Незнакомец осторожно забрал из рук Артема монетку.
– С тобой было весело. Интереснее, чем обычно.
Незнакомец встал с кровати. Он убрал монетку в карман и протянул Артему фотографию Веры, взявшуюся из ниоткуда.
Артем бережно взял ее, положил на раскрытую ладонь и погладил по изображению.
– Прости… прости меня… – тихо шептал Артем.
– Не угадал! – в диссонанс ему громко произнес Незнакомец.
Фотография вспыхнула ярким, но не обжигающим огнем и мгновенно превратилась в пепел, который весь поместился в ладони Артема.
– Прощай, Артем!
Незнакомец зашел за спину и исчез.
Наступила тишина. Артем смотрел на пепел в руке – как на символ своей разрушенной жизни. Он сжал ладонь в кулак.
В это же мгновение больничная палата потеряла свой первоначальный вид. Стены покрылись глянцем, идеально выпрямились, на миг превратившись в полупрозрачные, и вспыхнули внутренним светом.
В них проявились фотографии. Палата, без окон, с одной лишь дверью, превратилась в очень похожую комнату из его снов. Вокруг, со всех стен и даже с пола и потолка, на Артема смотрели знакомые, друзья, близкие и не очень люди, оставившие в его жизни яркий след и быстро забытые. Все они, как один, улыбались, искренне и счастливо.
Артем увидел и жену Веру, и свою дочь Сашу. Они обнимали друг друга и улыбались ему. Он ответил тем же – растерянной, но искренней, полной нежности улыбкой.
В ту же секунду из всех фотографий хлынули потоки странного белого света, похожего на густые сливки. Белые, непрозрачные потоки не причиняли никаких неудобств. Артем не ощущал их мокрого прикосновения.
За несколько секунд свет заполнил собой все вокруг до уровня его подбородка, а еще через мгновение окунул в себя Артема полностью. Секундный страх и паника тут же растворились, сменившись ощущением спокойствия.
Артем почувствовал, что впервые в жизни он расслабился. По-настоящему, полностью. И это чувство, смешанное с молочной белизной пустоты, окутывало его, словно мягкое банное полотенце…
…Анна с рукописью «Комнаты» в руках влетела в палату. Санитар пытался помешать ей, но получив короткий, точный удар в солнечное сплетение, отказался от этой идеи. Лестрейд был так поражен этим, что просто молча следовал за Анной.
В палате было тихо и темно. Одна-единственная лампа светила тускло, словно на последнем издыхании.
На первый взгляд палата казалась пустой. Анна осмотрелась и нашла глазами Артема, лежащего у дальней стены.
Подбежав к Артему, Анна проверила его пульс.
– Не успели… – тихо, с физически ощутимой болью прошептала Анна.
– Я за главврачом! – хмуро буркнул Лестрейд и вышел из палаты.
Анна медленно спустилась по стене спиной и села рядом с Артемом, который, казалось, следил за ней мертвыми глазами.
Анна наклонилась и провела ладонью по его лицу, прикрыв веки. В этот момент она заметила сжатую в кулак ладонь и осторожно раскрыла ее, но увидев пепел в руке, отшатнулась.
С немым ужасом она смотрела на пепел, в точности описанный Артемом в своей книге, словно не могла в это поверить. Страх пробежался по ее позвоночнику, но тут же улетучился.
Анна встала и обошла комнату. Ничего! Никаких следов, ни борьбы, ни присутствия кого бы то ни было.
Анна вернулась к телу Артема и села на корточки.
– Жаль…
Она аккуратно пересыпала пепел с ладони Артема на его рукопись. Затем встала, согнула бумаги пополам, так, чтобы пепел не сдуло, и вышла из палаты. Прежде чем закрыть дверь, она еще раз кинула взгляд на Артема.
– Жаль, что ты все-таки не угадал и… не простил… – прошептала Анна и ушла по коридору, прижимая к груди рукопись Артема и пепел.
Шаги Анны еще какое-то время глухо отдавались эхом, но вскоре затихли, возвращая стенам больницы временный и столь ненадежный покой.
Анна сидела на пуфике в своей прихожей и смотрела на пустую стену перед собой. Ее взгляд упрямо цеплялся за любую неровность или стык на обоях, словно не хотел больше смотреть никуда.
Странное чувство невесомости оплетало тело Анны. Она понимала лишь то, что сидит, остальные ощущения собственного тела расплывались в неопределенности. Примерно это же она испытывала у себя в душе. Там, глубоко внутри, где обычно у человека прячется боль, обида, радость и другие эмоции, не было ничего, лишь невесомость. Но среди этой пустоты тлел, разгорался новый огонек – забытое ею ранее чувство.
Анна подошла к стене, на которую смотрела, и взяла в руки зеркало.
Освободив от покрывала, Анна повесила его на стену и погладила отражение. Затем она вытащила из сумки фотографию мамы и себя на десять лет моложе и прикрепила на угол зеркала.
Улыбнувшись, Анна погладила изображение мамы и свое собственное. Скрывшись в комнате на несколько секунд, Анна вернулась и прикрепила на зеркало фотографию своего отца. Две половинки фото соединились в одно целое. Анна погладила изображение отца, затем взяла мобильный телефон.
– Слушаю вас! – из трубки доносился густой мужской бас.
Анна молчала.
– Слушаю вас! Алло! Говорите же!
Анна молчала.
– Вас не слышно, перезвоните чуть…
– Здравствуй, папа! – перебила отца Анна.
– Анна? – искреннее удивление в голосе отца.
– Прости меня папа, прости! – Анна тяжело вздохнула. – И знаешь, что еще?
Короткая пауза.
– Что, дочка? – голос отца дрожал. Анна физически ощутила, что его глаза были полны слез.
– И себя прости, слышишь… – Анна заплакала.
Пауза. Отец вытирал слезы, это было понятно даже по телефону.
– И ты меня прости…
– Конечно… – Анна улыбнулась, продолжая плакать. – Пап…
– Я тут…
– Можно я завтра приеду? Так много надо тебе рассказать…