Будь она свободна, они составили бы хорошую пару. Он всего на пять лет старше; они одного происхождения; оба попали ко двору, и между ними возникло это сильное взаимное притяжение. Кэтрин не сомневалась, что Томас чувствует то же самое. Любовь ли это, такая, о которой пишут поэты и которая заставила короля Генриха перевернуть мир с ног на голову, чтобы получить Анну Болейн?
Кэтрин осадила себя: глупо мечтать о любви и браке, когда она почти не знала этого человека, и вообще неправильно, когда ее муж еще жив. Она изгнала фривольные мысли из своего ума и включилась в беседу.
Уходя, Томас поцеловал ей руку и спросил:
— Могу я зайти снова?
Кэтрин засомневалась: что подумают дети и слуги?
— Если милорду не станет хуже, я, вероятно, приеду ко двору повидаться с братом в эту субботу после полудня. Приходите в его покои часа в три, мы с удовольствием примем вас. Если меня не будет, значит моему супругу плохо.
Она была уверена, что дала правильный ответ — не слишком поспешный, осмотрительный, но любезный. И если Уилл будет присутствовать при их следующей встрече, приличий никто не нарушит.
— Я приду, — сказал Томас и скрылся, заметаемый снегом.
В последовавшие за этим дни Кэтрин мучилась мыслями о том, следует ли ей поощрять авансы сэра Томаса. Ангел за одним плечом подсказывал ей — не стоит, а дьявол из-за другого нашептывал — вреда от этого не будет. Совесть говорила ей, что ставить личные склонности выше морального долга — неправильно. О Боже, неужели Джон стал для нее моральным долгом?! Нет, она любила его, разве что никогда не желала так, как Томаса.
Кэтрин поехала ко двору, сказав себе, мол, нет причин, почему она должна отложить встречу с братом. Маргарет составляла компанию Джону.
Томас явился в покои Уилла раньше ее. Он быстро встал и поклонился, пока брат приветствовал сестру. Завязался оживленный разговор, и Уилл не скупился на вино. К ним присоединилась Дороти Брей, и вскоре они очень развеселились. Все это время Томас не сводил с Кэтрин жадных глаз и постоянно интересовался ее мнением по разным вопросам. Было ясно, что он увлечен ею самой и покорен ее скромным очарованием.
Когда Томас отлучился в уборную, Уилл повернулся к ней; лицо его раскраснелось от выпивки.
— Ты ему нравишься, Кейт. Это мудро — подружиться с Сеймурами. Когда принц станет королем, они будут в силе. Ты не могла сделать лучшего выбора.
— Уилл! — хором воскликнули Кэтрин и Дороти.
Дороти слегка шлепнула его:
— Ты неисправим! Одним махом совершил измену Короне и поощрил супружескую.
Тот покраснел еще сильнее:
— Прости. Я не хотел, чтобы это так прозвучало. Но, Кейт, если ты правильно разыграешь свои карты…
— Ей не нужно разыгрывать никакие карты! Он без ума от нее. Но ничего не может сказать, потому что ее муж еще жив.
— А что он мог бы сказать? — спросила Кэтрин. — Мы знакомы совсем недавно.
— Многие браки совершаются и после более краткого знакомства, — сказал ей Уилл.
— Не думаю, что он задумывается о браке.
Уилл улыбнулся:
— О, по-моему, еще как задумывается.
Появился Томас, и они умолкли.
— Я что-то не то сказал? — пошутил он.
Кэтрин ушла раньше его. Ей не хотелось, но было глупо демонстрировать нетерпение. Она прошла через заиндевелый дворцовый сад, лелея в душе свое тайное счастье. Уилл считал, что у Томаса серьезные намерения, и ей этого хватало. Она подождет. Джон будет стоять для нее на первом месте, пока нуждается в ней.
Замечтавшись, Кэтрин потерялась среди живых изгородей и кирпичных оград, свернула где-то не в том месте. Нашла дырку среди ровно подстриженных кустов, протиснулась сквозь нее и оказалась в прекрасном садике, где растения были высажены в форме бесконечного узла. Садик напоминал монастырский двор, потому что по его бокам имелись крытые галереи. Над аккуратными клумбами стояли на полосатых тумбах, как часовые, золоченые геральдические животные. В дальнем углу находилась небольшая квадратная каменная беседка. В ней кто-то сидел. Кэтрин слышала всхлипывания.
Ей не следовало находиться здесь и вторгаться в столь интимный момент. Она повернулась к дырке в живой изгороди. Наклонившись, чтобы пролезть в нее, наступила на сучок. Раздался хруст.
Человек, сидевший в беседке, встал и вышел из нее. Эту мощную фигуру Кэтрин узнала бы где угодно.
— Миледи Латимер? — сказал король; он выглядел ошарашенным, а она чувствовала себя так же.
— Ваше величество, простите меня! Я заблудилась, а тут эта дыра в изгороди… — Кэтрин запоздало присела в реверансе, вся дрожа. — Прошу прощения за вторжение.
— Ничего, — хрипло ответил он. — Я молился, чтобы кто-нибудь скрасил мою печаль, а тут вы. Счастливое совпадение. Встаньте, прошу вас.
У Кэтрин от облегчения ослабли колени, и она едва не упала, но успела вовремя поймать равновесие.
— Я рада, что случайно оказалась полезной. А теперь оставлю вашу милость в покое.
— Нет, не уходите, — попросил король. Когда Кэтрин осмелилась взглянуть в его лицо, то увидела на нем суровые следы возраста и горя. Он выглядел еще более старым, чем в момент их последней встречи на пиру, устроенном им для дам. — Останьтесь ненадолго и утешьте одинокого старого человека.
Она считала этого человека жестоким, а его очарование — напускным. Теперь же, видя Генриха таким сломленным и разбитым, могла испытывать только сострадание к нему и удивление, что он до сих пор оплакивает свою маленькую королеву.
— Чем я могу помочь, сир? — спросила она.
— Вы можете ненадолго составить мне компанию, — сказал король и, к изумлению Кэтрин, взял ее за руку и повел к беседке.
Там вдоль стен тянулись плюшевые скамьи, а в центре находился стол, на котором стояли серебряный кувшин и винный бокал венецианской работы. Между скамьями была установлена небольшая жаровня.
— Садитесь, прошу вас, — предложил король и сам тяжело уселся напротив. — Я люблю приходить сюда на досуге и проводить немного времени в уединении, потому что редко бываю один. Хотите вина?
Кэтрин неохотно взяла бокал, понимая, что уже и так много выпила. Но это смутное чувство было задвинуто на задний план сознания из-за неожиданной встречи с королем.
— Надеюсь, вы в добром здравии, миледи. Я скучаю по вашей сестре, не видя ее при дворе, но ваш брат — отличный компаньон, и ваш дядя — один из лучших людей, каких я встречал.
Кэтрин улыбнулась:
— Я здорова, сир, но милорд недолго останется с нами. Вот почему я редко бываю при дворе.
— Мне очень жаль, — печально произнес король. — Смерть забирает всех, кого мы ценим. Если любишь, тем привечаешь боль.
— По-моему, лучше испытать боль, чем не познать любви, — сказала Кэтрин.
Король глубоко вдохнул и унизанной кольцами могучей рукой смахнул с глаз слезу.
— Сегодня год, а я не могу забыть ее.
— Время излечит вас, сир.
— Простите меня. Иногда я думаю, что сойду с ума. Часть меня ненавидит ее за предательство, а другая отчаянно желает, чтобы она снова была со мной. Простите, мадам, мне не следовало обременять вас своими печалями. — Он попытался улыбнуться.
— Ничего, сир, мне это нетрудно, — заверила его Кэтрин, думая, что все происходящее совершенно нереально. А потом, возможно из-за выпитого вина, она сделала нечто сверхъестественное — потянулась и положила ладонь на его руку. — Вам станет легче. Пусть пройдет еще немного времени.
Король не убрал свою руку, а молча сидел и смотрел на Кэтрин пронзительными голубыми глазами.
— Вы добрая женщина, леди Латимер, и очень миловидная. Будь я на десяток лет моложе, то стал бы ухлестывать за вами. Но что вы теперь во мне разглядите? — Он грустно улыбнулся ей.
— Я вижу очень печального человека, которому нужно взбодриться, — ответила она, убирая руку.
— И вы возьметесь за это? — спросил король, беря ее снова.
— Я думаю, сир, вы достаточно сильны духом, чтобы сделать это самостоятельно. Наверное, человек становится очень одиноким, когда ему приходится принимать невозможные решения, которые, и он это знает, плохо скажутся на нем самом. Вашей милости нужно утешать себя тем, что вы сделали то, что считали правильным.
Король вздохнул:
— Она совершила измену и поставила под угрозу наследование престола. Но хуже всего, что она предала меня. Но я не казнил бы ее, если бы это было в моей власти. Меня убедили, что она должна умереть, сказали, что я не могу проявлять снисхождение, когда других осуждали на смерть за меньшие преступления; что я не должен позволять личным чувствам влиять на мою волю; что это будет проявлением слабости, а король всегда должен быть сильным. И я не дрогнул. Однако это не мешает мне испытывать сожаления.
Кэтрин оторопела. Она-то считала его человеком, который никогда ни о чем не жалеет, тем более не выказывает своих чувств. То, что Кэтрин сидела здесь и выслушивала его исповедь, было невероятным. Еще невероятнее было то, что она начала смотреть на ситуацию с его точки зрения.
— Мне очень жаль, что ваша милость оказались перед ужасной дилеммой, созданной не вами. Я видела вас с королевой. Легко было заметить, как сильно вы любили ее. Предав эту любовь, она поступила очень дурно. В такое невозможно поверить.
— Мой шут говорит, она сама напросилась.
— Ваш шут?
Король улыбнулся:
— Да, Уилл Сомерс. Ему известны все тайны моего сердца. Он не церемонится со мной. Опускает меня на землю.
Шутам, Кэтрин знала, сходило с рук многое, за что на других обрушился бы монарший гнев.
— Мне не нравится быть вдовцом, леди Латимер, — продолжил король. — По-моему, для мужчины супружество — естественное состояние. Господу было угодно, чтобы мои браки складывались неудачно, но винить в этом можно и других, разумеется. Тем не менее я убежден, что однажды обрету истинное счастье с леди, которая полюбит меня и не замыслит предать. Вроде моей Джейн. — Лицо короля затуманилось грустью. — И я выберу ее сам, не возьму кого-то, подставленного на моем пути фракциями, которые сеют раздоры при моем дворе.