Вариантов у Джеймса оставалось все меньше. Точнее, только один, позволяющий спасти этот проект и все вложенные в него средства. Только сценаристу пришлось заплатить почти двадцать тысяч за сценарий шоу и черновики первых двух эпизодов. Членам группы, которую Джеймс постепенно собирал, тоже приходилось платить. Как-то раз Джеймс подвел именно этого режиссера на другом провалившемся шоу — к счастью, без огласки. Пришлось дать ему двадцать тысяч задатка только за согласие. Причем Джеймс пошел на это лишь потому, что французы требовали именно этого режиссера.
Если этот проект не состоится, его карьере конец. Он уже должен всем, кому только можно, способов заработать не осталось, а на этот раз он потеряет еще и дом.
Фрейзера он нашел в спальне, где тот прикладывал к белой рубашке галстуки, выбирая, какой надеть вечером.
— Извини, папа, — Джеймс слегка постучал по открытой двери. — Не уделишь мне пять минут?
Фрейзер взглянул на отражение Джеймса в зеркале и кивнул, а потом вернулся к висящим в шкафу галстукам и выбрал очередной, в темно-синюю полоску.
— Ну что у тебя, Джеймс?
Джеймс присел на краешек кровати и оглядел комнату. Здесь все осталось в точности как он помнил. Отец не менял обстановку, хотя большая ее часть принадлежала еще дедушке и бабушке Кэтлин. Из-за мебели красного дерева, почти черной, как и в кабинете, эта комната была самой темной в доме. Платяной шкаф, радом с которым сейчас стоял Фрейзер, кровать с пологом на четырех столбиках, комод у окна, прикроватные столики и чисто декоративный письменный стол все угрожающе громоздкое. Здесь Джеймсу всегда вспоминались черно-белые фильмы 1950-х в стиле нуар, особенно Хичкок.
Джеймс ненавидел эту комнату. Не удивительно, что мать перебралась в другую, поменьше, когда они с Фрейзером перестали делить супружеское ложе.
— Ты не собираешься немного оживить обстановку, когда Ана сюда переедет? — спросил Джеймс, не спеша переходить к своей просьбе.
Фрейзер приподнял бровь.
— С чего ты взял, что она сюда переезжает? — переспросил он. И, не дав Джеймсу ответить, добавил: — В любом случае, качество — вот что важнее всего. А что может быть качественнее этой мебели? Взять, к примеру, этот шкаф, а?
Фрейзер провел пальцами по резьбе на дверце.
— Сделал местный краснодеревщик в двадцатые годы, ручная работа, резьба. Удивительно, правда, что человек может сделать руками? Вот настоящая работа, сын.
Джеймс глянул в окно: в саду уже темнело, и от берез падали длинные тени. По дороге проехала машина, уже с включенными фарами. Фрейзер в своем репертуаре.
Настоящая работа. Джеймс перестал обращать внимание на эти намеки, когда понял, что отец и сам немногого добился. Всю жизнь управлял состоянием, заработанным кем-то другим, — похвастаться особо нечем.
— Ты весь день за мной таскаешься, — сказал Фрейзер, разглядывая Джеймса.
— Я не таскаюсь. Просто хочу с тобой поговорить.
— Может быть, лучше поговорить в кабинете?
Джеймс стиснул зубы. Вечно этот кабинет. Ты с одной стороны, Фрейзер с другой: директор и провинившийся школьник. Видимо, на лице у него проступила злоба, потому что отец улыбнулся.
— Эй, не раскисай. Я просто подкалываю. Давай выкладывай.
Джеймс сглотнул. Сколько можно?
— Я готовлю к производству сериал, — заговорил он. — Должен получиться хит. Я уже договорился о трансляции в Ирландки, и французская компания подключилась. Думаю, сначала выпустим в эфир здесь, а потом будем продавать дальше. Срубим бабло. Это о…
— Ну ты же знаешь, Джимми, я телевизор не смотрю.
Джеймс сжал руки, так что ногти впились в ладони почти до крови. Отец много лет не звал его так. Уменьшительно-ласкательно, как говорил сам Фрейзер. Однако в его тоне не слышалось ни малейшей ласки.
— Нет, но ты разбираешься в финансах.
Фрейзер не ответил. Джеймс сделал глубокий вдох.
— Французская компания — они очень заинтересованы, но не могут вложить достаточно денег, чтобы запустить сериал.
— Стало быть, — Фрейзер наклонил голову набок, — ты должен вложить больше сам. Не идеальная ситуация, но, если действительно, как ты говоришь, будет успех, это небольшой риск ради крупного выигрыша.
— Да, — с энтузиазмом заговорил Джеймс. — Именно так. Вот только в данный момент у меня нет возможности привлечь дополнительные средства.
Фрейзер повернулся к нему с удивленным выражением на лице.
— Ноу тебя же отлично идут дела, сынок, — сказал он. — Недавно читал твое интервью «Таймс». Очерк об успешном продюсере. Разве у тебя проблемы с деньгами?
Джеймс весь внутренне съежился.
— Нет, конечно, нет.
Он к этому готовился. Он знал, с какой стороны подойти к отцу, и не ждал благотворительности.
— Тут важно соблюсти декорум, — сказал он. — Если я инвестирую большую часть суммы, создается впечатление, что остальные партнеры не заинтересованы, что для них это не приоритетный проект. Телекомпании обращают внимание на такие вещи. Но если есть сторонние инвесторы…
— Но я-то не сторонний, — прервал его Фрейзер. — Ты же к этому ведешь? Ты знаешь мою позицию насчет денег, Джеймс. Дедушка с бабушкой оставили вам щедрое наследство. Как вы им пользуетесь — дело ваше. Но больше ничего нет. От меня вы ничего не получите.
Джеймс почувствовал, что в нем поднимается гнев. Все пошло не так, как он себе представлял.
— Я надеялся заинтересовать тебя как бизнесмена, — он говорил уверенным тоном, но знал, что уже проиграл бой. — Ты управлял семейным фондом много лет и понимаешь, куда выгодно вложить деньги.
— Да, — подтвердил Фрейзер. — Понимаю.
Снова повернувшись к зеркалу, он начал завязывать галстук. Джеймс смотрел отцу в затылок, уже не в силах сдерживать раздражение.
— Этот фонд для всей семьи. Мама бы…
Фрейзер прервал его.
— У тебя было достаточно привилегий в этом мире. Если я буду постоянно тебе помогать, ты никогда не научишься брать ответственность на себя. Тебе тридцать пять, Джеймс. Взрослый мужчина. Твоя судьба в твоих руках.
Джеймс так резко вскочил на ноги, что кровь бросилась ему в голову. Чувство ущербности постоянно преследовало его еще с молодости. Когда-то он бросил свой хитовый сериал, чтобы сделать что-то более масштабное и успешное. Успех заглушил в его голове этот голос — голос отца, твердивший: ты только притворяешься большим мальчиком, и это все видят.
Он взошел на вершину, разве нет? Сам, своими силами! Он всего добился сам. Но в отсутствие новых проектов снова вернулись сомнения. И страх. И его это достало вконец.
— Ответственность? — возразил Джеймс. — А сколько ты приложил усилий, чтобы получить то, что имеешь? Іде ты преуспел, пока не женился на нашей матери? За несколько лет банковским клерком в Дублине такое состояние не заработаешь.
— На твоем месте, Джеймс, я бы остановился и подумал, прежде чем продолжать, — сказал Фрейзер, не отрывая глаз от зеркала и расправляя галстук. — Смысл семейного инвестиционного портфеля в том, что он останется в наследство всем вам, когда меня не станет. Смотри, чтобы не сказать и не сделать чего-нибудь лишнего, а то и это может измениться.
Он повернулся к Джеймсу и посмотрел на него.
— Скажем честно, твоя неспособность вести финансовые дела уже причинила достаточно боли, разве не так?
— О чем ты говоришь? — в панике спросил Джеймс.
— Мне кажется, ты знаешь, — сказал Фрейзер, на этот раз глядя Джеймсу прямо в глаза.
Джеймс быстро заморгал под тяжелым взглядом отца. Нет. Нет, это невозможно.
— У каждого свой крест, сынок.
У Джеймса закружилась голова, он прикрыл глаза. Он жил в постоянном страхе потерять деньги, вложенные в этот проект. Если всплывут и остальные долги, ему конец.
Фрейзер выбрал в шкафу пиджак и подошел к Джеймсу, который все еще не мог совладать со своим языком и ногами.
— Сделай одолжение, поправь узел на галстуке, а? Никак не могу сделать как надо.
Джеймс привстал на негнущихся ногах и начал поправлять галстук, с трудом фокусируя взгляд. И осознал, как близко его руки к шее отца. К его старой, морщинистой шее. Джеймс ощутил внезапный странный порыв. Если отец кому-нибудь рассказал…
Ярость отхлынула так же быстро, как и охватила его. Приступ безумия миновал. Джеймс поправил галстук на шее сзади и застегнул золотую булавку. Неожиданный укол — острый конец проткнул кожу. На кончике пальца выступил ярко-красный шарик крови.
— А, да ладно, — бросил Фрейзер, даже не замечая состояния сына. — Давай поставлю тебе пива. Забудь о своих проблемах с инвестициями на один вечер. Не сомневаюсь, ты разберешься с ними, когда вернешься в Дублин, а? Ты лучший продюсер, Джимми. Сделаешь декорум, как надо. Все дело в подаче, верно?
Продолжая улыбаться, Фрейзер направился к двери. Джеймс стоял как вкопанный, не в силах ни ответить, ни сделать шаг. Но потом, повесив голову, пошел за отцом, обуреваемый так хорошо знакомым чувством стыда.
Адам
День прошел достаточно гладко. Поездка на могилу матери оказалась, конечно, неприятной, но по крайней мере Адам ничем себя не выдал. Братья и сестры думали, что он первый раз пришел на кладбище после смерти Кэтлин.
Но это было не так, Адам уже побывал здесь один раз. Сразу после того, как узнал о ее смерти. Нужно было увидеть могилу самому, преклонить колени и молить о прощении за свой невольный грех. Он не хотел причинить Кэтлин боль и сделал все, что мог, чтобы предотвратить ее. Но этого оказалось недостаточно.
Теперь они собирались в бар «Стрэнд», и Адам знал, что нужно сохранять ясную голову. Главное, не отклоняться от того, что правда, напомнил он себе.
На лестничной площадке он увидел Элен. Опершись на перила, она с несчастным видом смотрела вниз.
— Не надо, тебя все любят, — пошутил Адам.
— Извини? Что?
Элен непонимающе уставилась на него.
— Не прыгай. Шучу.
— Вот как. Не уверена, что тебе прилично отпускать шуточки про самоубийство.