Обнадёживающее вступление!
— Будем сидеть до утра?
— В зависимости от того, как быстро вы, гражданин Небов, будете отвечать на вопросы, помогая следствию, — сказал грустно Юра Борос, листая мой блокнот. Видимо, жёлтый свет лампы подействовал и на него.
Обидно, что посторонний читал личные записи. Наброски стихов, и мыслей. Записи об Алтынай и моих чувств к ней. Первые главы моего первого романа. Пожалел, что у меня ровный отчётливый почерк, чистописатель, блин.
— Можно домой телеграмму отправить? — спросил я.
— Зачем? — вскинулся Фрунзик. — Мы быстро управимся.
Пожилой милиционер остановился на одном листе блокнота:
— Чей это адрес? — показал страничку, куда я когда-то записал индекс с порноматины Джессики.
— Не помню.
Фрунзик открыл дверь и вызвал милиционера, который меня сюда доставил:
— Проверь адрес.
Милиционер переписал индекс в свой блокнот и вышел.
Мне было неудобно вертеть шеей туда-сюда, чтоб смотреть то на одного, то на другого мента. Наверное, студенты-милиционеры проходят специальный курс «Бесконтактный способ свернуть шею подозреваемому».
— Меня в чём-то подозревают? — спросил я.
Тишина и жёлтый свет лампы расплывались по комнате, как плазма из поломанного инжектора гиперзвукового двигателя.
Юра Борос неспешно читал мой блокнот. Слюнявил пальцы и касался листов.
Фрунзик с отрешённым видом смотрел в пол, иногда вертел мизинцем в ухе. Потом смотрел на жёлтую лампочку, будто прикидывал, какой длины нужна верёвка, чтоб повеситься.
— Меня в чём-то подозревают?
Юра Борос особо смачно наслюнявил палец и перевернул страничку блокнота.
Фрунзик посмотрел на меня с недоумением, будто не ожидал, что я умею говорить:
— Есть в чём подозревать?
Милиционер-писатель хмыкнул. Прочитал что-то забавное. Вот гад, там же все самые серьёзные мысли о прожитой жизни моей! Блин, есть же какие-то правила проведения допроса? Зря я не читал ничего о моих правах при задержании. Даже не знал, могу ли потребовать свой блокнот обратно.
Вернулся милиционер и протянул Фрунзику телеграфную ленту. Он прочитал и бодро поднялся со стула:
— Не будем терять время, Лех Небов. Вы готовы отвечать на вопросы?
— Готов и постараюсь быть краток.
— Вы знакомы с Денисом Андреевичем Лебедевым, 1881 года рождения?
3
Так я и думал, что увлечение конспирологическими заговорами и чтение статей взломщиков приведёт Лебедева в милицию.
Заодно и меня привело.
Осторожно выбирая факты, я рассказал, что да, знаком. Друзья с первого курса Колледжа.
Фрунзик быстро спросил:
— Не замечали ли вы за Денисом Лебедевым странных увлечений?
— Можно уточнить, что именно? Нам было по пятнадцать лет. Любое из увлечений того периода можно назвать странным.
— Не проводил ли он много времени в компании подозрительных работников Информбюро?
Юра Борос принял участие в допросе:
— Или сам, может быть, пропадал целыми днями возле запретных досок Информбюро?
Ага, вот и ловушка.
— Если и пропадал, то мне ничего об этом не говорил. А про подозрительных… Эти работники Информбюро по мне все выглядят подозрительно. Особенно модераторы.
Фрунзик зашёл с другой стороны:
— А что можете сказать о политических взглядах Лебедева?
— В политике не разбираюсь и его не спрашиваю. Мы о музыке общаемся, о девочках, жизни. О серьёзных вещах, а не о политике.
— Основываясь на ваших показаниях и показаниях свидетелей, я могу сделать вывод, что Лебедев был вашим лучшим другом. Не верю, что с лучшим другом не болтали за политику.
— Поэтому и лучшие друзья.
Фрунзик сел обратно на стул и уставился в пол. Пожилой милиционер сложил пальцы щепоткой и плюнул. Зашуршал блокнотом так, будто это его собственность.
Утомительное молчание в плазменном жёлтом мареве.
— Меня этот свет доконает, — простонал Фрунзик.
Подбежал к стене и стал щёлкать выключателями. Бесполезно. Другие лампы давно перегорели, осталась самая противная. У людей так же, самые противные — всегда самые стойкие.
— Другого света не существует, — ухмыльнулся Юра Борос.
Фрунзик недовольно упал на стул:
— Лех Небов, не передавал ли вам гражданин Лебедев на хранение или в пользование каких-либо предметов? Писем, телеграмм или документов?
— А так же постеров, аниматин и оттисков? — добавил пожилой.
Я стал спешно вспоминать, чем делился Лебедев. Вроде бы все листовки я заставил его выкинуть:
— Ничего такого. Кассета разве что.
— Что за кассета?
— Группа «Аквариум», альбом «Радио Африка».
Фрунзик вяло восхитился:
— «Рок-н-ролл мёртв» — отличная песня.
— Гениальная.
Снова опустилось молчание. Жёлтый свет одерживал победу над нашим энтузиазмом поскорее закончить допрос. Он как бы давил нас к стульям, нашёптывая: «Прошло всего полтора часа. До утра ещё далеко».
— А письма он вам писал?
— Писал, конечно. И телеграммы слал. Но редко. Мы же каждый день на работе видимся.
Фрунзик спросил, когда было последнее письмо и какого содержания. Выслушав ответ, обескураженно замолчал, будто извинялся, что не может придумать больше вопросов.
Юра Борос дочитал блокнот. Открыл на первой странице и принялся перечитывать. Первый поклонник моего писательского таланта.
4
Потом они, мешая обращения на «вы» и «ты», стали задавать разнообразные вопросы, словно соревновались друг с другом в скорости.
Что я думаю о безопасности на железной дороге?
Нужно ли запретить сеть «Глобальная Перевозка™» из-за пропажи поездов? Или как-то её реформировать?
Спрашивали о работе, о коллегах. Есть ли у меня с ними конфликт? Доволен ли начальством и условиями труда? А зарплата как? Хватает на жизнь? Рост цен не беспокоит?
Фрунзик даже проявил человечность:
— А чего ты с кассетным плеером ходишь, как чмо? Денег нет на компакт-диск-плеер? Он удобнее, можно треки выбирать, и карандаш для перемотки кассет не нужен.
Спрашивали, цепляюсь ли я за скобы, во время прохождения составов, как делают многие обходчики для развлечения? Вопрос с ловушкой, ведь в прошлый раз они меня уличили:
— Раньше да, но теперь нет. Понял, что это опасно.
Юра Борос плюнул на пальцы, но не перевернул уже мокрые страницы, а поднял голову:
— Сериалы читаешь?
— Конечно, что я дикий человек что ли?
— Как тебе последняя Баффи?
— Пойдёт, — соврал я. На самом деле, так и не нашёл время для чтения.
Пожилой милиционер тоном критика заявил:
— А по-моему сериал скатился в говно. Писатели одно и то же пишут. Повторяются.
Тут Фрунзик, как бандит из-за угла, выпалил:
— Участвуете ли в обсуждениях на форумах общественных инфостендов? Нет? А почему?
— Говорил же, не интересуюсь политикой.
— Где я упомянул слово «политика»? — Фрунзик победоносно глянул сквозь жёлтые разводы света, похожего на дым.
Юра Борос вступил на место коллеги:
— Судя по почтовому индексу Джессики Линс из вашего блокнота, интересуетесь аниматинами, да?
— Как и все.
— А какими? Ну, хе-хе, кроме порно?
Я покраснел, Стоило один раз поинтересоваться порнушкой, как приняли меня за фаната. Глупые менты даже не представляют, что я делал с этой Джессикой вживую!
— Мне нравятся работы Шай-Тая. Индекс этой, как её, Джессики, я не для себя записал. Для друга.
— Для Лебедева?
— Нет, для другого.
Вмешался Фрунзик, который будто собрался с силами и снова выпалил из-за угла:
— Кто такой Шай-Тай? Где живёт?
— Он умер.
— Причина смерти?
— Старость. Шай-Тай единственный классик анимастеринга, живший в Абрикосовом Саду. Стыдно не знать. Его именем назван наш единственный музей.
— Раз давно умер, то ладно, — Фрунзик спрятался за воображаемый мною угол, чтоб перезарядить свой пистолет вопросов.
Милиционер-писатель огорошил вопросом про Алибека:
— Вы знаете, что ваш начальник берёт взятки с подчинённых?
Вот как отвечать? Знаю. Сам давал. Но не могу же накапать на коллегу.
Не дав мне ответить, Фрунзик спросил:
— А вы не знаете, встречается ли с кем-то бухгалтер Маргарита? Есть у неё парень?
— Да какое это отношение имеет к…
— Отвечайте на вопросы, так мы быстрее закончим!
— Да, будьте кратким, Лех Небов, — согласился пожилой милиционер.
— Не знаю.
— Не знаешь… Ну ладно.
Под конец этого блицопроса пришёл посыльный милиционер. Передал Фрунзику полоски телеграмм и какие-то документы.
Фрунзик вышел с ним и пропал на полчаса. В его отсутствие давление жёлтого света стало особенно тяжёлым — ведь мне с Юрой Боросом пришлось нести на себе долю Фрунзика.
Пожилой молча читал мой блокнот. Уже третий или четвёртый круг. Листы так намокли от его слюней, что начали рваться.
5
Фрунзик вернулся, дал Юре Боросу почитать телеграмму. Тот поднялся и протянул мне блокнот:
— Иногда неплохо пишешь, сынок. Прочитал главы твоего романа. Талантишка есть, но опыта жизни мало. Приходи общаться на инфостенд «Самиздат»? Там целая доска с моими детективами. Профессия богатый материал даёт.
Ну офигеть, мент пригласил меня в писательский клуб.
Фрунзик смёл мои вещи со стола в сумку. Сунул её мне в руки и подтолкнул в спину:
— Иди, пока он тебя не пригрузил графоманией.
Пожилой с добродушием обижался:
— Коллега, писатель, нужно помочь парню.
— Себе помоги. Сто романов написал, а напечатали один.
— Это потому что в издательствах жиды сидят. Не дают ходу посторонним. Своих печатают. Пелевиных разных. Вот читал же «Жёлтая стрела», парень?
— Нет, — признался я.
— И не надо. Бред, как он есть. Люди едут на поезде куда-то, а сойти не могут.
— Такое бывает, — ответил я, — когда выходят из строя резонансные тормозные подушки. Тогда состав, сохраняя гиперзвуковое ускорение, едет до следующего Вокзала и там производит торможение.