Прополз несколько метров. Включил лампочку и убедился, что Фрунзик был тут, и был недавно: цепочка мокрых следов уходила в темноту.
5
Снова однообразие холодной трубы.
В голове никаких мыслей, будто та, вторая часть меня, с которой обычно шёл разговор, называемый «мыслительным процессом», обиделась на обман её ожиданий: ни чая, ни конца трубы.
Я стучал ботинками по железным стенам, а эхо раскатывалось в моей пустой голове. Даже мысль о том, что в туннеле для Судитронов не менее опасно, чем в гиперзвуковом, не напугала. Изредка я останавливался, чтоб попить, съесть ещё одну древнюю карамельку и поссать. Перестал смотреть на часы — надоело тратить силы на лишние движения.
В отличие от предыдущей эта труба уходила вниз, так же закручиваясь спиралью. Некоторые её участки я катился на спине, не пытаясь затормозить. Полозья были не такие острые, как в предыдущей трубе, стёртые от частого употребления. Кое-где попадались свежие окурки, оставленные Фрунзиком и разводы его ссанья. Я привык и не морщился.
Труба, сделав последний виток вниз, выбросила меня на мягкий прорезиненный пол помещения. Я не спешил испуганно оглядываться, опасаясь Фрунзика и его пистолета. Дополз до стены и сел на корточки, прислонившись к ней спиной.
Так и сидел, глубоко дышал ртом, втягивая сопли или утираясь рукавом. Ждал, когда уляжется боль в перенапрягшихся мускулах.
Затем у меня случился приступ громкого чиха. Проклиная всё на свете, на всех его шести дерьмовых сторонах, я поднялся на ноги и осмотрелся.
Помещение освещалось лампами, под толстым пожелтевшим стеклом, прикрытым решётками. Основания ламп — квадратные металлические кожухи с подведёнными к ним толстыми кабелями.
Отверстие трубы, из которой я выпал, располагалось в середине стены. Из него полозья, направлялись к потолку, разветвляясь в сложную систему. Изредка в полозьях громко щёлкало, клацало и они меняли положение, образовывая новый узор.
Вдоль других стен шли высокие железные шкафы, похожие на те, что были в больницах, когда я был маленьким: толстое мутное стекло, гнутые чугунные ножки и металлические щеколды с гигантскими замочными скважинами. В некоторых скважинах торчали ключи, заросшие паутиной. Другие ключи висели на гвоздиках в деревянной доске. Под каждым было окошко с бумажкой с цифрами. На полках шкафов стояли металлические коробки и запчасти с шестерёнками да роторами. Тускло блестели маслом трубы шарико-винтовых передач, мотки проводов и что-то ещё, что всегда можно увидеть в мастерской. Огромные катушки, с меня ростом, с прорезиненными кабелями, были прислонены к стенам свободным от шкафов.
В противоположной стене приоткрыта толстая железная дверь со штурвалом. Из помещения за дверью доносился отчётливый скрежет, синхронизированный с щелчками полозьев на потолке. Здесь щёлкнуло — там проскрежетало с характерным шумом вагонов уходящих в туннель.
Я подкрался к двери и попробовал заглянуть. К сожалению, толщина стены не давала увидеть внутренностей второго помещения.
Немного помедлив, набираясь смелости, я проскользнул в раскрытый проём, ожидая окрика или выстрела Фрунзика.
6
Второе помещение было большим и высоким. Система полозьев здесь разветвлялась, запуская щупальца в многочисленные отверстия других туннелей. Переводной механизм этих маленьких рельс изредка скрежетал, меняя положение стрелочных переводов.
В одном из туннелей начал нарастать гул. Из него вылетала фигура Судитрона, пронеслась по рельсовой развязке и исчезла в другом тоннеле. Гул затих, чтоб уступить место новому из другого тоннеля.
В центре комнаты стоял двухэтажный домик с бревенчатыми стенками. Брёвна были старыми, со множеством трещин, в которых росли бледные белые растения с кожистыми листьями. На плоской крыше домика приделана нерабочая фигура Судитрона и металлические цифры очередной нумерации. С потолка свисали десятки толстых кабелей, прикреплённые к задней части домика.
У стены, возле двери с навесным замком, притулился Фрунзик. Поникнув, сидел на бревне, уперевшись руками в колени. В правой руке покачивался на пальце пистолет, фуражка валялась между ног, будто пьяный милиционер просил милостыню, одновременно обещая пристрелить немилосердных прохожих.
Время от времени в месте подвода кабелей вспыхивал сноп искр, обдавая милиционера. Он не обращал на это внимания.
Услышав мои шаги, встрепенулся:
— Опять ты. Не лень же было следить.
Я благоразумно спрятался за одну из колонн подпиравших потолок.
— Да ты не бойся, — махнул рукой Фрунзик и задел себя дулом по лбу. Недоумённо посмотрел на пистолет. Будто вспомнив что это такое, спрятал его в кобуру и поднялся:
— Да не бойся, говорю.
Я подошёл к нему, но держался на расстоянии.
— Патронов нет, — извиняющимся тоном пояснил он, показывая на пол усеянный гильзами. — Стрелял, стрелял, а толку никакого.
— В кого стрел?
— В него, в кого же ещё? — Фрунзик показал на полозья. — Думал, что смогу подстрелить нескольких.
— Удалось?
Фрунзик неопределённо махнул рукой:
— Удалось. Потом увидел вот это…
Проследил за его указанием: у стены была навалена груда поломанных фигур Судитронов. Некоторые из них лежали так давно, что рассыпались на мелкие кусочки, из них росли всё те же бледные растения, что из брёвен короба. Некоторые фигуры ещё сохраняли узнаваемый облик, с них облезла вся краска, а деревянные корпуса были разрублены и распилены, чтоб извлечь механическое содержимое. Другие фигуры были обуглены, будто лежали в огромном общем костре. На многих виднелись дырки от пуль.
— Ты понял? — спросил Фрунзик.
— Нет.
— Его уже много раз пытались уничтожить, распилить, разрезать или сжечь.
— И что?
— Как что? — злился Фрунзик. — Ничего не поменялось.
В ближайшем туннеле раздалось гудение приближающегося Судитрона. Я и Фрунзик переглянулись. Он инстинктивно схватился за кобуру, но сейчас же отпустил, вспомнив о патронах.
Я отступил от спускающихся на пол полозьев.
7
Из туннеля показалась деревянная фигура. Она проделала сложные манёвры в сплетении полозьев и скатилась к нам на пол. В такой близи Судитрона я не видел никогда. Он выглядел ещё более простым, ещё менее таинственным. Деревянная кукла, просьбы которой выполняет весь мир. Ну, кроме государств-изгоев, типа Северной Кореи, туда даже поезда не ходят.
Фрунзик измождённо присел на корточки, будто бы хотел упасть на колени, но одумался. Не отрываясь, глядел на человекоподобный механизм, не убирая руку с кобуры.
— Я… такая честь, — пробормотал он, позабыв о своих недавних идеях уничтожения «Глобальной Перевозки™».
Прав был Лебедев: одно дело рассуждать о ненависти к тирану, другое — предстать перед этим тираном, зная, что он ждёт повтора твоих бравых речей о необходимости его свержения.
Судитрон крутанулся:
— Так я и знал. Никто из них не говорит, что думает.
Фрунзик благоговейно убрал руки с кобуры и скрестил на груди. Попробовал принять непринуждённую позу. Тут же сменил её на горделивую независимость.
С ним происходило то, что со всеми новичками: не знал как скрыть робость. Фрунзику было вдвойне сложнее, ведь ему нужно было одновременно выказывать и презрение.
Я обратился к Судитрону:
— Он впервые с тобой разговаривает?
— Само собой, — ответил голос внутри куклы, — думаешь, такие как ты способны на восстание?
Я смутился:
— Разве восстание против Судитронов это хорошо?
— Хорошо.
— Не понимаю.
— Ты и не пытаешься.
Внутри куклы щёлкнуло какое-то реле, полозья образовали новые сочленения. Фигура сделала разворот вокруг себя и унеслась в другой тоннель.
Фрунзик перестал принимать позы. Сел в тоже положение, в каком я его застал, проронив:
— Зато я всё понял.
Глава 21. Состояние системы
1
В туннеле послышался знакомый звук. Другая кукла проделала путь в сплетении полозьев под потолком и зависла над нами вверх ногами, как попугай в клетке:
— Лех, время от времени в мире происходит нечто, заставляющее пытливых людей добраться до сути. Обычно они добираются до меня, чтоб узнать больше, чем правду.
— Но я не пытливый. Я случайно ввязался во всё это.
— Во всём этом нет никого случайного, — перебил меня Судитрон, — каждый на своём месте, как вариант недетерминированного алгоритма.
Я раньше никогда не разговаривал с Судитроном. Мои встречи с ним заключались в том, что он говорил, а я, как и прочие Соискатели, слушал.
— Как вариант недетерминированного алгоритма, — повторил зачем-то Судитрон.
Он вёл диалог с задержкой. Счётный аппарат обрабатывал мой вопрос и составлял ответ. В бревенчатом домике слышалось жужжание и стрёкот механизма, что-то скрипело, как при выходе телеграфной ленты, и тогда из корпуса деревянной фигуры раздавался голос.
Фрунзик поднялся на ноги, утёр пот со лба:
— Не дай этому чурбану задурить себя, Лех. Не слушай, что он говорит.
Я резко повернулся:
— Уж не тебя ли мне слушать? Убийца.
— Внутри деревяшки — звуковое устройство, передающее чужие слова!
— Тоже мне откровение. Это все знают.
— Но знаешь ли ты, чьи именно слова?
Разговор сопровождался натуженным стрёкотом и шорохом ленты за стенами домика.
Из корпуса куклы донеслось:
— Всё, что произносят Судитроны принадлежит обществу, а не отдельным его представителям. Но слова, фразы, а так же набор объяснений и просьб предназначаются для отдельных представителей общества или групп, выбранных согласно алгоритму управления.
В домике ещё раз дополнительно щёлкнуло и запоздало добавил:
— Недетерминированный.
Я показал на Фрунзика:
— Что насчёт него?
— Этот человек выполнил свою функцию. Его новые поступки не имеет значения для любого варианта, принятого на выполнение.