Автобус остановился на светофоре рядом с небольшим прилавком. Помимо фруктов и овощей там стояли бутылки с «Мамахуаной», местным снадобьем от всех болезней, афродизиаком, которому местные приписывали действие, не уступающее виагре. Про эту «Мамахуану» нам уже прожужжали все уши, и половина наших теток уже купила по паре бутылок в подарок мужьям.
— Я вам так скажу! — начал я вместо приветствия. — Эта «Мамахуана» — просто обман трудящихся. Лично мне — как мертвому припарки!
Женщина повернулась, уставилась на меня и вдруг расхохоталась.
— Зинаида, — представилась она, протянув руку.
— Алексей! — сообщил я, ответив рукопожатием.
— А вы, Алексей, кем будете? — спросила она с большим интересом. — Провизором, фармацевтом?
— Да боже упаси! — Я даже перекрестился. — А то вы не знаете, Зинаида, что чудней мужиков, чем провизоры и фармацевты, просто не сыскать!
Она снова рассмеялась.
— Я, Зинаида, по образованию врач, по специальности урогинеколог. Но последние годы работаю в одной фармацевтической компании.
Это всегда был беспроигрышный вариант — сказать про урогинеколога.
— А что, разве урогинекологам тоже несладко приходилось? — сочувственно поинтересовалась она. — Что, пришлось практику бросить?
— Всем тогда было несладко, — вздохнул я. — Но главное, Зинаида, что на этой работе — ну каждый день одно и то же, одно и то же! А так хочется еще и мир посмотреть.
И тут мы уже оба рассмеялись и всю дорогу болтали о разном. Яна была просто счастлива.
Дни пролетели очень быстро, в последний вечер был устроен большой ужин прямо на берегу океана. Как только зашло солнце и на черном небе загорелись яркие звезды, зажгли факелы, и после как дежурных, так и искренних благодарственных речей в адрес фармацевтического гиганта все приступили к трапезе.
На десерт, под дружные рукоплескания, шестеро официантов вынесли огромный торт со свечками, размером со среднюю московскую кухню, украшенный логотипом этого самого гиганта, и поставили на большой раскладной стол.
Несколько девиц повскакивали со своих мест и принялись фотографироваться на фоне такой красоты. Они строили глазки, скалили зубки, дули губки, принимали причудливые позы, извивались, приседали, вставали на колени. Все закончилось, когда одна из них своей внушительной задницей въехала в угол торта, отчего стол покачнулся, угрожающе накренился и медленно-медленно начал падать этим тортом в песок.
— АААААХХХХХХХХ!!!!!!!!!!!!!!!!!! — пронеслось дружным возгласом.
И бедный торт грохнулся, ломая свечки, вздымая облако песчинок.
Тут девицы наконец оглянулись, посмотрели на результат своих кривляний и быстренько разбежались.
— Вот проститутки! — сказал я без тени улыбки. Мне было очень жаль труда кондитеров.
— Алеша! — зааплодировала жена чиновника. — Умеете вы сказать!
Я уже было собрался напоследок прогуляться вдоль берега и по территории, как тут за нашим столом стали обсуждать ситуацию одной из сидевших там женщин. Я уже знал от Яны, что она владеет в Москве пятью большими аптеками с хорошим оборотом, что кормит мужа и трех сыновей, что купила им всем, за исключением младшего, по машине и что никто, кроме нее, в семье не работает, да и зачем.
Но дело было вовсе не в ее заработках, а в том, что она в первый же день по приезде, вернее в первые часы, сломала ногу. Когда с рецепции наконец привезли багаж, она уже спала. За то время, что эти ленивые ребята развозили чемоданы и сумки, можно было бы зарегистрироваться в Домодедове и долететь от Москвы до Шеннона.
Ну так вот, когда в шесть утра раздался стук в дверь, она, толком не проснувшись, побежала на звук, ничего не разбирая в полной темноте за плотными ставнями и забыв, что между зоной спальни и гостиной три основательные ступеньки.
Ей наложили гипс, выдали кресло-каталку, в котором она и провела все эти дни. Правил каталкой ее тринадцатилетний сын, и на это нельзя было не обратить внимания. С утра до вечера, оглашая воплями пространство, они разъезжали по огромной территории отеля, решив хоть таким образом проводить время. Загипсованная конечность торчала как пушка у танка КВ.
— Куда ты меня везешь, идиот! — постоянно надрывалась мать, распугивая стаи фламинго и попугаев. — Ты что, другую ногу мне сломать хочешь?
— Мам, да тут короче! — оправдывался сын, малый действительно немного чудной. — На фига крюк делать, если так ближе!
— Кретин! Ближе! Куда мне торопиться! — взрывалась она. — Ты что, не видишь — там же впереди канава, мы перевернемся!
— Да че перевернемся, ничего не перевернемся, подумаешь, — отвечал сын, продолжая движение в том же направлении. — Ты б видела, через какие ямы я на велике перепрыгиваю!
— Идиот! Я не велик, я твоя мать! — напоминала она ему на всякий случай. — А ну сворачивай на дорожку, пока я тебе тут не устроила!
— Мам, ну че ты начинаешь! — вяло отбивался тот. — Ну хочешь, давай по дорожке!
— Так и вези меня по дорожке! — голосила она. — Ты ж меня в пруд сейчас уронишь, идиот несчастный!
И вот прямо там за столом выяснилось, что ей назначили инъекции фраксипарина, но завтра она никак не успевает в медпункт, автобусы нам подадут за час до его открытия, а самолет — он ждать не будет. В другом случае я бы сказал, что ничего страшного не произойдет, если разок пропустить укольчик, не такая это и панацея, гепарин при переломах, но, учитывая то, что я видел и слышал, благоразумно не решился, живо себе представив реакцию типа: «Идиот! Ничего не будет! А если у меня случится тромбоз? И не просто, а легочной артерии? Я ведь могу от этого тут же умереть!»
Вместо этого я скромно поинтересовался, где находится сам этот фраксипарин.
— Какая разница где, — в своей манере отреагировала она, — если все равно колоть некому? Безобразие! Медпункт в таких местах обязан работать круглосуточно! Я просто уверена, что в полете у меня обязательно разовьется тромбоз! Удивительно, что у меня он не развился по дороге сюда от этого чудовищного перелета!
Минут пятнадцать мы все слушали ее возмущенные речи, а когда она ко всеобщему облегчению затихла, я еще раз попытался узнать, где же все-таки препарат — в медпункте или в ее номере.
— Ну конечно в номере! — с раздражением сообщила она, хотя почему «конечно»? — Лежит в холодильнике! Но какая вам разница, если до Москвы все равно никто не сможет мне его вколоть!
— Почему никто? — стараясь говорить мягко и спокойно, спросил я. — В нашей группе есть несколько врачей, да и я могу, не велика проблема.
— Вы??? — снова взвилась она. — Да вы хоть знаете, что это не просто колют, а в живот! Это же уметь надо! Это специальные уколы!
Вот же я идиот! Куда я лезу??? Кто меня просит? Но у меня всегда так: сначала предлагаю, потом думаю.
И я опять очень спокойно, хотя уже закипая от бешенства, принялся рассказывать, что имею большой опыт колоть во все места, даже в корень языка. Отчего жену чиновника заметно передернуло.
— Ну хорошо! — после длительного размышления милостиво согласилась она. — Колите хоть вы!
— Что значит «хоть вы»! — пришла мне в голову запоздалая мысль возмутиться. — Между прочим, я кандидат наук! Не хотите — не надо!
— О! Кандидат! — произнесла жена чиновника и посмотрела на меня с уважением.
— Это у меня случайно вырвалось! — поджав губы, сказала женщина с переломом. — Извините!
— Ладно. — Я сделал умиротворяющий жест рукой. — Скажите мне номер бунгало, и завтра в семь я буду у вас.
Получив эти сведения и изображая из себя светского человека, я пожелал всем хорошего вечера, откланялся и отправился в казино.
Я никогда не играл прежде в рулетку, да и сейчас не собирался, просто мой папа, человек весьма азартный, всегда поражался этому моему равнодушию и был немало удивлен, узнав, что, трижды побывав в Баден-Бадене, я ни разу не зашел в знаменитое казино. Поэтому я решил реабилитироваться.
В просторном пустом холле игорного заведения в красном бархатном кресле сидел огромный, толстый, абсолютно пьяный человек по имени Витя и отчаянно плакал. Витя был совладельцем крупной подмосковной аптечной сети, носил на шее золотую цепь невероятных размеров, а на запястье большой золотой «Ролекс», который на этой массивной руке казался крохотными дамскими часиками.
— Витя, что случилось? — подлетела к нему Лариса, главбух конторы, которой принадлежали аптечные киоски на всех московских вокзалах. — Почему ты плачешь?
— Я! Только что! В рулетку! — сквозь пьяные рыдания, заливаясь слезами, отвечал ей Витя. — Двадцать штук баксов проеба-а-а-а-а-а-а-л!!!
— Господи, Витя! — принялась утешать его Лариса. — Я уж испугалась, подумала — может, у тебя умер кто! А деньги — что деньги! Подумаешь — двадцать штук! Да ты их с твоими аптеками небось за месяц отобьешь!
— Да я и за неделю отобью! — плакал Витя, уткнувшись ей лицом в грудь. — Просто обидно, взял и за десять минут проеба-а-а-а-а-а-л!!!
— Ну, хочешь, — предложила Лариса, гладя Витю по голове, — я тебе дам эти двадцать тысяч долларов? У меня есть! Только не плачь!
— Не надо!!! — отказывался от помощи Витя и мотал головой. — У меня у самого есть!!! Просто, блядь, обидно!!! Работаешь, работаешь, а потом — бац! И за десять минут!!! Все проеба-а-а-а-а-л!!!
В семь утра я уже стучался в нужное мне бунгало.
— А мы никуда не летим!!! — вместо приветствия сообщила мне женщина со сломанной ногой, она лежала на животе носом в подушку, даже не думая повернуть ко мне голову. — Этот идиот все потерял! Все!!!
— Ма, я тебе говорю, это черные вчера мобильник сперли! — Ее сын сидел на стуле и, не отрывая взгляда от экрана телевизора, смотрел мультфильмы. — Я точно помню, он на столе лежал, а когда мы ушли, они его и сперли!!!
— Молчи, идиот! Вечно у тебя другие виноваты! — глухо в подушку отвечала мать, она лежала на животе и не собиралась поворачиваться. — Ты же вчера его из рук не выпускал, все играл, вот и выронил! И где его теперь искать??