тью, какую обычно приберегают для раскаявшихся преступников, придержала ее. По тому, как бегали ее глаза, я понял, что меня дожидается немало народу. Я шагнул внутрь. Она, зайдя следом, встала у двери, по-видимому, чтобы я не сбежал.
Первым я заметил Кравица, который даже головы не поднял от лежащей перед ним папки в синей пластиковой обложке. Он не взял с собой ни одного мячика, и я воспринял это как знак того, что на сей раз все очень серьезно. Рядом с ним примостилась Бекки – лох-несское чудовище с оранжевым блокнотом наготове, чтобы вести протокол. В углу с чашкой кофе в руке устроился полковник Ривлин – старый и опытный глава следственного отдела, известный двумя особенностями: белыми, как снег, усами и привычкой думать перед тем, как что-то сказать; по соседству с ним – его заместитель, чересчур амбициозный инспектор Эрми Кало, считавший себя гораздо хитрее, чем он был на самом деле. Напротив них расположилась следственный прокурор – дама с угловатыми чертами лица, окинувшая меня таким взглядом, словно собиралась предъявить мне обвинение в изнасиловании крольчихи. Соседний стул занимала Агарь, выглядевшая так, будто не спала всю ночь, что, впрочем, вполне соответствовало действительности. Во главе стола восседал его величество начальник управления Арье Шавид – здоровенный толстяк с маленьким носом, маленькими ушами, маленьким ртом и наверняка, хоть я лично этого не проверял, маленьким членом.
– Джош, мы как раз говорили о тебе.
– Да ну?
Он улыбнулся во все тридцать два вставных зуба, демонстрируя, что нынче в управлении округа празднуют День любви к Джошу. Я занял место по другую сторону стола, точно напротив него.
– Прежде чем мы начнем совещание, я хотел бы отметить отличную работу, проведенную тобой по этому делу.
Он сделал паузу, по всей видимости, чтобы дать мне возможность сказать, что он тоже парень что надо, и был немного удивлен, когда этого не произошло.
– Я говорю совершенно серьезно. В прошлом между нами бывали разногласия, но в этом деле ты доказал, что иногда один упорный детектив может сделать то, что оказалось не по плечу всем силам правопорядка.
– Не бывало.
– Чего не бывало?
– Разногласий. Ты просто вышвырнул меня из полиции.
– Думаю, сейчас не имеет смысла в этом копаться.
– Почему?
Все, кроме Агари, посмотрели на меня с укоризной. Его величество открыл было рот, чтобы мне возразить, но передумал и решил зайти с другой стороны:
– Потому что сейчас самое главное – разыскать девочку.
– И тебе совершенно безразлично, кому достанутся все лавры?
– Отвечать на такой вопрос ниже моего достоинства.
– Чтобы откопать твое достоинство, придется вызывать археологов. Почему здесь нет никого из Главного управления?
– Дочь госпожи Гусман была похищена в нашем районе…
– Яара. Иногда полезно помнить имена тех, кого разыскиваешь.
Он покраснел. Совсем слегка.
– Я знаю, как ее зовут.
– Есть еще пять девочек, которых он уже убил. Все были похищены в возрасте девяти лет и убиты, когда им исполнилось одиннадцать. Все росли в неполных семьях. Это для тебя новость?
– Нет.
– Все из разных городов. Девочка вот-вот погибнет, а ты, вместо того чтобы поднять по тревоге всю полицию страны и бросить на поиски ребенка, тратишь время на ерунду, потому что для тебя главное – появиться на экране телевизора и выставить это дело так, как будто ты лично его распутал.
– Ты испытываешь мое терпение.
– А ты – мое.
– Если ты немедленно не предоставишь нам весь собранный тобой материал, мы будем рассматривать это как помеху следствию.
– Так арестуй меня.
– Звучит заманчиво.
– Моего адвоката зовут Леон Гусман. Через пять минут после моего ареста вся эта история будет на первых полосах газет.
– Ты готов из-за своего честолюбия запороть следствие?
– Какое следствие? Вы ничего не сделали.
На сей раз быстрее всех отреагировала остроскулая прокурорша. Я заметил, что у нее на шее висела золотая цепочка с подвеской в виде латинских букв, образующих имя «Алон». Интересно, это муж или сын, мелькнуло у меня.
– Может быть, вместо того чтобы затевать ссору, вы объясните нам, что вы предлагаете?
– Это я затеваю ссору?
– Вы же сами говорите, что, пока мы здесь болтаем, девочка в любую минуту может погибнуть.
Я ненадолго задумался.
– На вашем месте я бы обратился в СМИ. Разместил бы фотографию Яары на первых полосах всех крупных газет, назначил бы денежное вознаграждение любому, кто предоставит вам важную информацию, и отправил бы полицейских обходить район за районом. Если он держит ее у себя два года, кто-то должен был что-то видеть. Даже если он запер ее в подвале, у него могло что-то случиться, например лопнула труба, и он вызвал слесаря, или сломался бойлер, и приходил мастер его чинить. Девочку надо кормить, надо покупать и стирать ей одежду. Свидетели есть всегда, просто они не знают, что они свидетели. Конечно, неприятно сознаваться в том, что вы уже двенадцать лет знаете о существовании похитителя и серийного убийцы, которого так и не смогли поймать, и не потрудились предупредить об этом общественность. Но это лучше, чем допустить еще одно убийство.
Я окинул их взглядом, чтобы убедиться, что моя маленькая речь произвела на них требуемый эффект. Ривлин кивнул головой. Кравиц что-то записывал. У губной помады с блеском почему-то был такой вид, словно она сейчас расплачется. Может, я ей нравился?
Шавид провел пальцами под подбородком, изображая глубокую задумчивость, хотя на самом деле он ждал, пока не выскажется кто-нибудь другой. Ты не станешь начальником округа, в котором проживает пятая часть населения страны, включающего в себя 18 городов, три районных управления и восемь полицейских участков, если не умеешь вести себя на больших совещаниях. Вместо него грудью на амбразуру бросился господин Амбиция, он же Эрми Кало. Тщательно выбритый череп и очки в квадратной металлической оправе делали его похожим на диджея из модного клуба на улице Алленби.
– Я не уверен, что все обстоит именно так, как ты говоришь.
– А как?
– Улики можно трактовать по-разному. Вероятность того, что серийный убийца может на протяжении столь долгого времени орудовать в такой плотно населенной стране, как Израиль, ничтожно мала.
– Вначале я тоже так думал.
– И что же заставило тебя изменить мнение?
– Авраам Ицхак-Пур.
– Кто-кто?
– Я узнал о его существовании в воскресенье, когда изучал архивы газеты «Гаарец». Авраам Ицхак-Пур был серийным убийцей, действовавшим в Иерусалиме с 1982-го по 1990-й год. Первым делом он задушил и закопал у себя во дворе собственного отца, а потом ударом молотка по голове убил мать, попытавшись выдать убийство за неудавшееся ограбление. В промежутке он убил шестерых бездомных в иерусалимских парках, потому что считал, что они уродуют облик города.
– Ты в этом уверен?
– Дело вкуса. Лично мне бездомные не мешают.
Рассмеялся один Ривлин.
– Я имел в виду, уверен ли ты, что он серийный убийца.
– Можешь сам у него спросить. Он отбывает четыре пожизненных срока в тюрьме «Аялон».
Шавид решил, что пора вернуть себе инициативу:
– Джош, вопрос не в этом. Допустим даже, что я согласен с тобой во всем, что касается анализа фактов. Но способ, каким ты предлагаешь действовать… Ты подумал о том, что, если мы предадим дело огласке, похититель может перепугаться и поспешит убить девочку?
– Конечно, подумал. Иначе давно сам бы обзвонил все газеты.
Агарь вздрогнула и снова застыла каменным изваянием.
– Значит, ты согласен, что мы должны избежать этого любой ценой?
– Я ни в чем с тобой не согласен. Я даже не знаю, зачем ты меня вызвал.
– Я полагаю, что в данных обстоятельствах наше сотрудничество…
– Шавид! – Кажется, я это выкрикнул, потому что он сразу заткнулся. – В последний раз спрашиваю: какого черта я здесь делаю?
Он вздохнул. Это выглядело так же фальшиво, как и звучало.
– Ты здесь потому, что нашел след, который мы упустили.
– Это она вам рассказала?
– Я ничего не… – пробормотала Агарь и снова принялась изучать трещины в столешнице.
– Госпожа Гусман прибыла за десять минут до тебя, – сказал Шавид. – Я ее пригласил.
– Гиснер?
– Какая разница?
– Или я получаю ответ, или ухожу.
– Доктор Гиснер действовал как ответственный и лояльный человек.
– Лояльный к кому?
– Хватит уже, – проворчал Кравиц, но я не обратил на его реплику внимания.
– Ну? – спросил я.
– Что «ну»?
– Что я здесь делаю?
– Я знаю тебя, Джош. Если ты выяснишь, кто убийца, ты постараешься схватить его сам. Мы не можем этого допустить.
– Почему?
– Потому что никто не должен проводить такие операции в одиночку. В лучшем случае ты его убьешь, в худшем – он убьет тебя и девочку, а мы потеряем единственную ниточку в этом деле.
– И ради этого ты вызвал сюда Агарь? Чтобы запугать ее и заставить умолять меня не дергаться?
Шавид был не из тех, кто, прежде чем ответить, считает в уме до десяти, но он сделал такую попытку. Воспользовавшись возникшей паузой, впервые подал голос Ривлин:
– Он прав, Джош. Это работа не для одного человека.
Ривлин достиг того этапа карьеры, когда ему стало совершенно ясно, что до начальника Главного полицейского управления ему уже не дослужиться. Ему не хватало льстивости и лицемерия, чтобы преуспеть в мире, в котором всем заправляют пиарщики и друзья министров. В определенном смысле это придавало ему авторитет, которого были лишены многие его коллеги. Его руки, лежащие на столе, были покрыты никотиновыми пятнами и напоминали руки старика.
– Да что ты говоришь! – воскликнул я с неожиданной для себя горечью. – Ты только посмотри, чем мы тут занимаемся!
– Мы занимаемся спасением жизней. Это наша работа.
Настала тишина. Каждый пытался переварить услышанное. Первым молчание нарушил Шавид: