Влад привез ее на квартиру своих родителей, накануне выехавших на дачу. Опущенные шторы, мягкий свет, нежная мелодия, дорогие вина и угощения. Молодой хозяин был ласковым — дальше некуда. Без умолку твердил, что Людмила прекраснейшая из девушек, самый большой подарок судьбы. По простоте душевной она полагала, что и вправду удача шла ей в руки. Подстерегая момент, Влад скользнул за спиной и намертво сомкнул руки под горячей грудью. И она покорно дала увести себя в спальню.
— Здесь все наше с тобой, — нашептывал Купылех, суля Людмиле заманчивую будущность.
За свою любовь Скворцова довольствовалась ужином в ресторане. Но кроме ужина надо было еще и обедать, платить за комнату, модно одеваться. Для этого требовалось многое, и не в последнюю очередь — деньги.
— Их можно зарабатывать, не занимаясь переписыванием конторских бумаг, — поучал Купылех.
И Скворцова спешила к своим клиентам, щедро платившим за «разовую» любовь. Казалось бы, невинная забава. Сегодня удовольствие и комфорт. А завтра? Об этом Людмила не задумывалась. Карта шла. Вот она и играла.
— Вы, наверное, только тем и занимаетесь, что ищете преступников, — исподволь разглядывая Осокина, сказала Скворцова. Ее загорелое, тонко очерченное лицо выражало безмятежность.
— Пока, к сожалению, они ходят по земле, — в тон ей ответил Осокин. — Сейчас, к примеру, меня интересует окружение Макса Коркина. Знаком?
Скворцова почувствовала легкий укол в сердце. «Неужели все-таки влип, слюнтяй, раскололся?»— промелькнула мысль, но она ее тут же отбросила. И с вялым безразличием сказала:
— Знаком. Милый мальчик. Неужели и он — разбойник?
— Тогда, пожалуйста, скажите, каким образом у него оказалась эта книга. — Капитан извлек из портфеля «Живописную Россию». — Вы знакомы, общаетесь, должны знать.
— Боже, о чем речь? — Скворцова поморщилась, стараясь не выдать досаду. — Во всяком случае он не украл это сокровище.
— Допустим. Но я жду конкретного ответа.
— Он купил.
— У кого?
— Не знаю, — отрезала девушка.
Офицер заметил, что зрачки ее сузились, лицо слегка побледнело.
— У нас с вами, Людмила Карловна, доверительный разговор, — предупредил Осокин. — Вы должны говорить правду. Не играть со мной в кошки-мышки, не тянуть время.
Скворцова задумалась: «Как же это я, дуреха, сболтнула? Теперь он будет на этом играть, не отступит…» И тут ее озарило:
— Извините, я сперва не придала серьезного значения нашему разговору. На самом деле мы подарили Максу эту книгу.
— Кто именно?
— Друзья. — В ее голосе послышалась жесткость. Осокин, усмехнувшись, упрекнул себя: «Зря теряю время. Не скажет. Ее надо к этому подвести. Исподволь, незаметно».
— Ну хорошо, — сказал он. — Книгу, допустим, Коркину подарили. Обмыли, как водится, а потом…
Скворцова вызывающе усмехнулась:
— А потом — суп с котом. Неужели и такие очевидные вещи надо объяснять товарищам из уважаемой милиции?
Стройная, благоухающая, она вела себя независимо, с достоинством. Все ей шло: и ярко-сиреневое открытое платье, и босоножки под «цвет», и улыбка, и та естественность, с которой вела разговор.
— Что ж, не будем вторгаться в запретную зону, — миролюбиво заметил Осокин и предложил пойти в сквер. После полудня дождь освежил воздух, было тихо и тепло. — Куда вечером-то ездили? Где-то около восьми часов. На «Волге», разумеется. Куда?
Скворцова помолчала.
— Друг пожаловал. Надо было встретить, — солгала она.
— Встретили?
— Да, конечно.
— И куда повезли? К себе? К Максу?
Скворцова искоса взглянула на офицера и с некоторой запинкой ответила:
— Не туда и не сюда.
— Куда же все-таки?
Скворцова почувствовала, что заходит в лабиринт. Она не знала, как себя вести, не могла все наперед просчитать. Поэтому решила выкручиваться, говорить все, кроме правды.
— К друзьям, — выдохнула она.
— Да-да, у вас, я вижу, повсюду друзья-товарищи.
— А как же! Не имей, говорят, сто рублей…
— Что верно, то верно. Без друзей тяжко. Так куда же все-таки повезли друга?
Скворцова медлила с ответом. Наконец сказала:
— Ребята называли какую-то улицу. Где-то в новом районе. Запамятовала, ей-богу. Я же в городе пока плохо ориентируюсь.
— Может, на улицу Зайцева? — подсказал Осокин. Скворцова раскрыла свой разукрашенный ротик, но, втянув воздух, так ничего и не сказала в ответ.
— А потом поехали в Купчино, — продолжал капитан, внимательно следя за выражением больших голубых глаз.
— Какое еще Купчино? — переспросила она с застывшим изумлением.
— То самое, где «Волгой» сбили женщину.
Скворцова разразилась нервной скороговоркой. Слова посыпались как горох из мешка:
— О какой женщине вы говорите? Никто в Купчино не ездил. Я и не знаю, где оно. И никто из нас никого не сбивал, что за шутки? Да что это вы такое говорите? Разве можно — сбить женщину…
Переждав, Осокин бесстрастно заметил:
— Какие могут быть шутки? Жду от вас, Скворцова, правдивых показаний. Спрашиваю, где ездили с Коркиным? Где расстались? Конкретно, на какой улице? В котором часу? Отвечайте.
— Не помню. Было уже темно. Город я…
— Тогда, может, покажете?
Скворцова схватилась за голову:
— Ой, вы меня совсем запутали!
Капитан сказал наставительно:
— Когда человек не виноват, он не путается. Он говорит то, что было на самом деле.
Девушка печально вздохнула:
— Ей-богу, не помню. Машины шныряли в разные стороны. Стояли на каком-то перекрестке, «тачку» ловили…
— А «Волга»? Где же ваша-то «тачка» была?
«Запуталась, совсем завралась, — с горечью подумала Скворцова. — Мамочка, милая, помоги…»
— Не знаю. Ничего не знаю, — обмерла от страха девушка, и ее лицо на глазах поглупело.
Выслушав Осокина, начальник ОУР сказал:
— Вот видишь, Николай Иванович, как все оборачивается. Факты, казалось бы не связанные между собой, сами выстраиваются. Думаю, что они вот-вот замкнутся в цепочку. В одну, а потом во вторую. Так пока и пойдем по двум направлениям.
Миронов помолчал, обдумывая.
— Не исключено, что Коркина использовали втемную, — продолжал он. — Он виноват, но неизвестно, в какой степени. Хорохорился, как тот петух, потом, видно, сдрейфил, но повел себя не лучшим образом.
— У парня своя версия, — вставил Осокин.
— Лопнула как мыльный пузырь. Вот появится отец, и сынок по-другому запоет.
— Старший Коркин, помнится, проходил по какому-то делу? Кажется, кража, но попал, понимаешь ли, в скользкую руку…
Офицеры выразительно переглянулись.
Начав с продавца, Коркин прошел все торговые ступени и добрался до директорского кресла. Не раз и не два ему приходилось за некоторые действия, подпадавшие под соответствующие статьи Уголовного кодекса, держать ответ, но «свои» люди достаточно ловко выводили его из-под огня.
— Я вот о чем думаю, — сказал Осокин. — Не мешало бы с Максом проехать по его субботнему маршруту, а потом отдельно — со Скворцовой.
— Это, Николай Иванович, идея, — подхватил Миронов. — Я сейчас ему позвоню.
Он набрал номер телефона Коркина. В ответ — длинные гудки.
— Не берет трубку. Не берет — и все, — сделал вывод Осокин.
— Будем разгадывать пароль, — сказал майор, прокручивая диск.
Наконец он дозвонился.
— Не могу, товарищ майор, — сказал Макс. — Предков встречаю.
— Тогда несколько вопросов, — взглянув на часы, не отступал Миронов. — Первый. За кем ездили на «Волге» в субботу вечером?
В трубке слышалось только характерное потрескивание.
— Жду, Макс. Вы, говорят, друга встречали. Очевидное отрицать неразумно. Маленькая ложь порождает большие подозрения.
— Скворцова попросила подбросить ее к метро «Кировский завод». Там ее поджидали.
— А кого на улицу Зайцева подбросили?
— Девушку.
— Как ее зовут?
— Не знаю. Это Людмилина приятельница.
— Вам уже приходилось оказывать подобные услуги?
— Иногда.
— Кого-нибудь запомнили?
— Нет. И не собираюсь запоминать.
— Понимаю, но кто-то что-то рассказал, допустим, анекдот. Случайно разговорились. Девушка приглянулась. Мало ли что бывает в дороге…
— Нет. — И тут же, отменив неуверенное «нет», сказал — Вообще-то вспомнил одну девицу. С зелеными, как у кошки, глазами. Так ее и звали — Рыжая. Оля Рыжая.
После совещания у начальника управления Миронов пригласил к себе старшего лейтенанта Ершова.
— Ты, Юрий, у нас самый молодой, самый симпатичный, — широко улыбаясь, начал Миронов. — Надо, понимаешь ли, встретиться с одной девушкой. Зовут ее Олей. Живет в нашем районе…
Майор еще вводил офицера в курс необычного задания, когда в дверь постучали. В кабинет вошел невысокого роста, пухлый, человек в светлом клетчатом костюме. Из-за толстых стекол очков глядели маленькие заплывшие глаза.
— Я — Коркин, — представился он.
«Видно, прямо с аэродрома, — решил Миронов. — Не предупредил, рисковал напороться на отказ. Ушлый, за дверь не выставишь». И сказал:
— Слушаю вас, товарищ Коркин.
— Понимаете, такое дело… — начал он и запнулся.
— Понимаю, Борис Исаакович, — помог майор. — Я вас не вызывал, но готов выслушать.
— Да-да, — затряс Коркин жиденькой бородкой. — Эта нелепая история… Ужасно неприятно. Мы прервали отпуск. Жена переволновалась. У нее сердце. Не выдержит…
— Не буду скрывать. Ваш сын подозревается… — Миронов не сводил с Коркина глаз. — Доказательств достаточно, они изобличают Макса. От ответственности ему не уйти. Женщина, сбитая вашей машиной, утром скончалась.
От этих слов лицо Коркина вытянулось, побледнело.
— Наваждение какое-то, — тяжело вздохнув, сказал он. — Слепой, влюбившийся дурачок. Жертва залетной гетеры. Охмурила мальчика, втянула в весьма сомнительное предприятие. Использовала как извозчика.
— А почему он нас дурачит? — спросил майор. — На что рассчитывает?
— По глупости. Я уверен — его подловили.