Ладно. Он снова намотает это себе на ус, но пока ничего ей не скажет. Потому что сейчас куда важней то, что текущие цели и задачи у них пока вполне общие: посмотреть, как тут и что. И прикинуть, как бы выжить на планете-праматери.
Ну а сейчас можно смело оказавшиеся действительно неинтересными и бесполезными флэшки по «истории» отставить в сторону.
Ничего реально важного про «блеск и нищету» мужчин он так не узнает.
Он вытащил флэшки из другого кармана:
— Так. «Навигация». Может, ещё скажешь, что вы куда-то на Станции — слетали?
— Нет. Но орбиту постоянно корректируем.
— Понятненько… Как считаешь — стоит смотреть?
— Думаю, смысла нет. Станция-то — на месте.
Он хмыкнул снова. Сунул флэшку в карман. Вздохнул:
— Всё равно не понимаю.
— Чего же это?
— Как вы действительно — выжили. За триста-то лет… А чинить или даже заменять наверняка нужно было многое.
— Да, многое. Но тут у нас есть «секретное оружие» предтеч. Нам в наследие достался Главный Компьютер, у которого есть программа общей диагностики Станции. Он подключён ко всем внутренним датчикам и анализаторам. Вот он-то (Верней — она. Мы называем её — «Мать»!) и подсказывает нам, что нужно срочно заменить, а что — ещё подождёт. Обычно она оказывается права.
— Надо же. Удобно. И, конечно, её придумали и запустили вы, женщины?
Ответом ему было очередное возмущённое фырканье. Роджер резюмировал:
— Ладно, хватит копаться в документальных источниках, у нас снаружи — необследованная и вожделенная Терра Нова. Но вначале — поесть бы.
На этот раз она ничего не сказала. Но уж посмотрела.
5
На завтрак, который правильней было бы назвать всё-таки ужином, ничего нового Пенелопа выдумывать не стала:
— Ешь, что дают, и не выступай. Поймаешь и убьёшь какую съедобную дичь — я её, так и быть, приготовлю. А пока не поймал — жуй концентраты.
Роджер, собственно, так и делал, недоумевая, почему напарница всё ещё сердится. Вроде, он всё сделал, как надо, без надобности не рисковал, с тварями «разобрался»…
Чего — не так?!
Придётся спросить. Потому что если она слишком долго будет копить это в себе — хорошо оно не кончится. Он знал это не понаслышке — всё та же Натали… И Римма.
— Ничего я не сержусь. — на его прямой вопрос женщина возмущённо дёрнула плечом, показывая, что слова разительно расходятся с фактами. Потом, помолчав, смилостивилась, — Нет, сержусь. Ты обещал, что будешь моим мужем и защитником. А сам — что? Полез драться чуть не в рукопашную с гигантской ящерицей, да так, словно всю жизнь только этим и занимался, и она не тяжелей тебя в двадцать раз! А если бы ты погиб?!
— С чего бы это я погиб? — Роджер выразил недоумение традиционно: почесав в затылке, — Тварюга, конечно, была — ну, вернее — были! — здоровые. Но жутко глупые. С интеллектом вот именно — ящерицы. Ну, или курицы, с которыми они, если не ошибаюсь, в родстве.
— Да плевать мне на их интеллект, будь он неладен! И на родственников их! Я-то о тебе думала! А если б ты споткнулся? Или рядом не оказалось опоры?! Или… Ну, там, тварюг, скажем, оказалось бы больше?! Ты-то, ты-то сам — тоже вёл себя как безмозглая и наглая скотина: пинал их почём зря! Ногами! А у них — вон: зубы, когти!..
А если б тебя чем-нибудь достали?!
Роджер вздохнул. Он всё понял.
Напарница, как заправская жена (Уж у него-то имелся в этом плане опыт!) беспокоится на самом деле вовсе не о нём. А уже — о себе, о своей безопасности. И комфортном обустроенном существовании. Своём, и своих будущих детей. Ведь погибни Роджер, или стань нетрудоспособным в случае, например, банального перелома — и кто тогда будет кормить и защищать остальных членов семьи?!
Мышление рационалистки. Собственницы. Каковыми и являются все женщины.
С другой стороны — если уж слишком истово «беречься», так ему тогда и из бота лучше не выходить.
— Дорогая, прости. Согласен: я вёл себя излишне… Храбро. Можно даже сказать — вызывающе. Обещаю: впредь буду осмотрительней! Ящеров больше пинать не буду, и опору, за которую можно было бы в случае чего — спрятаться, всегда буду носить с собой. На все наши охоты и разведки.
Пенелопа почему-то долго молчала, а уж взглядом — словно пыталась прожечь в нём дырку. Затем смилостивилась:
— Ладно, твоя взяла. Ворчать больше не буду. Я не настолько дура, чтоб не понимать: рисковать нам так и так придётся, раз уж мы вынуждены жить здесь. И монстров тут наверняка встретим и пострашней. Но… Ты не мог бы разделываться с ними как-то…
— Понежней?
— Нет, балда ты такая! — его треснули, и отнюдь не шутливо, по затылку миниатюрной ладошкой, — Не нежней, а понадёжней! Уж так, чтоб мало не показалось. И — из безопасного укрытия! И — главное! — без дурацкой бравады! Я и так, без дурацких пинков, заценила, какой ты у меня храбрый!
Роджер понял, конечно, справедливость упрёка. Женщина права: пиная тварюг, он вот именно: больше рисовался. А ведь можно было и просто палкой кинуть! А ну как реакция и движения оказались бы быстрей? Тогда и точно: ему что-то могли и повредить!
— Хорошо. Согласен больше незнакомых тварюг не пинать, и раздетым из бота не выходить. — он взялся руками за своё любимое место, и закончил мысль, — Чтоб самый сейчас нужный нашей семье орган — не отморозить!
Почему-то на него посмотрели вовсе не так, как он ожидал.
Не-ет, в глазах Пенелопы вовсе не было веселья от его невинной, как он посчитал, шутки. А имелось там нечто совсем другое. И оно очень быстро прорезалось в конкретные приказы:
— Хватит мне зубы заговаривать. И отлынивать. Выспался? Выспался. Книжку почитал? Почитал. Любимую девушку спас? Спас. Ну-ка, снимай чёртов комбез!..
Через час, измочалив напарницу до испарины, впрочем, и сам задохнувшись, Роджер вынужден был признать: Пенелопа достойная партнёрша! И, хотя других мужчин у неё уж точно не было, вытворяет в постели такое, (Не иначе, где-то вычитала, или какую хронику просмотрела!) чего обременённая «начальственными» комплексами и соображениями престижа Диана себе уж точно никогда бы не позволила.
И от этого его «мужское» естество получает море наслаждения!
А ещё бы! Когда мужчина ощущает, чего хочет его партнёрша, и может ей это дать — это и называется, насколько он понимает ситуацию, «полной гармонией».
Он с удовлетворением констатировал, что лицом в грязь явно не ударил: у Пенелопы было пять пиков, а у него — два. И последний как раз совпал с её: самым бурным, и мощным: они раскачивали бот, кажется, даже активней чёртовых ящеров!..
После того, как он осторожно вышел из её огненно-горячей кошечки, и прилёг сбоку, заботливо прикрыв партнёршу тёплым одеялом, она пробормотала только:
— Что-то я как-то… Вымоталась. Ничего, если я посплю ещё?
— Конечно, малышка. — у Роджера защемило сердце от её беззащитно-умиротворённого, и в то же время такого «уютно-домашнего» вида, — Я покараулю. И на хозяйстве тут побуду. Спи.
Пенелопа действительно быстро уснула, свернувшись калачиком, и мирно посапывая в кулачок.
Роджер, понимавший, что про разведку, де ещё в темноте, речи уже быть не может, маялся. Лёжа рядом, он, однако не спешил прижаться животом к её тёплой спине, как у них автоматически получилось в предыдущую ночёвку — вернее, днёвку.
Мысли в голову лезли всякие. Преимущественно очень тревожащие.
Во-первых, ему очень не нравилось то, как они спрятали и укрыли бот.
Ведь и ежу ясно: в первую очередь женщины там, на Станции, пошлют зонды именно в такие места: те, где есть естественные, так сказать, укрытия. Пещеры. Карстовые провалы с их обычным прилагающимся лабиринтом проходов-тоннелей. (А ведь они даже ещё не вылезали на разведку во все эти, пока только в теории имеющиеся, проходы!) Джунгли, расположенные в районах экватора. Ведь именно здесь намечающееся потепление даёт возможность семенам, сохранившим всхожесть после трёхсот лет вынужденной зимовки, вновь возродить этот, сейчас ломкий, серый, пожухлый и мёртвый, лес.
Ну и, разумеется, руины древних городов. В которых, вероятно, могло сохраниться хоть что-нибудь полезное или съедобное, и на которые, если честно, он и сам точил зубы.
Во-вторых Роджер был недоволен тем, что они не разведали ничего, что было бы «восполнимым» ресурсом: вода, еда… (Точнее, они пока вообще ничего не разведали!..) Пока что базироваться приходилось лишь на то, что имелось в боте: НЗ, вода, оружие с боезапасом и запчастями. Они ведь даже на пятьдесят шагов ещё не отходили от бота, и не знали: есть ли поблизости какой-нибудь родник или ручей, и водятся ли здесь съедобные тварюшки поменьше, и с более тонкой шкурой, и съедобным мясом. А не таким, явно вонючим, жёстким и жилистым, как у их недавних гостей.
Ну и, в-третьих, конечно, его беспокоило то, что он никогда раньше сам родов не принимал.
Нет: он однажды даже присутствовал по просьбе очередной бывшей супруги на её родах, но — только как наблюдатель. И переволновался тогда так, что толком и не помнил, как всё это происходило!
Но сейчас…
Впрочем, рано ещё об этом беспокоиться. Решать проблемы лучше непосредственно по мере их возникновения — иначе можно просто спятить, если всё время беспокоиться сразу обо всём. Вначале нужно хотя бы чтоб Пенелопа действительно — забеременела. Ну а потом — ещё и прожить, продержаться эти девять месяцев…
Что они будут есть? Что — пить? Что одевать? И — главное! — где жить?
Если остаться жить в защищённом, (Конечно: с металлическими-то бортами!) боте, слишком велик риск, что рано или поздно их обнаружат и накроют чёртовы амазонки со Станции. Которые тёплых чувств к ним уж точно — не питают.
А с другой — если удалиться слишком уж далеко, нужно ну очень хорошую пещеру найти. И ещё заделать вход в неё: так, чтоб ни ящеры, ни ещё какие здешние милые зверушки не могли пролезть, проползти, или вломиться.
Нет, он не сомневался, конечно, что его партнёрша, жена, напарница, и мать его будущих детей, очень умна и наверняка во всех его начинаниях ему поможет. Но нельзя же, в самом деле, подставлять её, таская повсюду с собой, и подвергая риску внезапного нападения всех тех монстров-с-которыми-они-ещё-даже-не-встретились. Особенно сложно и опасно это будет, когда Пенелопа и правда — забеременеет. Тогда ей как раз лучше сидеть в самом защищённом и обеспеченном уже пищей и водой, тёплом и удобном, убежище.