– Ерунда, – пробасил тот, устраиваясь на своем сундуке и придвигая к себе внушительных размеров миску с творогом, – я уж уходить собрался, как она наружу выскочила да поленцем горящим в мою сторону запустила. Чай, промахнуться трудно было!
Буран развел лапами, демонстрируя во всей красе свою могучую фигуру, и негромко хохотнул. Компания покатилась со смеху.
– Кто выскочил? Откуда? – не выдержала снедаемая любопытством Шишига.
– Зазноба его, – кивнул на великана Кит и хихикнул в испачканные сметаной усы.
– Какая такая зазноба? – недоуменно уставилась на них девушка.
– Супружница моя, стало быть, – пояснил Буран, – навещаю ее да малых своих. Только не малые уж они – рослые мужики, статные…
Шишига непонимающе хлопала глазами, и множество вопросов роилось в ее голове.
– У тебя где-то рядом есть семья? – наконец спросила она.
– Получается, так, – потупился здоровяк, излишнее внимание смущало его – не будь он весь покрыт шерстью, наверняка бы покраснел.
– Что же они в тебя горящими поленьями кидаются?
– Понимаешь, если у кого-то из нас и остались близкие в этом мире, – начал объяснять Кит, – то они не больно-то нам рады. Говоря по совести, нам и вовсе не стоит им показываться – негоже живым видеть таких, как мы…
– Но я же вижу, – перебила Шишига.
– Это другое, – отмахнулся кот. – Так вот, если кто и ходит к своей родне, то не по большой любви.
– А зачем тогда?
– Постращать, знамо дело, – ухмыльнулся Буран. – Уж сколько моя зазноба мне кровушки попила при жизни, ласки от нее сроду не видывал – одни выговоры да попреки. Вот теперь навещаю ее изредка, в окошки стучусь, печку задуваю да безобразничаю всяко. А она, ишь, с поленцем на меня! Еще девкой такая была – горячая, буйная…
Он задумчиво почесал косматую бороду и затих. Шишига решила, что узнала достаточно, и в ответ промолчала, только мягко погладила великанью лапу.
– Что ж, любезные, пора и честь знать, – поднялся из-за стола Свят, – так до самого обеда лясы точить будем. Хотели ж горку сколотить, а то и залить не успеем.
Нечисть загрохотала лавками и стульями и высыпала на улицу. Пару дней назад кому-то пришла в голову мысль построить на поляне ледяную горку. Буран, как знающий толк в дереве, размашисто начеркал угольком на куске бересты схематичный рисунок и раздал указания остальным. Закипела работа. Перед избушкой уже лежали выпиленные по размеру доски и несколько фигурных столбов для опоры. Оставалось подготовить лестницу, собрать нехитрую конструкцию и облить ее водой, чтобы схватился лед.
Зимние дружно трудились, прерываясь только на еду, сон и вечернюю баньку: пилили, строгали, приколачивали и таскали ведра с реки. Утром восьмого дня Шишига проснулась первой, вышла на крыльцо, набросив на плечи пуховую шаль, и обомлела от представшей перед ней красоты. Верхушки леса окрасились теплыми розоватыми бликами, а над ними раскинулась безупречно голубая небесная гладь. В солнечных лучах укрытая снегом поляна переливалась разноцветными искорками, они сияли, точно рассыпанные осколки хрусталя на белоснежном шелке. Возвышающаяся над двором деревянная горка отливала ледяным блеском. Девушка так залюбовалась картиной, что не сразу услышала тихие шаги позади себя.
– Надень, замерзнешь, – сказал Свят и накрыл ее со спины пушистой шубкой.
– Посмотри, как красиво, – произнесла она, кутаясь в мех, – безупречно. Вот бы так было всегда.
– Разве тебе не нравится лето?
– Нравится, конечно, – согласилась Шишига, – но…
Свят вопросительно приподнял брови.
– Летом рядом нет вас. А я бы так хотела все вам показать! Как зеленеет эта поляна, как наливается силами каждое дерево в лесу, как танцуют стрекозы над рекой и низко-низко порхают перед грозой ласточки. Главное, я бы показала вам поле… – она осеклась и отвела взгляд.
– Расскажи, какое оно, – попросил Свят, и она услышала в его голосе улыбку.
– Оно прекрасно! – воскликнула Шишига, воодушевленная интересом гостя. – Сначала, по весне, трава такая сочная и яркая, что в глазах рябит! А потом она вырастает, все выше и выше, и появляются цветы. Первой распускается сурепка – она желтая, и на кисточках много-много маленьких цветочков. Запах у нее, знаешь, такой сладкий и одновременно будто острый. И даже в носу немного щиплет, если долго нюхать!
– Так уж и щиплет? – рассмеялся Свят.
– Точно говорю – щиплет! Так вот, сурепка там не одна, еще васильки есть. Они голубые, точь-в-точь как небо сегодня, – она указала пальцем наверх, – и появляются позднее. В окошко выгляну, а их с каждым днем все больше, синий с желтым мешается, да так красиво выходит! Как ветер поднимется, словно волна по полю идет, и над этим морем бабочки разноцветными стайками – туда-сюда, туда-сюда…
Шишига замолчала, переводя дух после пламенной речи.
– Похоже, оно и правда необыкновенное, твое поле.
– Я была бы так счастлива, если бы вам удалось увидеть его хоть одним глазком, – с сожалением произнесла девушка. – Прости, я знаю, что это невозможно. Но ведь мечтать можно о чем угодно, правда?
– Даже нужно, – кивнул Свят и ободряюще улыбнулся.
Из дома доносились оживленные голоса и звон посуды. Шишига бросила на гостя благодарный взгляд и скрылась в сенях. Зимние уже расправились с завтраком и, выслушав ее сумбурное щебетание, поспешили на улицу. Маленький Чепуха выскочил на крыльцо да так и замер от восторга, приложив к деревянным щекам ладошки в вязаных варежках.
– Ну, беги скорее на горку, – подтолкнула его девушка и сама припустила следом, под их ногами хрустела тонкая корочка свежего наста.
Чепуха первым поднялся по ступенькам и стоял наверху, не решаясь скатиться. Шишига взобралась на площадку и протянула ему руку.
– Давай вместе, – предложила она.
Малыш радостно закивал, и она уселась на вершине горки, устраивая его перед собой.
– Готов? Поехали!
Горка оказалась не слишком крутой, но довольно длинной, и они быстро набрали скорость. Морозный воздух обдувал щеки, девушка прижимала к себе Чепуху, перехватив руками поперек живота, и не могла сдержать по-детски задорный смех. Оказавшись внизу, они вылетели на снег и повалились на бок. Чепуха сразу же вскочил и, ухватив Шишигу за руку, потянул ее обратно к лесенке. Мимо них темным пятном пронесся Буран, а за ним – Кит с жавшейся к его груди перепуганной Дерезой.
У подножья горки образовалась очередь из желающих прокатиться, нечисть толкалась и весело гомонила, оттесняя друг друга в сторону. Шишиге удалось протиснуться между ними и, воспользовавшись заминкой, взобраться наверх. Они снова покатились, и ее охватила свежая волна беспечного ликования.
Катания с горки переросли в шуточные бои стенка на стенку, воздух рассекали снежные снаряды, и повеселевшая Дереза забавно подпрыгивала, пытаясь их поймать. Гуляния затянулись до вечера, стемнело, и запыхавшиеся постояльцы один за другим потянулись к избе, предвкушая отдых и горячее угощение. Шишига провожала взглядом Кита, уносившего в дом покрытую инеем соломенную козочку, когда почувствовала, как кто-то дергает ее за юбку. Это был Чепуха – его шубку облепил снег, а варежки промокли насквозь, но он настойчиво тянул девушку в сторону горки.
– Что ж, пойдем, – вздохнула она, – но это будет последний раз на сегодня.
Они залезли на площадку и приготовились к полету. Ступеньки заскрипели, и, обернувшись, Шишига увидела Свята.
– Возьмете третьим? – весело спросил он, усаживаясь за ее спиной и аккуратно обнимая.
Они оттолкнулись и покатились вниз, рассекая темноту, мелкие снежинки летели навстречу, и казалось, что это звезды сплетают вокруг свой космический танец. Шишига утыкалась лицом в русую макушку Чепухи, ощущала лопатками твердую грудь Свята и думала о том, что никогда еще не была счастливее.
Она ложилась спать, до краев наполненная радостью, и долго слушала, как возятся и посапывают на лавках и полатях сытые, разомлевшие гости. Так, в забавах и играх, прошли еще двое суток. А ранним утром одиннадцатого дня дома не обнаружился Чепуха.
Зимние обшарили всю избу, Шишига бегала к речке и бане, Буран прочесал опушку леса, но никаких следов малыша не было видно.
– Я схожу в деревню, – твердо сказал Свят, плотно запахивая в сенях дубленый плащ.
Его не было несколько часов, в течение которых в горнице стояла гнетущая тишина, нарушаемая редкими шепотками и удрученными вздохами. Надоедливо тикали часы на стене. Едва скрипнула входная дверь, Шишига подскочила. Свят шагнул внутрь, держа на руках спящего Чепуху, и его спокойное лицо заставило ее с облегчением опуститься обратно на стул.
– И где пропадал этот бедокур? – с напускным недовольством осведомился Кит, хотя его переставший нервно подергиваться хвост говорил об обратном.
– Насколько я смог понять, он среди ночи улизнул в деревню, – начал рассказывать Свят, укладывая бесенка на лавку. – Поди, наслушался ваших историй и тоже решил свою родню проведать. Да только те люди сведущими оказались: как чудо это деревянное во дворе увидали – так пригоршню мака ему под ноги и кинули. А сами деру дали и носа из избы не показывали. Вот вам и семейство!
Зимние загалдели, одни возмущались, другие добродушно посмеивались.
– Да тише вы, разбудите, – шикнула на них хозяйка. – А что не так с этим маком?
– Эх ты, сколько лет нас привечаешь, а простых вещей не знаешь, – насмешливо заметил кот. – Коли перед нечистью рассыпать мак или, например, рис, то она это место не покинет, пока каждую крупинку не соберет. Так что повезло нашему мальцу, что людишки хоть и знающие, а трусливые оказались, а то не ровен час – беда бы приключилась.
– Типун тебе на язык, болтун, – возмутилась Шишига. – А будешь меня незнанием попрекать – так целый горшок риса тебе под нос высыплю, да не здесь, а в подполе, где крыса серая живет.
Кит округлил глаза и передернулся от отвращения, а остальные наконец с облегчением расхохотались.
Следующим вечером Свят развел в уличном очаге большой костер. Потрескивали горящие поленья, в чугунном котелке булькала грибная похлебка, рассевшиеся вокруг зимние жадно принюхивались к аппетитному запаху, витавшему в воздухе. Над лесом висела луна и заливала поляну мягким молочным светом. Сняв котелок с огня, Свят разлил суп по мискам, и проголодавшаяся компания набросилась на угощение.