфганга было до жизни бледным – намного бледнее обычного.
«Офицер службы безопасности Вольфганг, тоже постаревший на несколько десятилетий. Множественные глубокие колотые раны и защитные порезы на руках. Истек кровью в секции клонирования, тело почти полностью обескровлено».
Тут живой Вольфганг нахмурился. Он покинул терминал, возле которого ждал дополнительных токсикологических анализов, приблизился к телу и принялся разглядывать свое лицо. На его физиономии боролось несколько выражений: отвращение, страх, любопытство.
– Очевидно, меня врасплох не застали, – сказал он. – У кого из экипажа хватило сил одолеть меня?
– Есть много возможностей, – ответила Джоанна. – В том числе таких, о которых мы, вероятно, еще не подумали.
– Доктор, нам нужно знать, кто на это способен. Я знаю, что у тебя есть конфиденциальные истории членов экипажа. В интересах безопасности мне нужно с ними ознакомиться.
Джоанна застыла и выключила запись.
– Все записи стерты. У меня больше нет этих сведений.
– Но ты наверняка читала. И, конечно, кое-что помнишь.
– Нет. Их можно было открывать только в таких случаях.
Он сердито посмотрел на нее.
– Ты согласилась быть врачом на корабле с экипажем из осужденных преступников и даже не попыталась ознакомиться перед стартом с их прошлым? Трудно поверить.
– Думай, что хочешь, – сказала она. – Я знаю об экипаже не больше тебя. Мы закончили? Мне нужно продолжать осмотр.
Последнее тело принадлежало Полю. Лицо разбухшее, глаза выкачены. Джоанна включила запись, не обращая внимания на Вольфганга; тот что-то гневно бурчал, потом вышел.
«Старший механик Поль Сёра; его тело тоже на несколько десятилетий старше, чем мы помним, серьезных порезов нет, но есть огромный кровоподтек на очень опухшем лице. Кожа чуть синеватая. Предполагаемая причина смерти – асфиксия, предстоит провести анализ на яды».
Джоанна развела спутанные черные волосы у него на лбу.
«У Сёра шрам на лбу. Получен несколько лет назад. Сильный удар по голове».