Вызвал тогда Миронов Николку. Тому ничего не оставалось, как признаться во всем. Затягивал его Гришка, известный под кличкой «Вихрястый», в тину, в преступный мир. Обезвредили главаря, Николка поступил на завод, потом стал студентом техникума.
Миронов было и след его потерял, как однажды в его кабинет вошел щегольски одетый стройный лейтенант. На груди медаль «За отвагу» и значок «Отличник милиции». Энергично вскинул руку к головному убору, доложил:
— Лейтенант Осокин…
— Николка! Неужто это ты? — воскликнул Миронов, не дав ему договорить.
— Так точно, товарищ майор.
— Значит, в милиции служишь?
— Так точно!
Стоило Алексею Павловичу войти в кабинет и взглянуть на Осокина, как стало ясно: дело не продвинулось ни на йоту. Он взял протокол допроса и углубился в чтение:
«… — Когда, гражданин Никифоров, вы виделись с матерью последний раз?
— Недели две тому назад.
— Вы поссорились?
— Нет, был в командировке.
— Какого числа возвратились?
— Двадцать второго.
— И не навестили мать?
— Нет.
— Мимо же проходили…
В ответ — молчание.
— Ключи от ее квартиры брали с собой?
— Нет, они висели в прихожей.
— А жена навещала вашу мать?
— Думаю, что нет.
— Почему?
— Мать мою жену не признавала, не разговаривала с ней.
— Из мужчин у вашей матери были друзья или близкие знакомые?
— Похаживал один хахаль. Жениться вроде бы собирался.
— Как его фамилия?
— Не знаю.
— Видели его?
— Видел однажды.
— Разговаривали?
— О чем с ним, плешивым, говорить?
— А палец чем лорезали?
— Да так, нечаянно. Банку открывал…
— У вашей матери были драгоценности?
— Да, были.
— Где она их хранила?
— В серванте, в шкатулке.
— На шкатулке обнаружены следы — отпечатки пальцев. Не вы их оставили?
— Не убивал я мать.
— Ас какой целью к ней заходили?
— Попросить деньжат.
— Своих не хватает?
— Иногда не хватает.
— Знаете, где мать хранила деньги?
— Знаю, в коробочке. — Помолчав, добавил: — И в сберкассе.
— А-где коробочка сейчас?
— Не знаю. Да не убивал я. Не убивал, слышите! Мать же она мне!..»
Алексей Павлович откинулся на спинку кресла. Не спеша закурил, морщась от дыма, которым за вечер весь прокоптился. Задумчиво сказал:
— Его тоже понять можно. Мало того, что мать потерял. Худо ли, бедно ли, а красненькие она ему подбрасывала. Да и приютить в непогоду могла. А теперь нет родного человека…
— Больше того, легла тень тяжкого подозрения, — вставил Осокин.
— Вот именно. Ну, а ты, Николай Иванович, что обо всем этом думаешь?
Осокин пожал плечами:
— Боюсь, Алексей Павлович, пока ответить что-нибудь определенное.
— Где он?
— Никифоров?
— Кто же еще?
— В соседнем кабинете.
— Ну, что ж, утро вечера мудренее, когда рассветет, будет виднее. А сейчас ho домам.
Утром, как и условились, собрались у места происшествия. Распределили между собой дома и сразу же принялись за работу.
На первом этаже дверь открыл мужчина лет сорока, жилистый, с мелкой сетью морщин на скуластом смуглом лице. Майору показалось, что он где-то видел этого человека. Но не стал насиловать память, коротко бросил:
— Милиция! Здравствуйте.
— Здравствуйте, товарищ Миронов, — улыбнувшись, приветствовал его мужчина.
— Вот видите, мне тоже показалось, что где-то я с вами встречался. Но где?
— Помните, товарищ, извините, не знаю, в каком звании вы теперь пребываете?
— Майор.
— А меня зовут Кирилл Тихонович Маслов. Лет пять тому назад у кинотеатра на перекрестке, товарищ майор, вы остановили грузовую машину, которой я управлял, и потребовали отвезти в милицию задержанных за драку.
— Такой случай был. Однако же у вас и память!
— А вчера вечером увидел вас у нашего подъезда и сразу же узнал. На «газике» вы подъехали целой бригадой. Слышал, в нашем тишайшем доме убийство?
— Да, Кирилл Тихонович. По этой причине и беспокоим людей.
— Понимаю.
— Что вы можете сказать о пенсионерке Никифоровой с пятого этажа?
— Мы с женой касательства к ней не имели. Живем здесь недавно. По обмену переехали. Советую вам, товарищ майор, поговорить с женщинами с четвертого этажа, кажется, одна проживает в семнадцатой, а вторая в девятнадцатой квартире. Они целыми днями просиживают у парадной. Может, что и заметили.
В соседней квартире жила девушка, студентка, с матерью.
— О Никифоровой? Нет, ничего не знаю. — На ее розовое лицо легла тень отчужденности. — Мама работает в двух местах, уходит рано, приходит поздно. Я же приезжаю только ночевать. Все время провожу в институте…
Девушка отступила назад, решительно взялась за дверную ручку.
Миронов резко повернулся и нажал кнопку звонка в соседнюю квартиру. Долго никто не открывал. Потом показался мужчина с заспанным лицом. При виде майора глаза его испуганно округлились.
— Извините, я приезжий, — пробормотал тот.
— Откуда?
— Из Нальчика.
— В гостях?
— Да, в гостях… Нет, в командировке.
— Когда приехали?
— Вчера.
— Кто может подтвердить?
— Как кто? Ах да… хозяева, но их пока нет.
Следующая квартира оказалась запертой. Еще квартира, за ней другая, один этаж за другим. Десятки вопросов и столько же ответов. И в каждом — крупица, дополняющая данные о личности Никифоровой.
Четвертый этаж, семнадцатая квартира.
— Майор Миронов, из угрозыска.
— Прошу, входите, моя фамилия Пучкова Зоя Федоровна. Раньше я в школе учительствовала, приходилось заниматься с трудными подростками, тоже захаживали ко мне из угрозыска. Сейчас вот на пенсии. Сижу дома, нигде не бываю, а видно, опять понадобилась. Проходите, майор, я вас чашечкой кофе угощу.
— Спасибо, не откажусь.
— Садитесь, пожалуйста, к столу, а я сейчас, мигом…
— У вас, Зоя Федоровна, хорошая, светлая квартира. Чисто, уютно. Но вот рассказывают, что вы предпочитаете больше на улице находиться.
— Кто же это такое обо мне рассказывал?
— Земля слухом полнится. Да в этом ведь нет нйче-го дурного. Каждый волен по-своему распоряжаться своим личным временем, лишь бы его занятия не противоречили нормам поведения.
— Что правда, то правда. Люблю на воздухе побыть. Но вот ноги нещадно болят, тяжело передвигаться, так я все больше около дома! Блокадница я. Сейчас все и сказывается. Подружка у меня — Соболева, она тут по соседству, в девятнадцатой квартире, живет, тоже ногами мучается. Вот и выходит, что нас два сапога — пара. Не были еще у нее?
— Нет, не был.
— Вот я и говорю, что мы с нею соседи и подруги, обе больные. Так что сама судьба свела нас. Выйдем на улицу, посидим около парадной на скамеечке. Перед нами течет вся жизнь нашего дома. Люди уходят и приходят. Всех до единого знаем в лицо, многих и поименно. Все с нами здороваются, новостями делятся. Да что греха таить — знаем, у кого какие гости бывают и где задерживаются.
— Именно поэтому я и пришел к вам, уважаемая Зоя Федоровна. Вы ведь знаете Галину Васильевну Никифорову?
— Как не знать! В этом доме я живу с первых дней его заселения. В друзьях не ходили, но были добрыми соседями. Никифорова живет выше этажом. Она овдовела раньше, а через год мой муж умер. Никифорова последнее время жила одна. Дочь замужем, она где-то за Мурманском, сын тоже семьей обзавелся, живет отдельно. Раньше-то мы общались, друг к другу в гости ходили. У нас было много общего — вдовы мы. Но вот года три назад между нами образовался ледок. Сначала мой зять назвал ее гулящей старушкой. А какая она гулящая! Хотелось на старости лет обрести покой, семьей обзавестись. Был тут у нее один вдовец, предлагал руку и сердце. Галина на полном серьезе со мной советовалась, а я возьми да и скажи ей: «Какое замужество в твоем-то возрасте?» Она, конечно, заколебалась. А тот тем временем другую нашел, да с нею и сошелся. Где-то сейчас на Васильевском острове живет в новых домах, у гостиницы «Прибалтийская». После этого Галина совсем на меня рассердилась. Здороваться перестала. А чего бы ей дуться-то, что я ей такого сделала?
— О том, что произошло с Никифоровой, вы в курсе?
— Что, арестована?
— Нет…
— Убита! И где же ее?
— Дома, в собственной квартире.
— Боже, страх-то какой!
— Может, у вас есть какие-то подозрения? Никифорова убита и ограблена неделю назад.
— О господи, неужто неделю! — Пучкова вскинула к лицу обе руки. — Так вот почему ее давно и не было видно. Я ведь поначалу-то думала, что, может, уехала куда.
— Как часто вы бываете на улице?
— Каждый день. А что теперь старухам остается?
— Ну, а если непогода?
— Это нам нё помеха.
— Не осталось ли у вас в памяти чего-то необычного недельной давности? Может, появление каких-то незнакомых людей или поведение, которое показалось вам ненормальным?
— Нет, не припомню.
— Вы знаете людей, которые приходили к Никифоровой?
— Конечно. Но лучше других знает все ее ближайшая подруга Наталья Светлова. Ее с Никифоровой чуть ли не ежедневно можно было вместе видеть. Правда, с неделю уже как их не видели… Еще есть парализованная Макарова, живет в соседнем крыле, квартира напротив. Она часто у окна сидит, на улицу смотрит, может, что заметила…
Зоя Федоровна задумалась, что-то вспоминая, подлила в чашечку кофе, пододвинула вазу с печеньем поближе к Миронову и сказала:
— Постойте, не знаю, имеет ли это какое значение, но недели две-три тому назад к Никифоровой приезжали гости — женщина в годах и девушка. Соболева говорила, что от сестры приехали. Но от которой, не знаю. Видели Никифорову в обществе этих женщин несколько раз. А один раз с ними был молодой парень. Постойте, этого парня мы видели еще раз примерно неделю тому назад… Он приехал на такси, точно на такси. Поднялся лифтом.
— Зоя Федоровна, не могли бы вы описать его внешность?