Немигайло искоса посмотрел на подполковника и увидел его напряженное лицо с крепко стиснутыми зубами и желваками на скулах. Егор мудро рассудил, что сейчас ему, пожалуй, стоит помолчать.
— Коленька, — ласково спросила Жанна, — вы хорошо помните, что было в том письме, которое вам передали?
— Ксерокопия, — угрюмо буркнул Ребриков. — Откуда она у вас?
— Ну вы же сами понимаете, Коля, что ксерокопию можно снять только с оригинала. А оригинал вашей расписки у меня.
— Почему у вас? Я давал расписку Троекурову, а не вам.
— А я ее забрала у него, Коля.
— И он вот так просто вам ее отдал? Даже и не возразил ничего?
— Не совсем так, Коля. Я взяла ее у него тогда, когда он уже ничего не мог возразить.
— Вы… — Ребриков испуганно посмотрел на Жанну. — Вы подходили к нему, когда он был уже мертвый?
— Коля. Вы же ведь умный человек! Неужели вы до сих пор ничего так и не поняли?
Ребриков посмотрел на Жанну с ужасом:
— Вы хотите сказать?..
— Совершенно верно, Коля. Именно это я и хочу сказать!
— Но… по телевизору же говорили, что это был киллер…
— Уж кому-кому, а вам-то надо было бы знать, что нельзя верить всему тому, что говорят по телевизору.
— Это неправда!
— Почему, Коля?
— Если бы… Если бы это было так, вы никогда не рассказали бы об этом!
— Какой же вы все-таки наивный, Коля, — жестко усмехнулась Жанна. — Вот как раз вам-то рассказать это было совершенно необходимо.
— Почему именно мне?
В красивых глазах Жанны неожиданно появился стальной блеск, взгляд стал таким жестким, что Немигайло в подсобке выпучил от изумления глаза и снова искоса глянул на Колапушина, лицо которого больше всего напоминало какую-то неподвижную суровую маску, и только перекатывающиеся желваки на скулах показывали, что это все-таки живой человек.
— Ты что, ничего не понял, болван?! — грубо и резко бросила Жанна. — Чтобы ты не сомневался! Не сомневался в том, что я уже сделала и что я могу сделать с тобой!
Ребриков в панике быстро оглянулся:
— Здесь… Здесь вы этого не сделаете! А я заявлю в милицию прямо сейчас!
— Правда? — насмешливо спросила Жанна. — И что же ты там, интересно, скажешь?
— Что вы убили Троекурова!
— Нет, ты все-таки дурак, Коля! Неужели ты до сих пор так и не понял, что тебе тогда придется объяснять им, почему я это сделала? Тебе же придется рассказать и о расписке, и об игре… То, что вы провернули вместе с Троекуровым, называется мошенничеством в особо крупных размерах. Ты не просто не получишь этих денег — ты сядешь, и сядешь надолго!
— Вы тоже сядете! — панически выпалил Ребриков. — И срок у вас будет побольше моего!
— Да? — Ирония в голосе Жанны все возрастала. — И за что же это, интересно, меня посадят?
— За убийство!
— За какое убийство, Коля?
— За убийство Троекурова! Вы мне сами только что рассказали!
— Я тебе это рассказала?! А ты не слишком ли долго был сегодня на солнышке, Коля? Кажется, у тебя начались слуховые галлюцинации.
Немигайло, в очередной раз взглянув на Колапушина, наконец решился задать вопрос:
— Ну что, Арсений Петрович, будем брать?
— Ребята на местах? — каким-то очень равнодушным тоном поинтересовался Колапушин.
— Конечно, Арсений Петрович! Не уйдут!
— Тогда… зачем нам торопиться? Может, еще что-то интересное услышим. Она права — кроме этого разговора, против нее пока ничего нет. Давай подождем. Вдруг еще что-нибудь интересное проскочит.
— Зачем?! Ну зачем вы это сделали?! — воскликнул Ребриков совершенно потерянным голосом. — Неужели нельзя было обойтись без этого?!
— Нельзя, Коля. Борис стал требовать намного больше, чем мы с ним договаривались. Кричал, что он всем рискует, устраивал мне истерики. Ты же имел дело только с ним и обо мне ничего не знал. Он, в конце концов, мог и вообще ничего мне не отдать. Если бы у меня было побольше времени на все это — поверь, я смогла бы обезопасить себя от таких неожиданностей. Но этого времени у меня просто не было! И что мне нужно было делать, Коля? За что я должна была давать ему больше? Разве он все это придумал?
— Это придумали вы?! Эту радугу?! — изумленно спросил Ребриков. — А я думал, это он сам.
— Ну конечно, я. Разве этот самовлюбленный павлин был способен на это сам? А для меня это было не так сложно, Коля. Я же сама придумала эту игру и знаю ее наизусть! И связаться с тобой Борису посоветовала тоже я. И чтобы он договаривался с тобой только по телефону. И получил от тебя расписку только в день съемки.
— А почему вы выбрали именно меня?
— Потому что ты безвольный пьяница! — жестко объяснила Жанна. — Нет, я не отрицаю, ты человек умный, но совершенно безвольный, Коля. Как раз такой, который и был нужен для всего этого. Как видишь, я не ошиблась.
— Да, вы не ошиблись! — горько подтвердил Ребриков. — Вы совершенно безжалостный человек…
— Ну почему же безжалостный! Ты должен был отдать половину выигрыша, как это написано в твоей расписке, — ты ее и отдашь. Только мне, а не ему. А миллион долларов останется тебе — где же тут безжалостность? И расписку твою я тебе сразу же верну, как только получу деньги, мне она больше не будет нужна, а ты с ней все равно никуда пойти не сможешь. А вот ты меня обмануть не сможешь! Это сделать я успела! Даже и не пытайся! Давай лучше поговорим о том, как ты будешь отдавать мне деньги. Это тоже не так просто, Коля, — передать незаметно такую огромную сумму.
— Вам так нужны были эти деньги? — беспомощно спросил Ребриков. — Любой ценой?
— Да, Коля, мне очень нужны деньги… В конце концов, ты ведь тоже согласился получить деньги преступным путем, не забывай об этом, пожалуйста!
В подсобке Колапушин протянул руку и выключил оба видеомагнитофона.
— Пожалуй, этого хватит. Тут уж к нам и Мишаков придраться не сможет.
— Будем брать, Арсений Петрович?
— Да, думаю, пора. Интересно, конечно, что она там придумала с передачей денег, но это же все равно никогда не случится. Пойдем, Егор…
Жанна поняла все сразу, как только увидела подходящего к столу Колапушина, но в безнадежной попытке спастись попробовала блефовать.
— Арсений Петрович? — криво и жалко улыбнулась она. — Не ждали… А меня вот Николай пригласил в ресторан — отметить его выигрыш.
— Ошибаетесь, Жанночка! — пробасил вынырнувший из-за спины Колапушина Немигайло, доставая из кармана наручники. — Эта картина Репина называется «Приплыли»! Дайте-ка сюда ваши ручки! И сумочку мы тоже заберем — а то вдруг там еще какой-нибудь маленький пистолетик завалялся?
Глядя на наручники, защелкнувшиеся на ее руках, и на подходивших со всех концов веранды оперативников, Жанна невнятно произнесла несколько бессвязных слов:
— Я… нет… это ошибка!
— Перестаньте, Жанна Витальевна, — устало произнес Колапушин. — Весь ваш разговор записан на видеопленку.
Продолжая смотреть на наручники, Жанна пробормотала что-то уже совершенно невнятное.
— Вы что-то сказали, Жанна Витальевна?
— Да… я сказала — шесть шестых… Я поставила на кон слишком много и проиграла все!
— Вы поставили на кон то, что ставить нельзя вообще, — человеческую жизнь!
— Он все равно скоро бы умер! — истерически закричала Жанна.
— Так вы, значит, знали об этом, Жанна Витальевна?
— Да! Знала! Он сказал мне об этом месяц назад! Я хотела ему помочь, а он решил меня обмануть!
— Даже если все было так, как вы говорите, все равно никто не имеет права лишать другого человека жизни! Впрочем, боюсь, что для вас это не более чем громкие слова. — Колапушин повернулся к обступившим их со всех сторон оперативникам: — Уводите их обоих в машину!
Проводив долгим взглядом небольшую группу, в центре которой шли Жанна с накинутой для маскировки на скованные руки ее же собственной косынкой и превратившийся в какой-то полурастаявший студень Ребриков, Колапушин повернулся к Немигайло:
— Егор. У меня к тебе одна просьба. Ты не мог бы сам оформить их помещение в ИВС?[7] Что-то я правда как-то плохо сегодня себя чувствую. Голова очень болит.
— О чем речь, Арсений Петрович? Сделаю, без вопросов! Может, мы вас домой подкинем?
— Нет, Егор, мне еще в Управление надо заехать.
— Да куда вам в Управление — на вас же лица нет! Давайте домой, а?
— Не спорь со мной, Егор! Куда сказал, туда и везите!
Эпилог
— Вот они, Арсений Петрович! Мишка сюда завез, а сам к Мишакову поехал — ему тоже комплект нужно отдать! — С этими словами Немигайло, вошедший в кабинет Колапушина, подошел к столу и положил на него пухлый желтый конверт.
— Этот детектив напечатал нам фотографии так, как мы просили, Егор?
— Ага! Они же у него в компьютере все. Так что там и дата, и время указаны.
Колапушин вытащил из конверта пачку фотографий и быстро просмотрел их, обращая внимание только на даты в углу каждого снимка.
— Да… Все так, как я и думал…
— А чего там такое с этими датами, Арсений Петрович? Я же сам этих фоток даже и не видел. Как только Мишка привез, я с ними к вам сразу пошел.
— А вот, полюбуйся. — Колапушин протянул Немигайло пачку фотографий. — Все они сделаны в один день, за два с лишним месяца до убийства. А показала она их Вавиловой только в день убийства. И не такие фотографии, а обычные, на которых дата не печатается. Понимаешь зачем?
— Ну вы же говорили, чтобы волнение свое объяснить.
— Не только, Егор, не только. Еще и для того, чтобы Галочка твоя тебе про них рассказала.
Немигайло посмотрел на Колапушина с изумлением:
— Да откуда же она могла знать, что я приеду и что Галка мне все расскажет?
— Ей было совершенно все равно, Егор, кому Вавилова все это расскажет. Она знала главное — Галочка твоя сплетница по натуре и обязательно кому-нибудь, да расскажет. Тот, а скорее та, проболтается другой, третьей и так далее. И в результате все равно это дошло бы и до нас.