Я кивнула и пошла в сторону выхода. Дом был уже ледяным. Ступать в домашних туфлях по выстуженному полу было просто невозможно, а я еще не вышла на улицу. Щепка грела руку, и мне очень хотелось вытянуть из нее тепло и прогреться полностью. Дед маячил за спиной.
Ночь была ясная. На темно-синем небе мерцали звезды. Им вторил чистый белый снег, который покрыл собой весь наш сад и окрестные участки. Мороз стоял жуткий. Мне стоило только вдохнуть, как замерзло все внутри, склеило нос, заслезились глаза. Щепка стала остывать.
– Не медли, – проговорил за спиной дед.
Я вышла с нашего участка, уже не чувствуя оледеневших ног.
Двенадцать каминов, двенадцать минут надо побыть возле каждого из них, чтобы убедиться, что огонь горит ровно. Почти два с половиной часа мне надо ходить по этим домам, скармливая щепке свое тепло. А тепла почти не осталось. Зуб на зуб не попадал, и я поспешила к ближайшему дому. Представила мысленно, как поджал губы дед. Вот пусть бы сам с этой щепкой и ходил по страшному морозу. Учить все горазды. А я так замерзла, что не готова была идти полкилометра на другую сторону нашего села – и пошла в ближайший дом.
Дверь открылась сразу. Соседи удивились, но ничего не сказали. Они тоже знали негласное правило, что начинать надо с самого дальнего дома. Еще бы, их семейство уже три раза разжигало пламя в каминах. Старший сын приходил всегда такой бодрый. Никак не выдавал тот факт, что все тепло расходует на несчастную деревяшку.
Как разжигать огонь, я видела много раз. Доковыляла до холодного камина, подышала в щепку, давая немного своего тепла, и поднесла ее к дровам. Загорелось не сразу. Сначала просто стало припекать, и меня затрясло уже от того, что из тела выходил холод. Потом начало нестерпимо жечь. Полетели искры, и наконец-то занялось пламя. Хозяева засуетились вокруг камина, передавая огонь к свечам на столе и дальше по дому. Становилось теплее. Наверное, это было настоящее чудо, странное, описанное в легенде. Но я не особо им прониклась. Мне надо было идти дальше. Двенадцать минут еще не прошло, поэтому я села со всеми за стол. Попробовала какое-то рагу. Оно было сухим, а морс слишком сладким. Хозяева уплетали еду и поглядывали на меня. Обычно такие застолья принято облагораживать беседой. Но разговор не клеился.
– Ты в следующий раз, – сказал наконец старший сын, – щепку держи как указку, тогда не будет так сильно жечь.
Я кивнула. Хоть какой-то дельный совет за этот вечер.
Щепка в руке остывала. Я подышала на нее и почувствовала, что замерзаю в нагревающемся доме. Надо было двигаться дальше.
Следующий дом принадлежал семье, которую я терпеть не могла. Девушка, которая там жила, когда-то очень со мной дружила, а потом решила, что я слишком важничаю. Пустила слух, что со мной не надо общаться, и я осталась без друзей в этой дыре. Я посмотрела на ее дом и решила, что пусть они подольше померзнут. Затем отправилась в дом с другой стороны нашего. Нет разницы, в каком порядке зажигать камины. В голове опять всплыл образ деда: он качал головой. Сам бы пошел в этот мороз, дед!
Про ноги я даже не вспоминала, они замерзли, как только я вышла на улицу из первого дома. Руки тоже окоченели. Я даже успела испугаться, что щепа совсем остыла; но нет, та еще тлела. Я даже нашла в себе силы, чтобы подышать на нее. И зря: все кости взвыли от холода, а щепа сильнее не занялась.
Второй дом тоже встретил меня немым удивлением. Я почти ничего не знала о проживающей в нем семье. В этом году в дом приехали наследники, и это была их первая ночь с угольком. Они тревожно оглядывались и очень осторожно пустили меня к камину. Видимо, ревущее пламя их очень напугало.
Щепку в этот раз я держала как посоветовали – указкой. Но еще раз дышать на нее не стала, направила на дрова и ждала, когда те наконец разгорятся. Ждать пришлось дольше, чем в первый раз. Все так же полетели искры, так же разлилось блаженное тепло по всему телу и загорелось пламя. Хозяева точно так же разнесли его по всему дому.
Не помню, а дед тоже разносил огонь по дому каждый год? Я обычно этим не занималась и просто сидела возле камина и грелась. Потому что к тому моменту, когда до нас доходили, дом вымерзал до состояния улицы.
Двенадцать минут в этот раз пролетели очень быстро. Да и еда тоже была более-менее сносная. А вот выйти на улицу стало настоящим испытанием. Я не готова была снова выходить в этот холод, опять греть щепку и идти в следующий дом. Их оставалось девять. Девять семей, к которым надо зайти и принести огонь. Ценой собственной жизни!
Маленькая я все бы отдала за то, чтобы ходить вот так в самую главную ночь и разносить свет и тепло по соседям. Но той девочки больше нет. И она никогда не вернется. Спасибо, дорогая сестра.
– Тебе их не жалко? – как же достал этот голос! Как бы я ни пыталась вспомнить, кому он принадлежит, не могла вытащить из головы ни одного образа.
– Почему я должна их жалеть?
– Благодаря тебе это все происходит.
Я недовольно мотнула головой. Снова он завел свою любимую шарманку.
– Тебе исправлять то, что натворила.
– Да хватит! Ничего я не сделала! Ни в чем не виновата!
Голос тяжело вздохнул. Меня колотило, даже стало теплее. Ну сколько же можно это повторять? Сколько можно пытаться вытащить у меня чувство вины, хотя я вообще ни в чем не виновата! Я сделала то, что должна была. То, что говорила сделать легенда…
От воспоминаний я даже перестала дрожать. Легенда привела меня сюда. Древняя сказка, для моей деревни ставшая реальностью. А могла быть нормальная жизнь, самая обычная – с поездками и тусовками. Но мать выбрала остаться, а потом все равно сбежала. Я не хотела об этом думать, но память услужливо подкидывала мне образы и обрывки прошлого. Голос молчал. Он находился где-то рядом, я это чувствовала.
В зале стояла тишина.
Пары больше не двигались. Вместо них в разных позах застыли ледяные статуи.
– Эти люди умирают из-за тебя, – я надеялась, что голос больше ничего мне не скажет. Но я ошибалась. Он говорил каждый раз тогда, когда мне меньше всего хотелось его услышать.
Ледяные фигуры не вызвали у меня никаких эмоций. Мне они были безразличны, я все равно никого не помню. Что лишний раз переживать из-за тех, о ком вообще ничего не знаешь?
Дед бы такое не одобрил.
К третьему дому я подходила как к голгофе. Терпеть его не могла – терпеть не могла его хозяев, терпеть не могла бывшую подругу, что там жила. Щепка в руках была уже холодная, но если напрячься, то еще удавалось разглядеть маленький огонек в глубине. Последний заряд для далеко не последнего дома. А я не могу поделиться своим теплом, потому что сама страшно замерзла. Кто вообще придумал эту дурацкую, идиотскую легенду? И кто вселил уверенность, что солнце не встанет, если не выполнить все по правилам? Правда, я уже нарушила правила, о которых мне так настойчиво рассказывал дед.
Может, из-за них так быстро стала остывать щепка? Но я не помнила такого в легенде вообще. Правила соблюдались. Да я и не нарушила по факту ничего. Первая коснулась, вышла из дома на мороз, грею своим дыханием этот бесполезный кусок обгорелого дерева.
Помню, в год, когда мать ушла, тоже было не все гладко. Кое-что изменилось, как и сейчас. В ту ночь пламя не стояло столбом, оно просто погасло. У всех разом. Тогда уголек остался у соседей. И все вокруг говорили, что нам повезло – бремя вернуть огонь упало на плечи парня с горячим сердцем. А горячее сердце несет щепку, не переживая, что не хватит внутреннего огня. Дед тогда сказал, что нас миловала эта ночь. И мороз не был столь лютым, и огонь пошел от того, кто сам как горячая головешка. Сестра тогда заявила, что она тоже так смогла бы. Спасти огонь и дать солнцу возможность подняться. Дед в ответ на это грустно улыбнулся и ничего не сказал. А я молча ждала, когда же нам принесут огонь. Мы были последним домом, страшно замерзли, кутались в пледы и старые шубы, чтобы хоть как-то дождаться гонца. Он пришел весь раскрасневшийся, горячий, в руке держал раскаленное дерево, и оно его не жгло. Дед даже поклонился соседу. Я тогда еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Все мои мысли занимало то, что мама куда-то ушла и не вернулась.
Ветер играл снегом на дороге. Идеальным, не тронутым. Только мои следы добавили ямок в этот ландшафт, но и их уже почти замело. Дом, в который мне надо было идти дальше, стоял мрачный, свет в нем давно погас. А хозяева, наверное, сидят возле камина в ожидании спасительного огня. В ожидании меня.
Я посмотрела на щепку в руке, дохнула на нее пару раз, чтобы огонек загорелся ярче, и еле сдержалась, чтобы не потянуть ее тепло себе. Дурацкая щепка. От холода мысли у меня гуляли туда-сюда и повторялись. Как же все бесит! А особенно бесила в последние дни сестра. Давала какие-то непрошеные советы, задавала странные вопросы, все время болтала с дедом о каком-то стеклянном шаре, в котором можно скрыть полмира…
Я почти вспомнила, что это были за вопросы и советы, как дверь тихо открылась и ко мне вышла бывшая подруга. Вся зареванная, тихо провела меня к камину и ушла. Я осталась в комнате одна, ничего не понимая. Стало очень неуютно в холодном доме, где никто не ждет. То, что меня не ждали, а пустили просто потому, что так надо, я поняла. Камин не был заполнен дровами так, как в других домах. Не было стола с едой, снующих всюду людей и детей, ждущих огня.
Я подошла к камину и протянула щепку в центр дровяной кучки. Ничего не произошло. Щепка не стала нагреваться, как это происходило до этого, дрова не перенимали себе жар. Наоборот, вокруг становилось холоднее и холоднее.
– Люди с ледяным сердцем не должны носить уголек, – услышала я за спиной голос.
Бывшая подруга стояла в дверях и смотрела на меня. Она уже вытерла слезы, но все еще была опухшая и красная.
– Почему ты считаешь, что у меня ледяное сердце? – спросила я.
– Тебе все равно, что здесь происходит, – был ответ. – Все равно на людей, все равно на традиции. Всегда было все равно. И не ты должна была носить уголек в эту ночь.