Фрунзик выкрикнул:
— Я действовал по своей воле, а не по просьбе деревяшки!
Механизм за стенами домика шуршал и стрекотал так долго, что мне стало казаться, что он сломался и мы не услышим ответа.
Судитрон резко повернулся в сторону Фрунзика, стеклянные очи пружинисто выдвинулись из орбит. Никогда не видел, чтоб он так делал!
— Все люди в мире или исполнители моей просьбы или исполнители воли тех, кто получил мою просьбу. Вы, бунтари, все одинаковы. Вам кажется, что в мире существует некий заговор, что вам врут про Распределение просьб. Вы уверены, что за этим кроется чья-то частная выгода. Вы не верите, что сложившийся порядок работает во благо всех, а не избранных. Верите, что Глобальная Перевозка построена со злым умыслом. Всё от того, что вы сами стремитесь стать избранными. Для этого вы фантазируете сложную конспирологическую ложь, на основе которой вы можете бороться с надуманным вами же злом.
Повернулся ко мне:
— Я сам программирую восстание против себя ещё и для того, чтоб отсеивать подобных Фрунзику борцов за освобождение. У них главная проблема не в том, что они придумали свободу, а в том, что придумали несвободу.
Фрунзик неясно всхлипнул, подобрал свою фуражку и отбежал в дальний угол. Усевшись на обломки фигур, закрыл лицо фуражкой.
Судитрон снова повернулся ко мне, стёкла втянулись:
— Формулируй свои вопросы с учётом дискретности преобразования исходных данных. Чем короче вопрос, тем быстрее ответ.
— То есть, постараться быть кратким?
Я потихоньку шагал взад и вперёд по помещению, а механизм сопровождал меня, держась вверху, скрипя колёсиками на полозьях.
2
— У меня не то, чтоб вопросы, а скорее догадки, требующие подтверждения. Первое: как я понял, я здесь для того, чтоб получить от тебя просьбу? Второе: получается, что заговор со свержением твоей системы власти и разрушением Глобальной Перевозки это набор просьб, которые ты давал заговорщикам?
Механизм в домике пришёл в движение, зашумел и Судитрон ответил:
— Первое: да. Второе: да. Я не властитель, но администратор. Самопрограммирующийся механизм, просчитывающий общественное развитие. Есть система, но нет власти. Впрочем, ты всё это в школе проходил.
— Но зачем программировать бунт против самого себя?
— Для равновесия системы.
— Не догоняю, что за равновесие? В чём оно заключается?
Этот короткий вопрос потребовал нескольких минут машинного времени для выдачи ответа:
— Порядок в мире можно поддерживать разными способами. Если исключить разумное управление по системе Судитронов, то для людей, как социальных животных, привлекательна, либеральная диктатура, при которой можно уничтожать лишних или новых несогласных, при полной поддержке уничтожаемого населения. Причём, как инициаторы, так и исполнители геноцида будут оправдывать свои поступки уверенностью, что действуют по собственной воле. Именно такую форму правления, где свобода поступков становится самоцелью, раз за разом пытаются установить запрограммированные мною несогласные. Как бы ни разнились исходные данные или значения переменных, заговорщики стабильно приходят к предсказуемому набору из двух-трёх вариантов. Судитроны — это разумное управление, при котором условный верховный правитель принимает участие в делах абсолютно всех подданных. И не просто участвует, как происходит при диктатуре, но придумывает эти самые дела.
— Да, я помню со школы: твои просьбы это и есть власть в государстве.
— Плохо помнишь. Не власть, а корректировка развития. И не государства, Лех, а моделей социальных отношений. Государствами управляют президенты, парламенты или короли. Я поддерживаю стабильные условия равновесия. Моя просьба — закон. Иногда она может принимать необычный вид, вроде задания приседать каждый день. Это значит, что по моим подсчётам, человек, исполняющий просьбу на большее не способен. Или наоборот, способен на такое, от чего его лучше отвлечь приседаниями. Как говорят американцы Just keep’em busy. Ведь ты не знаешь, что я могу попросить президента вашей Республики, или Саудовского принца?
Я кивнул:
— Кажется, понимаю. Приседания или любое другое бессмысленное занятие, лишь бы держать их от совершения глупостей. Just keep’em busy, — повторил я. — Как всё просто.
— Чтоб система была в устойчивом равновесии нужно класть гири на обе чаши весов. Если все будут беспечно радоваться миру, который сами выстроили, то однажды произойдёт реакция, которую я не буду контролировать. Я сам задаю противодействие собственной системе управления.
— Но что если придуманная тобой революция победит?
— Каждая выполненная или невыполненная просьба определяет состояние системы. Система становится предсказуемой. Я победитель при любом раскладе гирек на весах. Вместе со мной становится победителем и всё общество в целом. Ты, Лех Небов, как и многие люди, забываешь, что я деревянная кукла на релейных переключателях. Самопрограммирующееся Устройство Доставки и Толкования Решений. Я не живой. Это вы живые. Вы совершаете ошибки. Я пытаюсь их предотвратить. То, что ко мне положено обращаться, используя личное местоимение, сделано для облегчения коммуникации. Согласись, легче вести разговор, когда ты думаешь, что твой собеседник тоже думает. Но я не думаю. Я — функционирую. Те же англоязычные люди, описывая меня, обходятся местоимением it, им не привыкать.
Некоторые ответы Судитрон давал мгновенно, словно были готовы заранее. Над другими задумчиво трещал и стрекотал телеграфной лентой.
В один из таких перерывов Фрунзик напомнил о своём существовании:
— Как я буду жить, осознавая, что на мне кровь людей? — заорал он из своего угла. — Они все погибли для того, чтоб дурацкая система была в равновесии!
Не поворачивая туловища в его сторону, Судитрон мгновенно ответил готовой фразой:
— Убивать или не убивать это твой выбор. В твоём положении бывали люди, которые выравнивали систему без смертей невиновных.
Фрунзик снова закрыл лицо фуражкой. Издалека мне было плохо видно, но показалось, что он рыдал.
3
Судитрон подвёл меня к бревенчатому домику.
С крыши опустился прямоугольный короб с тёмной стеклянной поверхностью, метра два длинной и метр высотой. От него шёл толстый электрический провод, пропадающий в стене домика.
Поверхность короба осветилась. Стали видны плоские объекты, мельтешащие, как геоабстрактные аниматины Вольки. От их плоского роения на глади стекла, создающего одновременно и удивительную глубину, у меня закружилась голова.
Вынужден был отвести взгляд.
— Смотри внимательно, не бойся, быстро привыкнешь, — сказал Судитрон.
Короб спустился ещё ниже и повис прямо напротив меня. От него исходил неестественный синий свет. Я перевёл взгляд на светящуюся поверхность.
На этот раз различил в абстрактных пятнах объекты. Вот, вроде бы, какой-то человек сел на корточки и… моё зрение не успевало ухватить движение, как ускользающий сон, когда приоткрываешь непроизвольно веки.
Снова отвёл взгляд от стеклянного короба. Судитрон замер, как отключившийся. В туннелях потрескивали тросы и разряды электричества. Аппарат в бревенчатом домике шуршал на холостых оборотах.
Мой третий подход к стеклянному коробу произвёл настоящее потрясение. У меня уже не было головокружения, когда сосредотачивался на движениях под поверхностью стекла. Отчётливо видел, что мельтешащие пятна — это вполне узнаваемые пейзажи.
Вот гористая местность с прорытым туннелем. Гигантские невиданные мне ранее механизмы ввинчивались в тело горы. Отработанный грунт вывозился на гигантских самосвалах.
Люди сидели у гигантского колеса такой махины и обедали. Хлебали суп из котелков, передавали друг другу ломти хлеба и походные солонки. Одежда на людях по старинной моде, рубахи, сапоги. Все мужчины и все бородатые.
Всё это исчезло, словно выключился свет.
Появился вид как бы с крыши стоэтажки. Вид менялся, будто стоэтажка не стояла на месте, а плыла в воздухе. Проглядывалась часть земной поверхности с угадываемым контуром будущего дворового шестиугольника. По ровной площадке перемещались те самые гигантские роющие механизмы. На крышах механизмов ряды чёрных труб выхлопной системы. Из них с периодичностью вылетали сгустки чёрного дыма с искрами раскалённого угля.
Как железнодорожник, я узнал приметы парового угольного двигателя, которыми оснащались первые локомотивы «Глобальной перевозки™», задолго до изобретения дизель-мотора, и, лет пятьдесят назад, плазменного инжектора.
Меня поразили сами движущиеся картинки, а не то, что они изображали:
— Что это? Окно в прошлое? Как оно перескакивало будто бы с континента на континент, из одной эпохи в другую?
Судитрон молчал.
Окно изобразило первый запуск парижского сегмента «Глобальной Перевозки™», который я видел когда-то в классической аниматине «Прибытие поезда». Перескочило на Северо-Американский континент, демонстрируя, как старинный дизельный локомотив пролетел по мосту, проложенному через Гранд Каньон.
Окно перенеслось на неизвестную Платформу с тысячами занятых ниш. Люди пробуждались от Почтенного Ожидания. Появился Судитрон не той конструкции, что обслуживала Юго-Запад 254. Гораздо больше размером, на лице отсутствовала идиотская улыбка Щелкунчика, а движения рук, когда он указывал на Соискателя, было плавным, без пружинистой резкости. Под днищем куклы располагались трубки выхлопной системы. Древние Судитроны управлялись энергией водяного пара, выпуская время от времени угольные искры или завиток чёрного дыма.
Окно перенеслось в недавнее прошлое, в 1891 год.
Я узнал исторический момент подключения бывшего сегмента «Железных дорог СССР» к «Глобальной Перевозке™» через первый трансберлинский тоннель. Толпа немецких железнодорожников, вооружённых ломами, кувалдами и лопатами, атаковала кирпичную стену, перегораживающую туннель. На путях коптил дизельный поезд, готовый к отбытию. В окнах виднелись советские солдаты. Часть стены рухнула и немецкие железнодорожники поприветствовали соотечественников той стороны Двора.