– Алена, мы уже говорили об этом, зачем снова начинать? – устало заговорил Свят. Он, как и все, редко звал ее по имени, но сейчас это казалось уместным.
– Так это Кит спросил – ему и выговаривай! Я вообще молчала!
– Да, вот только так громко это делала, что было сложно не заметить, – попытался пошутить кот, чем еще больше раззадорил девушку.
– Знаете что? Выметайтесь-ка вы все отсюда, – произнесла она тихим, будто осипшим голосом. – Видеть вас больше не хочу, черти полосатые, ходите сюда, как к себе домой, так еще слова им не скажи. Надоело…
Зимние глазели на нее, не двигаясь с места.
– Я что, непонятно выразилась? Вон из избы, все, сейчас же! – вскричала Шишига, нервно отбрасывая с покрасневшего лица растрепавшиеся рыжие пряди.
Растерянные гости потянулись к выходу, исподлобья поглядывая на девушку и перешептываясь между собой.
– Алена, не надо так, – произнес шедший последним Свят и попытался коснуться ее плеча, но она нервно дернулась в сторону и кивком указала на выход.
Шишига постояла на месте еще какое-то время, а после вышла в сени, краем глаза покосилась на застывшую у крыльца компанию и с грохотом захлопнула перед ними дверь. Что-то упало со стены, но ей не было дела – она вбежала в комнату и, не давая себе опомниться или разрыдаться, принялась за уборку. Когда она закончила с посудой, внезапная ярость улетучилась, оставляя вместо себя тягостное опустошение. Она тихо подошла к двери и выглянула в маленькое окошко: зимние оставались на месте, их шубы и шерсть облепили мокрые белые хлопья.
– Вот упертые, – прошипела девушка, – хоть бы зашел кто, спросил, как я тут вообще… Видать, и правда я им не нужна.
Она вернулась внутрь и твердо решила больше никуда не ходить. Захотят – зайдут, а нет – так тому и быть. Она присела у печки и, сама того не заметив, задремала, измученная раздиравшими ее переживаниями. Шишига проснулась от стука и с трудом смогла разглядеть комнату в бледных отсветах прогоревших свечей. За стенами избушки гудела пурга, это она гремела ставнями и грохотала по крыше. Девушка вспомнила о нечисти, о своих сказанных сгоряча словах и бросилась в сени, мысленно надеясь: вдруг не ушли, вдруг успела! Она распахнула дверь и попыталась рассмотреть что-то сквозь снежную завесу, но у крыльца никого не было. Возле тропинки мигнул фонарь, и она было устремилась к нему, но новый порыв ледяного ветра едва не сбил ее с ног, заставляя зажмуриться и ухватиться за перила. Когда Шишига открыла глаза, фонарь потух, часы за спиной пробили полночь, зимние ушли. Поперек порога лежала свалившаяся метла. «Они и не могли войти…» – с горечью осознала девушка.
Оказавшись в горнице, она заторможенно прошла к сундуку возле окна, свернулась на нем калачиком и, прижимая к груди белое платье – подарок Свята, тихо и протяжно заплакала.
Вспоминая тот день, Шишига думала о том, как трудно ей давалось расставание с нечистью – настолько, что проще было невольно оттолкнуть, обидеть, лишь бы не наступал этот момент прощания, лишь бы не смотреть в удаляющиеся спины, не гасить проклятый фонарь. И все же она боялась никогда больше их не увидеть. Она подошла к зеркалу и, любуясь, приложила к себе то самое белое платье.
– Это тебе, небольшой подарок, – сказал Свят, когда год назад протянул ей сверток в коричневой бумаге.
– Что это? – удивленно спросила девушка, не привыкшая к знакам внимания от нечисти.
– Посмотри, – Свят нетерпеливо помахал вещицей перед ее носом.
Она взяла подарок и аккуратно развернула обертку. Внутри оказалось белоснежное сатиновое платье, с длинными рукавами и рядом маленьких перламутровых пуговок на спине.
– Оно очень красивое, – восхищенно произнесла Шишига, поднимая на Свята благодарный взгляд. – Я сейчас же примерю!
– Не нужно, – остановил ее тот, – не в этот раз. Надень его следующей зимой.
– Но почему? – изумилась она. – Я бы хотела сейчас!
– Сейчас не время, – отрезал Свят, – подожди еще немного.
Он улыбнулся и вышел во двор, оставив недоумевающую девушку одну. С тех пор она не доставала наряд, дожидаясь новой зимы. Ей почему-то казалось, что Свят обязательно узнает, если она сделает это раньше, и больше не будет верить ей. Она же доверяла ему безоговорочно.
Шишига расчесала волосы и распустила по плечам медные волны. Так и не решившись надеть подаренное платье, она выбрала свое любимое – зеленое из тонкой шерсти, с кремовым кружевным воротничком. Она оглядела горницу с накрытым столом, осталась довольна увиденным и, накинув короткую шубку, покинула дом. Небо расчистилось, и на темном покрывале ночи серебристыми блестками рассыпались звезды. Чуть заметно тянуло дымком и выпечкой из избушки. Девушка прошла по запорошенной тропинке, остановилась около столба с фонарем и подожгла фитиль. Медленно занялось пламя – знак того, что временный приют ждет своих постояльцев.
Поплотнее запахнув шубку, Шишига всматривалась в чернеющий поодаль лес, пока со стороны опушки не донеслись шорохи. Она наблюдала за тем, как сгущаются и шевелятся тени возле старой скрюченной сосны, и в ночной тишине над поляной летело эхо чьих-то фраз и негромкого смеха. Зимние по очереди появлялись из глубокого разлома в стволе дерева, который в любой другой день выглядел совершенно неприметным. Но в ночь их прихода он озарялся изнутри красно-рыжими всполохами и выпускал нечисть из своих недр.
Девушка переминалась с ноги на ногу возле фонаря, и все ее существо было охвачено нетерпением и трепетным счастьем от узнавания знакомых силуэтов. Они двигались ей навстречу: вразвалочку – невысокий Кит, семенящая подле него Дереза, тяжелыми шагами – волочивший по земле объемистый мешок Буран, еще несколько известных ей по прошлым зимам гостей и замыкающий процессию Свят.
– Ну здравствуй, – первым произнес он, поравнявшись с Шишигой.
– Здравствуй, – тихо откликнулась она, вглядываясь в его лицо, выискивая признаки обиды или холодности и не находя их. – Я скучала по вам.
Она улыбнулась остальным, не в силах сдержать наполнившую ее радость.
– Калачики будут? – весело спросил Кит, и девушка рассмеялась.
– Что в мешке, Буранушка? – обратилась она к великану, кивком указывая на его ношу.
– Всякое нужное, – прогудел тот, – в хозяйстве пригодится.
Компания направилась к дому, перекидываясь шутками и на ходу кратко делясь накопившимися новостями.
– Что, никто так и не признал эту несчастную шляпу? – усмехнулся Кит, обтряхивая в сенях налипший на лапы снег.
– Да ну ее, – махнула рукой Шишига, – висит и висит, я уже с ней свыклась. Ужинать – и в баньку?
Толпа загудела в предвкушении приятного досуга, и тут среди лохматых спин и рогатых голов девушка заметила незнакомое ей существо. Оно походило на ребенка, ростом едва ли ей по пояс, и смущенно пряталось за спинами более рослых товарищей. Из-под пушистой шубки торчали щуплые ножки, а лицо скрывалось за деревянной маской, напоминавшей по форме лопату. В узких прорезях угадывались глазки и рот.
– А ты кто такой? Ты здесь первый раз? – приветливо спросила Шишига, наклоняясь к новичку.
Малыш только потупился и ухватился за первое попавшееся под руку – хвост Кита.
– Ай, – муркнул тот, – отцепись, трусишка, здесь бояться некого.
– Это наш новенький, – пояснил Свят, его губы тронула грустная улыбка. – Зови его Чепуха. Он не может тебе ответить. Но вести себя будет хорошо, мы за ним присмотрим.
Девушка сочувственно покачала головой.
– Здравствуй, Чепуха. А я Шишига, чувствуй себя как дома.
Ей показалось, что в темных глазках мелькнула благодарность.
Нечисть наконец переместилась в горницу и, не переставая оживленно переговариваться, расселась за накрытым столом.
– Как говорится, хлеб на стол, так и стол престол, а хлеба ни куска – так и стол доска! – задорно воскликнул Кит, плюхнув на тарелку добротный кусок пирога.
Все рассмеялись и вслед за ним жадно накинулись на угощение. Шишига разлила по кружкам душистую, пахнущую летом и пчелиными сотами медовуху, и гости подняли здравицу за хозяйку и ее радушный прием. Она пригубила ароматный напиток, наконец отпуская волнение, мучительно свербевшее в груди с самого утра. Свят сидел рядом и смаковал козулю, девушка чувствовала исходящее от него тепло и горьковатый запах костра и кожи. Буран, кряхтя и отдуваясь, торопливо опорожнял горшок с горячей картошкой, а малыш Чепуха отщипывал маленькие кусочки от сахарной плюшки и аккуратно проталкивал их в прорезь своей страшной маски. Он делал это ловко, успевая другой рукой подсовывать под стол Дерезе мороженые еловые шишки. Остальные не отставали, и изобильные лакомства таяли на глазах.
Покончив с трапезой, зимние шумной гурьбой отправились в баню, и до Шишиги, прибиравшей со стола, сквозь открытую форточку то и дело долетали хохот и довольные порыкивания. Она накрыла полотняными салфетками остатки ужина и, забравшись на теплую печку, мгновенно забылась сном. Ей снилось цветущее поле за домом и она сама, бегущая по нему в белом платье рука об руку со Святом. Только вместо шороха трав и ветра фоном постоянно звучало негромкое причмокивание, шебуршание и урчание. Утром на столе ее ждали опустошенные плошки.
Полетели наполненные суетой дни в компании зимних. Без устали топилась печь, принимая в свое раскаленное нутро бесчисленные горшки и противни со снедью. Нечисть в долгу не оставалась: таскали дрова, латали прохудившуюся крышу, чинили плетень и разбрасывали снег. За ночь его порой наметало по самые окна. Некоторые из постояльцев иногда не приходили ночевать в избу. Шишига знала, что у них есть свои дела на земле, но расспрашивать не торопилась.
На четвертый день не дождались Бурана. Он вернулся следующим утром, когда вся компания уже пробудилась и принялась за завтрак. Несмотря на странные подпалины на косматой шерсти, великан имел довольный вид.
– О, а вот и Буранушка явился – не запылился, – ощерил остренькие клыки Кит, – хотя, как я погляжу, шкурку тебе в этот раз малость подпортили!