Надев перчатки, Зернов потрогал труп в нескольких местах.
— Смерть наступила не меньше недели тому назад, — констатировал он.
— Собака след не взяла, — доложил сержант Осипов.
Распорядившись о дальнейших действиях опергруппы, Миронов со следователем прокуратуры и экспертом-криминалистом приступили к осмотру места происшествия. Ползая по полу, они изучали каждый его сантиметр, тщательно осматривали также мебель и другие вещи. В самых разных местах нашли много отпечатков пальцев, следов обуви, капли и мазки крови.
— Как, Эдуард, следы годятся? — спросял майор Лис-нова.
— Вполне можно использовать для сравнения.
— Очень хорошо. Продолжайте.
Зернов, невысокого роста, полноватый, склонился над трупом. На голове покойной виднелась залитая кровью вмятина, на бедре левой ноги — большой синяк.
Майор встретил приехавшего прокурора Корнилова, и они вместе подошли к врачу.
— Взгляните сюда, — сказал Зернов. Он сделал шаг в сторону, нагнулся и поднял массивную чугунную сковородку, валявшуюся у плиты. — Вот этой штуковиной и была убита женщина.
Корнилов поморщился.
— Вы уверены в этом?
Зернов положил сковородку на место.
— Безусловно, — ответил он. — Рана на голове — след от удара именно этим предметом. Размозжение черепа в затылочной области. Удар был нанесен, по всей вероятности, неожиданно, сзади.
— Не спешите, доктор, с выводами, — мягко, но настойчиво сказал прокурор и продолжал: — А почему на кухне валяются осколки от бутылки? А брызги крови на стене у самого пола?
Зернов замолчал. Майор, взглянув на него, сказал:
— Сейчас важнее не это, а то, когда наступила смерть.
Осмотрев труп еще раз и проверив все, врач подтвердил свое первоначальное заключение — смерть наступила не менее недели назад. Детали и клинические обстоятельства смерти можно будет установить только после вскрытия. Миронов распорядился отправить труп в морг. Сам же отошел к окну, глотнул свежего воздуха, закурил.
Осмотр места преступления продолжался. Не первый раз они работали вместе. Предварительно разбив квартиру на участки, распределили их между собой. Осмотр продвигался быстро, без всяких заминок. Мельчайшие детали каждый фиксировал у себя в блокноте, обнаруженные следы обводили мелом, а отдельные детали накрывали разными предметами, чтобы случайно не уничтожить. Криминалист их обрабатывал: фотографировал, срисовывал, снимал на липкую прозрачную пленку, увлажненную фотобумагу.
Квартира была со вкусом обставлена. Никаких следов беспорядка не заметно. Все вещи на своих местах. Красивые и дорогостоящие безделушки и украшения из серебра, хрусталя, фарфора, выставленные на полках и столиках, казались нетронутыми.
Миронов обратил внимание на цветной портрет, висевший над книжным шкафом. На него гордо глядели большие глаза молодой женщины. Волевой, чуть вздернутый подбородок, пухлые губы.
Майор резко повернулся, чувствуя, как его захлестывает гнев.
— Жила на свете женщина, любила, рожала… — угадав состояние коллеги, проговорил прокурор Корнилов.
— Вот так-то, Николай Степанович, — вздохнул Миронов.
Прокурор района был известен своей пунктуальностью, исключительной трудоспособностью. Несмотря на внешнюю флегматичность, Николай Степанович быстро оценивал обстановку, схватывал суть. Хотя Миронов и сетовал на придирчивость и въедливость прокурора, но тем не менее ценил его и уважал. Обоих связывало общее дело, они понимали друг друга с полуслова.
Договорившись с Корниловым о дальнейших действиях, Миронов приказал капитану Осокину пригласить сына покойной и подробно его допросить в райуправ-лении милиции. Прокурор тоже уехал, прихватив с собой жену сына Никифоровой.
— А я останусь, побеседую со Светловой, — сказал майор. И спросил у Маляева: — Скажите, Иван Лаврентьевич, как вы проникли в квартиру?
— Очень просто. Светлова сказала, что на девятом этаже живет сын Никифоровой. У него оказался ключ. Он открыл дверь и тут же отпрянул: «Господи, никак мать убита!» Я заглянул и увидел труп. Сразу бросился к автомату…
— А почему из квартиры не позвонили?
— Меня учили, что в подобных случаях лучше ничего не трогать.
— И как долго вы ходили?
— Пока дозвонился, потом покурил. Минут пятнадцать — двадцать, пожалуй, прошло. — Маляев виновато взглянул на майора. — Разве я мог подумать? Сын ведь все-таки…
— Да, сын, — тяжело вздохнул Миронов. — Никифоров, говорите, оставался у дверей? А где он был, когда вы вернулись?
— Там и стоял.
— А ключ?
— Ключ у него оставался. Я его в руки не брал.
На лестнице показалась пожилая женщина с бледновосковым лицом. Поддерживаемая Сурковым, она с трудом преодолевала ступеньку за ступенькой.
— Наталья Борисовна Светлова, — представил тот женщину, в фигуре и посадке головы которой, несмотря на преклонный возраст, была подчеркнутая прямота.
— Извините, Наталья Борисовна, за беспокойство, — сказал Миронов. — Обстоятельства, как видите, весьма печальные. Они вынуждают срочно с вами побеседовать.
— Да, да, я понимаю, — тихо проговорила женщина. — Як вашим услугам.
— Проходите в квартиру. Вы, говорят, были хорошо знакомы с Никифоровой?
— Да, с Галиной Васильевной мы знакомы семнадцать лет. Живем по соседству. А близко сошлись, можно сказать подружились, когда остались вдовами. Галя после смерти мужа впала в хандру. Мы вместе съездили на юг, на обратном пути Галя навестила сестер. Вернулась повеселевшей, продолжала работать.
— А сестры где живут?
— Татьяна — в Новгороде, Людмила — в Горьком, а Ксения — где-то на юге.
— А дети Никифоровой?
— Дочь за военным, живет на Севере. Сын тоже женат. В этом доме квартирует.
Воспользовавшись паузой, Светлова добавила:
— Может, это к делу не относится, но я должна сказать, что Галя была исключительная женщина, превосходно воспитанная, обаятельная, сердечная. В своем почтенном возрасте она была духовно молодой. Мы посещали концерты, театральные представления…
— А кто здесь кроме вас бывал? — спросил Миронов, направляя разговор в нужное русло.
— Антонина Сергеевна, она живет в соседнем доме, — сказала Светлова. — Максим Савельевич, именовавший себя художником.
— Почему «именовавший»? — уточнил майор.
— Понимаете, он довольно пространно изъяснялся, но лично его картин я не видела.
— Работает?
— В какой-то мастерской.
— А как Никифорова к нему относилась?
— По-моему, она радовалась, когда он приходил.
— А сын? С ним отношения были нормальные?
— Я бы не сказала.
— Обижал?
— Мне трудно судить, — уклончиво ответила Светлова.
— Расскажите о нем все, что знаете.
— Видите ли, особого благородства он не проявлял, а оговаривать человека…
— Правильно. Только сейчас все важно.
— Понимаю, — согласилась Светлова и продолжала — Дело в том, что Галина обычно не жаловалась, но однажды, помню, обронила, что в легкомысленной голове Василия не удерживается ни одна серьезная мысль.
— Что она имела в виду?
— С работой у Василия не ладилось, а потом он взял да и женился на женщине с двумя детьми.
— Здесь, в квартире, вы его видели?
— А как же, видела. Последний раз недели полторы назад. Вечером, когда мы с Галиной чаевничали, он и пожаловал, малость подвыпивший. «Сидите, чаи гоняете», — недовольно проворчал, потом что-то еще пробурчал, помялся и ушел. «Опять, наверное, приходил просить на водку», — пожаловалась Галина.
Миронов встал. Опять всплывают деньги, подумал он.
Как часто они фигурируют в подобных ситуациях! Сколько из-за них зла, горя, трагедий!
— А кто еще заглядывал сюда на огонек?
— Заглядывали, скрывать не буду. Галина любила гостей, особенно мужчин. Пожалуй, вам следует встретиться с Макаровой. Она живет в нашем доме, на пятом этаже, окна ее квартиры как раз напротив. Там и сейчас свет в окнах, видите? Когда-то Макарова с Галиной вместе работали в магазине. Старушку разбил паралич, она уже года полтора из дома не выходит.
— Хорошо, воспользуюсь вашим советом, — сказал майор и продолжал — Вы, Наталья Борисовна, судя по всему, тут свой человек. Что, по-вашему, изменилось в квартире? Может, что-то исчезло или, наоборот, появилось?
— Вроде бы все на своих местах, — оглядев комнату, ответила Светлова. — Разве вот тазик у дивана…
— Это наши товарищи поставили, — пояснил Миронов. — Прикрыли след, чтобы ненароком не затоптать. Кстати, не желаете взглянуть?
— На след-то? — Светлова вздохнула. — Что я в этом понимаю?
Она поднялась и направилась к серванту. Подходя, бросила настороженный взгляд на раскрытую шкатулку, отделанную перламутром и серебром. Ее лицо вдруг вытянулось, глаза расширились.
— Не вижу главной вещицы. — В голосе Светловой прозвучала тревога. — Здесь Галина хранила брошь с большим бриллиантом. Подушечка тут, а вещицы нет. Брошь от гарнитура. Еще должны быть серьги, подвески и перстень с бриллиантами. Дорогой гарнитур. Галине он достался по наследству от матери. Разрешите, товарищ майор…
Светлова открыла нижнюю левую створку шкафчика и указала на шкатулку.
— Прошу сюда понятых, — распорядился Миронов. Все собрались вокруг стола и смотрели на небольшой плоский красивый ящичек. — Наталья Борисовна утверждает, что здесь хранились драгоценности, а вы видите, что шкатулка пуста, никаких ценностей нет.
— Тут лежали еще карманные золотые часы фирмы «Павел Буре» с длинной толстой золотой цепочкой.
Лицо Светловой выражало неподдельное изумление оно даже заметно обвисло, а глаза поблекли.
— Неужели из-за этих ценностей ее и убили?
— А деньги у Никифоровой были?
— А как же без денег?
— И много?
Вопрос на мгновение остановил было ее, но, собравшись с духом, она все-таки ответила:
— Не знаю. Но это легко установить. Галина вела учет и тем гордилась. Муж ее к этому приучил. Мне казалось, что он непрерывно считал. Знал, сколько шагов от дома до торгового центра, до аптеки, кинотеатра, за сколько минут можно дойти до автобусной остановки.