Мария не отрывала взгляда от экрана.
– Нет, хранить копии чужих карт мозга, чтобы использовать их в личных целях, неэтично. Мои клиенты получают обратно все данные, которые сообщают мне.
Она сделала перерыв, сварила кофе, потирая глаза, и предложила напиток Салли.
– Спасибо, что делаете это, – сказала Салли. У нее был усталый вид, зрачки чуть расширены. – Вы действительно так хороши, как о вас говорят.
– Спасибо, – ответила Мария, доставая кружки.
– Мне любопытно, – сказала Салли. – Пока вы здесь, можете изменить еще кое-что?
– Смотря что… но конечно.
– Пусть он любит меня сильнее. Пусть никогда не обманывает. Пусть не сердится на то, что я его клонировала.
Мария удивленно повернулась и побледнела, увидев боль на лице Салли.
– Он не давал согласия на клонирование?
– Еще нет. Он скоро умрет и волнуется, что у нас возникнут проблемы, когда ему снова будет двадцать пять, а мне пятьдесят. Я тщетно напоминаю ему, что гораздо старше его. Он не понимает.
Мария покачала головой.
– Большинство не понимают, пока их не клонируют. – Она помолчала, пожевала губу. – Вы серьезно хотите сделать то, о чем сказали?
Салли на мгновение забыла о боли и вытерла глаза.
– Как, по-вашему, вы можете выполнить такую сложную работу? Я думала, это вообще невозможно.
Мария неловко пожала плечами.
– Мало кто может сделать такое. Но как раз у меня это получается лучше всего, потому-то я все еще котируюсь на черном рынке. Я могу выполнить многое из ваших запросов. Не все. Каждый взлом личности опасен. Вырезать из матрицы рассеянный склероз легко. А вот вмешиваться в самосознание личности, в эмоции гораздо сложнее. Рискованно.
Салли смотрела на числа на экране, вспыхивающие разным цветом, – сообщения на языке, который так хорошо знала Мария. Она кивнула, и по ее щеке покатилась слеза.
– Давайте.
Мария снова повернулась к экрану и снова стала разбираться в терабайтах информации, выискивая любовь, неверность и прощение. И начала программировать перемены в партнере Салли.
Сейчас она была не в том положении, чтобы судить клиента.
Но никогда больше не видела она такую уязвимую, плачущую Салли.
119 лет назад
1 октября 2374 года
Журналистка была молодая, белая, на запястье вытатуирована римская единица. Последний крик моды: людям нравилось показывать свою татуировку как знак того, что они первые в длинной линии и после смерти будут клонированы. Это было все равно что приглашение на первое празднование ежегодной годовщины. Не может быть ежегодной, пока не состоялась вторая.
Мария не хотела идти на эту встречу. Но она уже почти сто лет работала на Салли Миньон и очень разбогатела. Делая то, о чем просила Салли.
У журналистки татуировка была и на лице – еще одно роскошество, модное у неклонов. На левой щеке красовалась звезда, а на выбритой половине головы на коже виднелось еще несколько звезд. На правой стороне головы росли прямые длинные синие волосы.
Она дерзко писала об обеих сторонах мятежей клонов, утверждая, что все описывает объективно, но без смущения выкапывала застарелую грязь о некоторых известных клонах. Хоть она и раздражала, в своих раскопках она была так же хороша, как Мария в работе над картами мозга. Салли взяла ее на жалованье, потому что восхищалась ее дерзостью и настырностью.
Звали ее Мартини, и пила она мартини с лучшей водкой, какую могла купить Салли. После того как принесли выпивку (виски для Салли и Марии), Салли приятно улыбнулась. Она достала свой планшет и вызвала первую полосу «Нью-Йорк таймс». «ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ МЯТЕЖ КЛОНОВ ОХВАТИЛ ЗЕМЛЮ И ЛУНУ. ДЕСЯТКИ РАНЕНЫХ В ПОПЫТКЕ РАЗРУШИТЬ НОВЫЙ КОРАБЛЬ ПОКОЛЕНИЙ «ДОРМИРЕ». СТАРТ ОТЛОЖЕН, ВОЗМОЖНО, НА ГОДЫ», – кричали заглавные буквы на первой странице рядом с изображением поверхности Луны, снятой снаружи купола. С другой стороны кого-то жестоко убили, кровь забрызгала синтетический алмазный купол.
Какой-то мечтающий о Пулитцеровской премии фотожурналист выбрался наружу в скафандре, чтобы сделать эту фотографию.
– Что здесь пошло не так? – спросила Салли у Мартини.
Мартини пожала плечами.
– Клонам не нравится, что люди собираются колонизировать новые планеты. Они восстали, попытались взорвать корабль. Разве вы не читали статью?
Мария спрятала гримасу за своим стаканом. Эта женщина недолго проработала с Салли и еще не знала, что говорить и, главное, чего не говорить.
– Я хочу сказать, что не контролирую новости, – продолжала журналистка. – Как клоны могут после этого вернуться и по-прежнему считаться хорошими?
– Я плачу вам, чтобы вы контролировали новости, – сказала Салли. – Мне все равно, как вы будете это делать. Но вы пишете то, что в конечном итоге полезно клонам и в меньшей степени – мне. Существуют десятки тысяч клонов, и большинство нас соблюдает человеческие законы. Мы работали над созданием корабельного сервера, чтобы клоны тоже могли лететь на Артемиду. А ваша газета лепит нам ярлык «террористов».
– Но… – начала Мартини, но Салли оборвала ее.
– Экстремисты есть в каждой группе на планете. От истовых христиан и мусульман, убивающих во имя Господа, до родителей, мучающих собственных детей. А вам известно, когда их называют «террористы»?
Мартини сказала:
– Когда правительство…
– Когда об этом сообщают в новостях. Новости способны превратить страдающих беженцев во вторгающихся к вам мигрантов. Одного из моих черных предков сфотографировали после наводнения, когда он нес пеленки над головой. И назвали его мародером. Сфотографировали белого, делающего то же самое. И назвали спасителем. Когда вы обратились ко мне в поисках работы, я подумала, что вы сознаете силу новостей. Но вы допустили, чтобы это, – она с силой ударила по планшету, и экран потрескался от удара, – было напечатано.
– Я этого не писала, – пискнула Мартини, наконец поняв, что ее миниатюрная нанимательница разгневана.
– Значит, отредактировали это и выпустили в эфир. Ваша работа – контролировать новости, а не писать мерзкие статьи о клонах. Знаете, что произошло после выхода этой статьи?
Мартини покачала головой. Мария робко взяла планшет – экран покрылся паутиной трещин над возмутительным заголовком – и сунула к себе в сумку.
– Теперь запретили установить на корабле сервер для клонов. Все только для людей. Я вложила в этот проект миллиарды – ради возможности жить на другой планете, Мартини, а вы одной статьей все уничтожили.
– Это вина клонов-вредителей, – сказала журналистка. – Я не виновата!
– Я наняла вас для определенной работы. Вы не выполнили ее. Вот как мы поступим. Ваше желание быть клонированной будет удовлетворено, вас клонируют на моей личной установке, но Мария поработает над вашей картой мозга, чтобы вы больше не принимали неверных решений.
Мария похолодела.
Так вот почему я на этой встрече.
Мартини покачала головой, глаза ее наполнились слезами.
– Нет, пожалуйста, не лезьте в мой мозг, в следующий раз я сработаю лучше. Я заставлю изменить решение, заставлю разрешить создание сервера на корабле!
– Как? – Салли прищурилась.
Они с Мартини составили план; под угрозой вмешательства в мозг журналистка внезапно выдала множество идей, как исправить ситуацию.
Мария знаком попросила принести еще выпивку, пытаясь заглушить панику. Их обслуживал один официант, и Мария неожиданно поняла, что все в баре стараются их не замечать.
Салли умела подмазать, это точно.
Позже в тот же вечер, когда они на заднем сиденье лимузина возвращались в «Файртаун», Салли спросила у Марии, почему та так молчалива.
– Вы угрожали ей. Самым неэтичным образом.
Салли фыркнула.
– Немного поздновато тревожиться об этике. Что вы-то делали в прошедшие сто лет?
– Вы знаете мои условия. Есть границы, которых я не переступаю.
– Я считала, мы понимаем друг друга, – холодно сказала Салли.
– Я тоже.
– Ну, сейчас это не обязательно делать, – сказала Салли. – Мы вернули журналистку на путь истинный.
– Я вам не скальпель, которым вы бы размахивали и угрожали людям, – сказала Мария. – Мне придется отказаться от своего поста.
Салли смотрела в окно машины на город, лицо ее оставалось непроницаемым.
– Хорошо. Желаю удачи.
Она не предложила больше денег. Не стала угрожать. Она не позволит мне просто взять и уйти.
Мария уставилась в свое окно, пытаясь угадать, о чем на самом деле думает Салли. Отсутствие сопротивления пугало ее больше всего.
Через два дня после того, как Мария прекратила работать на Салли, ее арестовали за незаконное хакерство.
Десятилетия спустя, когда ей за хорошее поведение предложили место в экипаже «Дормире», она прикинула, что ей это выгодно, и согласилась.
В нем так много крови
Вольфганг и Катрина смотрели на сад. Вольфганг вспомнил, как разглядывал проектную схему корабля: это пространство, такое важное для их душевного здоровья, произвело на него глубокое впечатление. Здесь рециклировалась вода, а иногда можно было получить и свежие фрукты. Но он не хотел бы там бегать и упражняться, принимая во внимание тяготение и то, что у него уже кружилась голова.
Теперь тут прятался Хиро.
– РИН, куда он мог пойти? – спросил Вольфганг в микрофон на своем планшете.
– На этом уровне его больше нет, – ответил РИН. – Я потерял его в плодовом саду, только мои сенсоры засекли, что на дальнем берегу озера открывается люк. Он спустился на нижнюю палубу.
Вольфганг выругался. Хиро знал, что ему будет труднее обыскивать нижние палубы. Штабеля груза предоставили Хиро множество укрытий.
– Почему ты нам не сказал об этом? – спросила Катрина.
– Потому что это произошло, как раз когда вы вошли в сад. Вы все равно не смогли бы догнать его, – ответил РИН.
Катрина остановилась и открыла узкую кладовку рядом с дверью в жилой уровень корабля. Согласно надписи на двери здесь должны были находиться садовые инструменты – вдруг клоны захотят поработать на природе.