— Но он же был против Благодатного паломничества.
— Теперь нет, миледи. Мне известно из достоверных источников, что он посмел публично заявить: никто не должен поддерживать верховенство короля над Церковью и король, мол, изменит своему слову. Он открыто поддержал мятеж и вооружает своих арендаторов.
— Неужели это никогда не кончится?! — воскликнула Кэтрин и поведала гостю о том, как бунтовщики захватили их замок.
— Их следовало бы повесить, — заявил лорд Редмэйн, — или, по крайней мере, высечь.
— Не могу поверить, что сэр Фрэнсис Биго пошел на такое. Его сын помолвлен с моей падчерицей. Он казался таким честным человеком.
— Думаю, теперь вы можете забыть о помолвке, — мрачно заключил лорд Редмэйн.
Он остался обедать, после чего уехал в Миддлхэм предупредить о восстании своего друга, королевского констебля. И Кэтрин снова охватила тревога.
Дурные вести распространялись быстро. В конце февраля у замка остановились и попросились на ночлег несколько путников. Они сообщили, что герцог Норфолк снова явился на север во главе огромной армии, но дядя и брат Кэтрин не участвовали в кампании, как она узнала позже. На этот раз и речи не было ни о каких уступках. Объявили военное положение, был введен комендантский час. Мятежников Биго и все прочих, чья лояльность Короне вызывала сомнения, быстро изловили и перевешали. Роберта Аска и лорда Дарси схватили, несмотря на то что, по слухам, они осуждали Биго. Как доверчивые дети, эти двое продолжали считать, что король исполнит свои обещания. Но прошел март, а парламент в Йорке так и не собрался, и никакой коронации не предвиделось. Вместо этого его величество, похоже, вознамерился учинить расправу надо всеми, кто противостоял ему.
Всю весну не прекращались убийства и казни. Гниющие тела болтались на деревьях и виселицах по всему Йоркширу. Кэтрин перестала брать с собою в Рипон Маргарет, опасаясь того, что может попасться им на глаза. Каждый день она благодарила Господа за то, что Джон далеко отсюда, на границе, но испытала очень неприятные чувства, когда Анна, служившая при дворе, написала ей, что его брата Мармадьюка заключили в Тауэр за содействие паломникам, а дядя Уильям сообщил, что Тайный совет подозревает Уолтера Роулинсона в причастности к мятежу. К счастью, другие братья Джона избежали ареста, но он огорчится, когда узнает о Мармадьюке. Что же касается Уолтера…
— Это глупость! — вслух произнесла Кэтрин и быстро написала ответ дяде, заявляя, что ей доподлинно известно: Уолтер ни в чем не виновен; она может поклясться за него своей жизнью.
В мае Джон вернулся домой. Герцог Норфолк, который двигался через северные графства, совершая свое ужасное возмездие, вызвал его в Дарем.
— Зач-чем? — запинаясь, проговорила Кэтрин. — Помогать в усмирении мятежников или для наказания?
— Я не знаю, — ответил Джон, и лицо его пересекли суровые морщины. — Но я должен ехать. Я решил сперва заглянуть к вам, чтобы предупредить.
Кэтрин была и тронута, ведь Джону пришлось сделать приличный крюк, и в то же время испугалась, потому что ее супруг явно считал, что этот вызов предвещает недоброе.
Она хотела молить мужа, чтобы он никуда не ездил, сбежал в Шотландию или Ирландию, уехал за море — куда угодно, лишь бы спастись, но это означало бы, что Джон признает свою вину.
— Мне это не нравится, — сказала она. — Позвольте, я поеду с вами.
— Это не женское дело, Кейт.
— Все, что касается моего мужа, — мое дело. — Ни к чему было добавлять, что, если Джона признают изменником, его поместья конфискуют, а она и дети останутся без пенни в кармане. Слова эти, не сказанные вслух, висели в воздухе между ними.
— Хорошо, — кивнул Джон. — Я буду рад вашему обществу.
Он не стал спорить, и Кэтрин подозревала, что муж на самом деле желал ее присутствия рядом.
— Уолтер и его жена позаботятся о детях, — сказала она, сожалея, что Кэт теперь не с ними, уж она-то с радостью приняла бы у себя Джека и Маргарет.
Дарем производил сильное впечатление своим мощным замком и возвышавшимся над ним собором, выстроенным на скале. Именно здесь отец Катберт властвовал как принц-епископ. Кэтрин многое бы отдала за то, чтобы увидеться с ним, но он находился далеко, в Шериф-Хаттоне, участвовал в работе Совета Севера.
Въехав в город, они были потрясены видом и вонью болтавшихся на виселицах гниющих трупов, которые были оставлены в назидание всем, кто впредь задумает восставать против своего соверена. Прижимая платок к носу и устремив взгляд на камни мостовой, Кэтрин сидела на лошади, которую под уздцы вел по улицам Джон, стараясь держаться как можно дальше от мертвых тел.
Они нашли комнату в гостинице, оставили лошадей на конюшне и заказали себе еды, но у обоих не было аппетита. Кэтрин молилась, чтобы их страхи оказались напрасными и, побеседовав с герцогом Норфолком, они вернулись сюда и на радостях выпили по кубку вина.
После обеда, как было приказано, они явились в замок на встречу с герцогом и были препровождены в огромный холл. В одном конце его стоял стол, за которым сидели трое мужчин. Двое были в черных платьях писцов; между ними — Норфолк. Подбитая мехом накидка, атласный дублет и отличные кожаные башмаки выдавали в нем аристократа.
Джон поклонился, а Кэтрин сделала реверанс. Герцог вскинул брови, увидев ее. У него было угрюмое лицо с сильно выступающим носом, тонкими губами и усталыми от жизни глазами под тяжелыми веками.
— Милорд Латимер, — грубым голосом произнес он, — и ваша добрая супруга, я полагаю.
— Ваша милость, я привел с собой жену, так как она может рассказать вам, что нам пришлось пережить из-за мятежников.
Герцог указал им на два стула:
— Прошу садиться. Ну, миледи?
— Ваша милость, — начала Кэтрин, решив показать себя храброй и верной подданной, — когда милорд уехал по заданию короля, банда бунтовщиков пришла к нашему замку и захватила его.
Она пересказала всю ужасающую историю, подчеркнув, что Джона изначально заставили примкнуть к мятежникам, и не забыла упомянуть, как сама была напугана угрозами пилигримов убить ее и детей, если лорд Латимер откажется поддерживать мятеж.
Норфолк слушал; его бесстрастное лицо ничего не выражало.
— И они безропотно ушли по вашему требованию? — спросил он Джона.
— Да, ваша милость. Но с тех пор принялись распускать слухи, будто мой управляющий Уолтер Роулинсон по своей воле вступил в их ряды, что есть неприкрытая ложь. Я знаю его самого и его семью всю жизнь, и среди них нет ни единой предательской души.
Норфолк кивнул.
— Уолтер был очень зол, когда мятежники ворвались в замок, — добавила Кэтрин.
Герцог перебрал на столе несколько бумаг и взял одно письмо:
— Я выслушал вас обоих внимательно, но мне кое-что доносили о вас, Латимер. Его величество и мастер Кромвель желают, чтобы я установил, являлись ли вы пленником бунтовщиков в прошлом году или присоединились к ним по своей воле.
— Его заставили! Я свидетель, — встряла Кэтрин.
Джон положил руку на ее плечо и сказал, обращаясь к герцогу:
— Моя жена говорит правду. Я не собирался поддерживать их. Прежде всего, я верен королю, милость которого много для меня значит.
— И тем не менее, — Норфолк сложил пальцы домиком перед лицом, — вы держитесь старых обычаев в религии.
Джон заколебался.
— Я принес клятву, что принимаю верховенство короля над Церковью.
Герцог наклонился вперед:
— Послушайте, мы с вами в этом деле заодно. Мне тоже по сердцу старые обычаи. По-моему, есть люди, которые хотят зайти слишком далеко, как наш друг мастер Кромвель. Не думайте, что я не сочувствую этим беднягам, которых вынужден карать. Но наш долг — не подвергать сомнениям веления короля. Мы должны быть послушными подданными. Я не одобряю всю эту книжную ученость, из-за которой люди начинают оспаривать Священное Писание, но это другое дело. Вопрос в том, как поступить с вами?
— Я прошу только об одном: чтобы была подтверждена моя непоколебимая преданность его величеству и установленным им законам, — заявил Джон.
— Хорошо. Знайте, король велел мне попросить вас, чтобы вы осудили этого негодяя Аска и уповали на милосердие его величества.
— Осудить? — эхом отозвался Джон. — Разве его еще не приговорили?
— Публичное осуждение вами главаря мятежников поможет настроить ум короля на нужный лад.
«Сделайте это, — про себя молилась Кэтрин, — сделайте. Аск поймет, что вы действовали по принуждению, а ему самому теперь уже ничто не поможет».
Джон не замедлил с ответом:
— Да, я вынесу ему осуждение. Он незаконно восстал против короля и толкал подданных его величества бунтовать против своего соверена.
— Запишите это, — велел герцог писцу.
Когда тот закончил, Джон скрепил документ своей подписью.
— А теперь, милорд, — продолжил Норфолк, — вам следует отправиться в Лондон и лично объясниться с королем. Я почти не сомневаюсь, что он отнесется к вам милостиво, так как я сообщу мастеру Кромвелю, что не смог обнаружить никаких свидетельств против вас, что вы действовали по принуждению и никакому человеку не грозила в большей степени опасность расстаться с жизнью, чем вам. — Его вытянутое лицо наконец расплылось в улыбке.
— Благодарю вас, ваша милость! — воскликнул Джон, вставая и низко кланяясь.
— Благодарю вас, — подхватила Кэтрин и присела в низком реверансе.
Как только они вышли, она взяла мужа под руку, сжала ее и сказала:
— Он не такой уж солдафон, каким выглядит. У него есть еще в сердце крупицы доброты. Он вам поверил.
— Скорее уж он поверил вам. Но мы пока еще не выбрались из чащи, любимая. Мне предстоит встретиться с королем.
— Не думаю, что у вас возникнут какие-нибудь сложности, — успокоила его Кэтрин. — У нас есть друзья при дворе, которые нам помогут. Важно как можно скорее добраться до Лондона.
— Мы можем отправиться туда прямиком отсюда, — сказал Джон. — В йоркском доме у нас есть одежда на смену; мы ее возьмем. А в Снейп я пошлю грума с известием о наших планах.