– РИН, мне нужно побыть одной, – сказала Джоанна.
Ответа не последовало.
– Он позволит тебе остаться одной? – спросила Мария, подняв брови.
– Нет, – ответила Джоанна. Она открыла ящик стола, достала моток черной липкой ленты, заклеила камеры и микрофоны. – Он бы возражал, если бы услышал. В чем я лично сомневаюсь.
– Звучит зловеще.
Джоанна вздохнула и снова села. Сложила руки на коленях, но Мария видела, что плечи и руки напряжены.
– Если бы я не доверяла тебе, спрашивать «Могу ли я тебе доверять?» было бы бессмысленно, – начала она.
Мария попыталась вникнуть в эту фразу.
– А?
– Я хочу сказать, что доверяю тебе, но вынужденно.
– Ладно.
Марии хотелось задать ряд вопросов, но ей было любопытно, много ли скажет доктор, если ее не подталкивать.
– Поль умер не от асфиксии, – сказала Джоанна. – Он умер от передозировки кетамина.
– А что это? – спросила Мария.
– Болеутоляющее, которое в больших дозах может убить. Если использовать его как легкий наркотик или ввести в вену, можно быстро умереть. – Она помолчала, но Мария ничего не сказала. Джоанна продолжила: – Осматривая его тело, я нашла небольшой след от укола. Мой анализатор токсинов показал передозировку. Кто-то накачал его большой дозой чего-то. Может, до схватки, а может, во время нее. Нужно найти шприц.
– И ты говоришь это мне, а не капитану или Вольфгангу, потому что шприц был бы для врача идеальным орудием убийства? – спросила Мария.
Джоанна потерла лицо и уронила руки на колени.
– Да, к тому же ты будешь убирать место преступления, что дает тебе неплохие шансы найти шприц. Но я не хочу вмешиваться, пока не узнаю все. Если найдешь, принеси мне. Если не найдешь, нужно будет смотреть в оба.
Мария кивнула.
– Поищу. Еще что-нибудь?
– Надеюсь, не надо говорить, что я верю – ты не станешь никому ничего рассказывать, пока я не буду знать больше.
– Понятно.
Джоанна тяжело вздохнула.
– Спасибо.
Поль лежал в своей каюте, позволяя великолепному нездоровому ощущению жира и углеводов уносить его прочь. Он не хотел думать ни о чем, кроме своего полного желудка, впервые за долгое время неприлично полного.
Тем не менее ему надо было знать, что происходит. Он напряженно думал, есть ли способ скрыть что-нибудь от всех, даже от РИН. У них сейчас не было цифровых записей. А физические дневники? Перед самым отлетом наниматель подарил ему очень толстый блокнот из настоящей бумаги. Он не смог его найти в хаосе своей каюты.
Прозвенел его планшет – дважды. Настойчиво. Капитан.
– Поль, где ты? Перерыв окончен, ты мне нужен для работы с компьютерами.
Если она спрашивала, где он, значило ли это, что в его каюте камеры РИН еще не работали?
Он повернулся на кровати и взял планшет.
– Сейчас буду, капитан.
Он умылся. Бледный как смерть. Здоровая, в прекрасной форме смерть двадцати четырех лет. Он должен покончить со своими переживаниями, не то его заподозрят. Возможно, сильнее, чем уже подозревают.
Как жаль, что он ничего не помнит. Очень угнетает осознание, что утрачены воспоминания о долгих годах жизни, что никто не оплачет его былую личность. Он задумался, утратили ли память и остальные?
Поль запер каюту и пошел по коридору. Проходя мимо секции клонирования, он услышал там звуки деятельности. Мария – в маске, в перчатках, со шлангом, подключенным к стене. Обдает паром те места, где засохла кровь. Вонь удушающая. Поль закрыл лицо и пошел дальше.
Капитан ждала у терминала в серверной. Она включила виртуальный пользовательский интерфейс.
– Не завидую Марии, – сказал Поль вместо приветствия.
– Она знала, что это входит в ее обязанности, – ответила Катрина, взмахом руки отметая мысли о женщине, в чьи обязанности входило убирать паром со стен кровь, рвоту и испражнения. – Теперь, когда РИН подключен, ты нужен мне, чтобы выяснить, в каком состоянии железо и программы для снятия карт мозга. Потом проверишь криотрубы.
Поль сглотнул.
– Капитан, невозможно сказать это, не выставив себя ослом, но, если РИН работает, почему бы не спросить его?
– Потому что он работает не на сто процентов. Он признал, что развернул корабль вопреки моему прямому приказу, и не может прекратить это. К несчастью, он не знает, где в его программе код запрета. Одна из твоих задач – найти пробелы в его знаниях и помочь их заполнить, – сказала Катрина. – Потом найдешь этот код и устранишь его.
– Хорошо, конечно. Вероятно, сам он не сотрется, так что я посмотрю, смогу ли помочь РИН восстанавливаться, – сказал Поль.
Он расширил пользовательский интерфейс, чтобы внимательнее рассмотреть некоторые серверы.
Большая часть серверов погасила красные аварийные огни; вместо них горел приятный зеленый огонь, означающий отсутствие всяких данных. Что было не намного лучше. В углу ждало голографическое лицо РИН с закрытыми глазами.
– Почему это произошло? – спросила капитан скорее у себя, чем у него. – У всех нас есть прошлое; может, кто-то старается убивать нас из мести?
– Может, дело не в нас. Может, дело в клонах в принципе, – сказал Поль.
– Да, конечно, у нас есть свои политические проблемы. Но ведь у нас на борту тысячи человек. Какой фанатик способен поставить под угрозу столько народу?
– Как будто убийца действовал не один, – сказал Поль. – И была не только физическая схватка. Игры мозга и все такое.
Катрина потерла подбородок.
– Кошки-мышки? Интересно.
Беге готовит свинью
Позже, тем же утром, Мария отвлеклась от ликвидации биологической опасности и приняла душ, чтобы запрограммировать Беге на приготовление свинины.
Проблемы многих мировых религий, связанные с клонированием, не шли ни в какое сравнение с трудностями признания синтетической пищи. Мировые религии просто не знали, что тут делать. Большинство реформированных религий уже разрешило есть мясо прежде «запретных» животных, но многие старые религиозные школы все еще запрещали морепродукты, свинину или говядину – из принципа. Воля Бога или богов выше науки, утверждали они. К тому же зачем вдруг начинать есть то, чего никогда не ели раньше? Тысячелетиями люди прекрасно обходились без свинины, незачем начинать ее есть сейчас.
Но все это было спорно, особенно если учесть, что лишь малая часть клонов исповедовала какую-либо из традиционных религий. И поэтому Мария с чисто мирским ужасом наблюдала, как Беге прямо у нее перед глазами сплетает цепочки белка, создавая свиную тушу.
В кухню вошел Хиро и встал рядом с ней, глядя в окошко на шедевр современного искусства перфоманса.
– Если пищевой принтер занят, где нам взять ленч? – спросил он, не отрывая от растущего животного вытаращенных глаз.
– Это все, о чем ты можешь думать? Ты ел пару часов назад, – сказала Мария.
– Ну да. Я все равно голодный.
– Я заранее приготовила кое-что для сандвичей, чтобы вы сегодня могли есть, когда захотите, – сказала Мария, показывая на стойку, где лежали ломти хлеба, разное мясо и сыры и ломтики синтетических овощей. Пищевому принтеру было почему-то легче готовить белок, чем овощи.
– Ты правда делаешь свинью? Почему? – спросил Хиро.
– Потому что в инструкции сказано, что это можно сделать. Во всяком случае, если верить РИН, который был так любезен, что перевел ее мне.
И она подняла повыше планшет, в котором у нее наконец были инструкции на английском и испанском языках.
– Похоже, все работает нормально. Если это можно назвать нормальным.
Он поморщился. Мария его не винила. Не каждый аспект печатания пищи приятно наблюдать, особенно если видишь это впервые.
– Не знаю, но, если не получится, придется выбросить в рециклер очень крупный объект, – сказала она.
– Не могу смотреть, как сплетают внутренности свиньи, – пробормотал Хиро, вытаскивая свой планшет. – Нужно посмотреть, что говорится в японской инструкции о свинье. Это неестественно.
– Конечно нет, это синтетическая пища, – напомнила Мария.
Хиро вызвал инструкцию и молча стал читать. Он поднес экран к лицу и шепотом читал по-японски.
– Эй, можно взять твой планшет? – спросил он. – Хочу видеть английский перевод. Чтобы сравнить перевод РИН с этим.
Она протянула ему планшет, не сводя глаз с Беге.
– Конечно. Я читала по-испански, но пролистай вниз, и будет тебе английский.
Он полистал и стал сравнивать тексты на планшетах. Потом побледнел и вернул ей планшет.
– Да, ты права.
Мария, встревожившись, забрала планшет. Положила руку на рукав Хиро.
– Погоди, ты в порядке? У тебя такой вид, словно тебя будут готовить следующим.
Хиро побледнел еще чуточку, но попытался ответить прежним небрежным тоном.
– Нет… нет, все в порядке. Просто тут используются обороты, которых я не слышал несколько десятилетий. Просто странно, что, хотя язык развивается по мере совершенствования технологий, инструкции остаются такими же сухими, как всегда.
Верно?
Марию он ни на мгновение не обманул.
– Конечно, Хиро. Как скажешь.
– Правда. Я в порядке. – Он снова взглянул на свой планшет. – Думаю, мне надо отдохнуть. Позвони, когда свинья будет готова.
Она с тревогой смотрела, как он уходит. Зазвенел ее планшет, и она ответила:
– Да?
– Мария, ты одна? – спросила Джоанна.
– Да, если не считать РИН.
Джоанна помолчала.
– Как сегодня прошла очистка?
– Убрала меньше четверти. В секции настоящий кошмар. Я сделала перерыв, чтобы запрограммировать еду, потом вернусь туда.
– Понятно. Что ж, там опасно, очень легко подхватить инфекцию, поэтому если что-нибудь случится, сразу сообщи мне, поняла?
– Ясное дело, – сказала Мария.
Хиро лежал в темноте на спине, уверенный, что у него паранойя. Иного объяснения он не видел.
Он не мог подтвердить то, что прочел. Никто, кроме него, не читал по-японски. Кроме РИН, но Хиро не хотел показывать ему инструкцию.