— Всего один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего че…
— Сделай одолжение, заткнись. — Пенелопа отдувалась, ноша явно оказалась неудобной и тяжёлой, — Хватит цитировать заплесневелые перлы первопридурков.
— Понял. Молчу. Но надо же было что-то подобающее ляпнуть. Всё-таки мы — первые. За триста-то лет. А, возможно, и вообще — «родоначальники». Адам, так сказать, и Ева.
— Ладно уж, родоначальник ты мой разговорчивый. И любитель красивых высокопарных фраз. (Напоминаешь ты мне наших активисток из отдела Пропаганды и агитации.) Давай, тащи эту штуку вон туда, где поровней: нужно вначале расправить и расстелить.
На то, чтоб расстелить плёнку на поверхности земли, предварительно порубив какие-то голые кустики и тощенькие стволики зачахших деревьев имеющимися в боекомплекте бота мачете, ушло с полчаса. Внешние прожектора светили вовсе не так «предательски», как он было подумал, и свет давали, скорее, рассеянный. Но видно всё окружавшее было неплохо.
Роджер поразился: оглядевшись как следует, он увидал вовсе не то, что привык обозначать словом «джунгли». Нет, здесь не было ничего — вот именно — зелёного! Но подумав, он понял, что так, собственно, и должно быть: за триста-то лет, да на пятидесятиградусном морозе… Все давно посдыхало. Точнее, посдыхало то, что принадлежало к царству флоры. А вот фауна… С ней ещё предстоит.
Ладно, главное — пока никто на них не напает, и это радует.
Можно спокойно и обстоятельно замаскироваться.
Больше часа ушло на то, чтоб протащить плёнку поверх посудины, и накрыть бот.
Роджер к концу этого времени вспотел как мышь, и ободрал все руки. Он, конечно, примерно представлял, кому достанутся все трудности и шишки, и оказался прав: именно ему пришлось залезать на ещё не вполне остывший корпус, и мачете, оказавшимся в багажном отсеке, рубить стволы и лианы, мешавшие затащить тяжеленную ткань с просвечивающими сквозь полупрозрачную поверхность плёнки искорками действительно крохотных впечатанных уголков — а умно придумано! — наверх, а затем и спущенные вниз концы закреплять. «Подстраховочка от ветра», как объяснила его напарница.
Однако когда плёнка оказалась натянута, даже он признал: если не знать, что под ней космический корабль, ни за что не догадаешься — даже с десяти шагов!
Пластиковый чехол универсальной серо-зелёно-коричневой маскировочной расцветки затащить сверху антирадарной плёнки оказалось куда легче: он почти ничего не весил. Зато, как сказала не без гордости Пенелопа, «Теперь нас ни визуально, ни радаром, ни тепловизором, ни даже градом с дождём не проймёшь!» Вымотанный, будто пять часов кряду отбивался от львов-тигров, Роджер только кивнул: на разговоры сил уже не было.
Однако именно он предложил навалить сверху ещё и срубленных веток и лиан: чтоб всё выглядело, как девственные и неповреждённые джунгли, которые их бот неплохо опалил и переломал при спуске и последующей посадке на ноги-колонны, да и опускании с них. Пенелопа согласилась, что так будет, конечно, понадёжней.
Работали, не покладая рук, ещё два часа. Но уж сделали всё на совесть: обгорелые серые и чёрные стволы и кусты убрали, новых сверху понапристраивали. Теперь и следа от их кораблика на поверхности сельвы, имевшейся на дне провала, не было. Роджер буркнул:
— Эх, мне бы сейчас — хотя бы белковых палочек. А то я из-за кое-кого пропустил обед.
— Ну, знаешь!.. Я его, можно сказать, из лап смерти!.. А он — только о еде может!..
— Хватит. — он прервал её жестом, — Ситуация ясна. Ты и сама устала и голодна. Юмор вообще не воспринимаешь.
— Ах, так это был юмор?! А почему тогда никто не смеётся?!
— Ну, наверное, как я уже и сказал, от голода. И холода. И, конечно, нервного напряжения!
Если на замечание насчёт «нервного напряжения» его напарница отреагировала сердитым дёрганьем плечиком, то на слова о холоде ей возразить было уж точно нечего. Холод, действительно, начал пробирать чуть не до костей — Роджер, несмотря на то, что сразу одел универсальный комбез и пару утеплённых армейских полусапог, нашедшихся в багажнике, и подошедших, как ни странно, ему по размеру, ёжился и поводил плечами всё чаще. Там, на Станции, ему тестов и проверок на «хладоустойчивость» никто не делал. К счастью. Но если так пойдёт и дальше, придётся носить и кальсоны и тёплую фуфайку…
— Хм-м… Насчёт холода ты, конечно, прав. — она поёжилась и сама, оглядевшись так, словно только сейчас всё окружающее увидела, — Когда не работаешь, всё мёрзнет. Ну, я уж сказала — около минус пяти ночью.
— А как там с рассветом?
— А нормально с рассветом. Часа через два как раз наступит. Вон: видишь, на востоке чуть сереет?
— Точно. — Роджер и сам заметил чуть посветлевшую темноту на восточной кромке скал, оконтуривавших гигантский колодец-стадион, в котором они теперь находились, там, куда указывал палец напарницы, — Хорошо, что успели. И постарались от души.
— Да. Будем надеяться на лучшее.
— Будем. Так как насчёт — поесть?
— Вот прагматик …ренов. Ладно — идём. В боте должно быть пайков на две недели. На десятерых. Хватит тебе на пока?
— Ну… На «пока» — хватит. Надеюсь. А потом и зверушку какую-нибудь завалим. Да поджарим. Или спечём. (Дров-то вокруг — море!) А вот сварить, с картошечкой да морковью, какой бульончик — точно не удастся. Ты же наверняка кастрюлю захватить забыла?
Ответом было только очередное возмущённое фырканье.
4
Паёк оказался ничего себе — пусть по вкусу и сильно напоминал всё те же белковые палочки, но насытил неплохо.
— Рассчитан на тяжёлую работу тех, кто спасся бы на таком боте. Содержит всё необходимое. — как ему с понятной гордостью за разработавших это пресное на вкус чудо экспертов-гастрономов, сообщила Пенелопа.
— Я рад, конечно. Особенно тому, что он «содержит». Теперь вот… Ладно, спрошу проще: тут туалет-то есть? На боте. И ванна.
— О, да. Есть. Он — вон в том отсеке. Но вот насчёт ванны… — она криво усмехнулась. — Только раковина. И душ. С поддоном.
— Отлично. Ну, я пошёл.
После того, как Роджер сделал всё, что хотел, он залез на свинство, которое его напарница остроумно поддоном. Больше, конечно, это хромированное изделие напоминало простой носовой платок с чуть загнутыми краями: да и вообще поместиться на крошечном пространстве Роджеру удалось с трудом, и он оббил себе все локти, пытаясь отдраить пот и пыль, превратившуюся от пота в грязь. Но смыть всё это с тела душем на гибкой кишке удалось неплохо. Мыло так и вообще — пенилось отлично.
Роджер повздыхал. Интересно, насколько тут, в баках бота, хватит воды? И не глупо ли он делает, тратя её на помывку? Ведь пачкаться наверняка предстоит ещё много раз.
Когда вылез из крохотной кабинки душевой, обнаружил, что соседняя занята — Пенелопа тоже, похоже, ощутила последствия приёма пищи. Роджер покашлял.
— Я немного занята. — тон Пенелопы после его второго покашливания был весьма недовольным. Похоже, он мешал «сосредоточиться».
— Я понимаю. Однако вопрос важный. Насколько нам хватит воды? И не глупо ли я поступил, истратив часть её на мытьё.
— А-а, вон ты о чём. Нет, вода, которой ты мылся — всё равно не питьевая. Она техническая. Хоть и пресная. Служит для охлаждения движков и силовых агрегатов. И её там всего тонна. А вот питьевой — только полтонны. Вернее, четыреста сорок литров.
— Ага. Ну, значит, живём. — и точно. Он сразу подумал, что вода как-то странно… Пахнет — словно с реактивами. Вероятней всего — добавки, чтоб не откладывались в трубах соли.
Он прошёл в крохотную рубку, и стал последовательно открывать дверцы всех имевшихся там шкафов и ёмкостей, постепенно продвигаясь к выходному люку трюма. Делал он так на всякий случай: все ящики и шкафчики были подписаны, но — мало ли… Всегда полезно знать, насколько содержимое соответствует анонсам на надписях.
То, что он искал, обнаружилось в трюме, в весьма объёмистом ящике: несколько синтетических упругих матрацев, и тёплых, синтетических же, одеял. Разумеется, цвета хаки. Простынь спасающимся на боте явно не полагалось. Очевидно, кто-то посчитал, что это уж будет слишком роскошно. И будет способствовать утрате «боевого духа».
Он расстелил матрацы в рубке. К тому моменту, когда из кабинки душа вышла, словно пеннорожденная Афродита, его напарница, вытиравшая волосы непонятно откуда взявшимся полотенцем, он уже лежал, подсунув под голову ещё один сложенный вдвое и расстеленный поперёк, матрац — подушек не нашлось.
— Надо же. А ты — не промах у меня. Что-что, а постель обнаружил сразу.
— О, да. Куда ж без неё, без постели! В списке наших приоритетов она всегда — намбер уан! Собственно, я старался не столько для себя, сколько для тебя, моя радость. Ну, приди же, приди в мои объятья! — он, как бы в страстном порыве, протянул руки.
Пенелопа невесело усмехнулась:
— Ты ещё можешь думать о сексе?
— Тебе ответить — как? Честно или дипломатично?
— Достаточно, можешь не продолжать. Я и сама мечтаю только расположить тело горизонтально, да спать. Утомилась что-то с непривычки. Такой нагрузки ни на одном тренажёре не получишь. Да и… Понервничала я, если честно.
— Пожалуй. Так — что? Караульного оставлять не будем?
— Зачем это?
— Ну… На тот случай, если нас найдут.
— Не будем.
— Почему?
— Бессмысленно. Если нас найдут — или сразу жахнут из лазерной пушки, и испаримся мы к такой-то матери… Или применят ЗГ — звуковой генератор. Тогда бот останется цел, а мы перед смертью помучаемся: кровь потечёт из глаз и ушей, да и вообще из всех дыр и отверстий… А боевой зонд-беспилотник мы с нашим-то зрением в небе всё равно не увидим. И приборов, чтоб его засечь, на нашем боте не предусмотрено.
— Понял. Должен сказать, что умеешь ты при случае вселить оптимизма… И веры в светлое будущее. Ладно, иди уж сюда. — он, притворно вздохнув, приподнял одеяло, подвинувшись с нагретого места. Чёртовы шпангоуты, впившиеся в рёбра холодными острыми краями, тут же заставили его чуть сместиться обратно. Ровного м