— Никто его не заменит, — печалился Генрих, когда они стояли перед картиной покойного художника. — Такого, как он, мы больше не увидим. Ваш портрет придется писать мастеру Хоренбауту. Он неплох, но не дотягивает до Гольбейна. И мне порекомендовали оказать покровительство недавно приехавшему из Антверпена художнику, мастеру Эворту. Я видел его работу, и она впечатляет. Думаю, он сможет завершить начатые Гольбейном картины.
— Он умеет писать миниатюры?
— Полагаю, да.
— Я бы хотела иметь наши маленькие парные портреты.
— Тогда спокойно обращайтесь к нему. А оплату можете отнести на счет моего личного кошелька.
В начале декабря Екатерина позировала мастеру Эворту, когда в ее приемный зал, тяжело ступая, вошел король.
— Прочь! Прочь! — скомандовал он, и все дамы мигом ускользнули, а художник даже уронил кисть, спеша удалиться.
Видя опасно побагровевшее лицо супруга, Екатерина в тревоге поднялась.
— Что случилось? — Первой ее мыслью было, что Генрих узнал о Томе или собирался обвинить ее в ереси, но ведь она была так осторожна…
— Шотландцы отозвали заключенный в Гринвиче договор! — проорал король. — Эти невежи возобновили старый альянс с Францией. Ей-богу, они за это заплатят! — Он плюхнулся на трон Екатерины, опустил голову на руки и от досады залился слезами. — Все насмарку! Все мои надежды на объединенное королевство! Шотландцы буквально говорят мне, что мой наследник недостаточно хорош для их королевы. Что ж, за это они тоже заплатят. — Он сел прямо, его влажные глаза горели. — Это война!
— Какое потрясение! — посочувствовала Екатерина, мягко кладя руку на плечо мужа. — Вы не заслужили такого после стольких дипломатических усилий. Это бесчестно со стороны шотландцев — сперва ратифицировать договор, а потом отказаться от него.
— Да, и они не могли выбрать для этого более неудачного момента. В следующем году я должен присоединиться к императору в походе против Франции, но не могу вести войну на два фронта. У меня нет таких ресурсов. Придется отправить Хартфорда с армией на Север, чтобы преподать урок шотландцам. Он может выступить немедленно! Они узнают, чего стоит непокорность мне!
Когда чума наконец унялась, они вернулись в Уайтхолл. Генрих продолжал злиться, но к моменту прибытия в Хэмптон-Корт, где они должны были провести Рождество, успокоился. Екатерине понравились новые апартаменты в Часовом дворе. Ее окна выходили в сад, на рыбные пруды и расположенную за ними Темзу. Здесь ей будет спокойно. После бурных событий и эмоциональных переживаний прошлого года она нуждалась в отдыхе, хотя уже чувствовала себя увереннее и даже меньше думала о Томе. Может быть, теперь она позволит себе расслабиться.
Екатерина убедила Генриха, что все трое его детей должны приехать к ним на Рождество. Какая радость, что они соберутся под одной крышей! Мария, которая уже оправилась от болезни, выглядела счастливой, раньше Екатерина ее такой никогда не видела. Елизавета с жаром включилась в приготовления к празднику, делала украшения из омелы и заворачивала новогодние подарки.
Уилл вернулся ко двору, завершив свою деловую поездку, и радость Екатерины увенчалась впечатляющей церемонией, устроенной после мессы, за два дня до Рождества, на которой Генрих сделал его графом Эссексом. Потом вперед вышел заметно поседевший дядя Уильям и был возведен в ранг барона Хортона. Екатерина наблюдала со слезами на глазах. А потом, когда ее брат и дядя в новых накидках и коронах пэров прошествовали на обед с лордами в зал Совета, сердце ее едва не разорвалось от гордости.
Глава 181544 год
Обед затянулся. Генрих, насытившись, откинулся на спинку кресла и вытер рот, а Екатерина тем временем положила себе еще одну полную ложку сливок, взбитых с вином и сахаром. Они были одни, так как всегда отпускали слуг, когда обедали вдвоем. За окном завывала вьюга, снег вихрился вокруг башен и турретов Уайтхолла. Уже почти наступил февраль, было холодно, но не в ее личных покоях, где жарко горел огонь в очаге.
Теперь или никогда.
— Генрих, — начала Екатерина, — мне жаль, что до сих пор Господь не благословил меня ребенком.
Он нахмурился:
— На то Божья воля. Хотя я каждый день молюсь об этом.
— Вы, должно быть, беспокоитесь о наследовании престола, — продолжила Екатерина. — Эдуард — здоровый мальчик, но ясно, что вы боитесь за него.
Она вспомнила о тщательной уборке в комнатах принца, которую проводили трижды в день, о строгих ограничениях, наложенных на тех, кто его посещал, об одержимости Генриха тем, чтобы Эдуард дышал свежим деревенским воздухом.
— Беспокоюсь, — отозвался он. — Столько детей умирает.
— Но у вас есть две дочери, обе умные и одаренные леди, которые, я уверена, вполне способны управлять королевством, если что-нибудь, не дай Бог, случится с Эдуардом.
Генрих перекрестился:
— Аминь. Но, Кейт, женщина не может управлять страной и стоять выше мужчин.
— Королева Изабелла правила Кастилией и теперь считается великой правительницей. Женщины-регенты были во Франции и проявили себя способными к этому. Вы сами хвалили имперских принцесс, которые стояли во главе Нидерландов. Они все владычествовали над мужчинами.
Генрих покачал головой:
— Англичане не потерпят власти женщины. В пятнадцатом столетии они выпроводили императрицу Матильду из-за ее невыносимой гордости и недостатка здравомыслия. Как может женщина быть ребенком в глазах закона и обладать суверенной властью?
— Простите меня, Генрих, но я думаю, все зависит от личных способностей, и Мария с Елизаветой не обделены ими. В вашем собственном королевстве многие женщины управляют поместьями и делами. И подумайте: если род на Эдуарде прервется, на троне все-таки будет человек вашей крови.
— Хм… — Генрих огладил бороду. — Изабелла правила вместе со своим мужем, королем Фердинандом, но королева-регент столкнется с проблемой, когда дело дойдет до выбора мужа, а она должна будет вступить в брак, дабы обеспечить наследование престола. При естественном порядке вещей муж будет править от ее имени. Но кого ей выбрать? Иностранного принца? Тогда Англия может превратиться в окраину Франции или Империи. И не забывайте, англичане не любят иностранцев. Но если она выберет одного из наших дворян, то может вызвать зависть среди пэров.
Кэтрин улыбнулась ему:
— Понимаю. Я только хотела успокоить ваш разум. Это была просто идея, но я полагаюсь на ваше мудрое суждение.
Генрих немного посидел в задумчивости.
— Я уловил вашу мысль, — сказал он после продолжительного молчания. — Своим преемником я могу назначить любого, кого захочу, и парламент утвердит мое решение. Незаконнорожденность тут не помеха. Я бы назначил своим наследником юного Ричмонда, если бы он был жив.
Екатерина была близка к тому, чтобы победить в споре.
— Дочери — ваш ценный актив. Подумайте, как они обрадуются, узнав, что вы верите в них настолько, что готовы восстановить в правах на наследование престола. Они этого заслуживают. О, Генрих… — Она встала перед ним на колени. — Я умоляю вас, подумайте об этом.
— Не нужно преклонять передо мной колени, Кейт, — сказал король, наклонился и поднял ее за локти. — Я подумаю об этом, обещаю. Но не объявлю Марию и Елизавету законными дочерями. Это будет означать, что я признаю свои браки с их матерями состоятельными.
— Я понимаю, что вы не можете этого сделать, — отозвалась Екатерина.
— Нет ли у вас еще этого превосходного вина? — спросил Генрих.
Екатерина поняла, что пора сменить тему.
— Сегодня я дам согласие, — сказал Генрих Екатерине, когда она пришла в его кабинет посидеть с ним. — Все устроено, как вы хотели. Мария и Елизавета будут восстановлены в очереди на наследование престола после Эдуарда. У нас еще могут быть дети, дорогая, но вы правы, я должен выстроить план действий на случай любых чрезвычайных обстоятельств. Вот черновик билля, прочтите, если вам угодно.
Король подал ей свиток, и она пробежала глазами новый Акт о престолонаследии, который вскоре издаст парламент. На ее глаза навернулись слезы радости за свой успех. Акт также устанавливал, что любой ребенок, которого она родит королю, встанет за принцем Эдуардом в очереди на престол. В случае отсутствия таковых их место занимают дети, которых король может заиметь от других королев. Она втянула ноздрями воздух и, запинаясь, проговорила:
— Других королев?
— О, дорогая, я должен предусмотреть любые неожиданности. Молю Бога, чтобы Он сохранил вас для меня до конца моих дней, но, если Он рассудит иначе, моим долгом останется обеспечение страны наследником.
Екатерина успокоилась. Скорее бы радостную новость сообщили Марии и Елизавете.
— Я закажу большую картину, чтобы отметить этот акт, — сказал Генрих. — На ней изобразят меня и моих наследников — династию Тюдоров.
— Это прекрасная идея, — поддержала короля Екатерина.
Ей никогда не забыть, как осветилось радостью лицо Марии, когда отец сообщил ей, что она будет восстановлена в очереди на престолонаследие. Они сидели за обедом, и после этих слов Генриха Мария больше не могла проглотить ни кусочка. После того как король ушел спать, купаясь в благодарностях дочери, та со слезами на глазах обратилась к Екатерине:
— Я знаю, что должна благодарить вас. Отец сам никогда бы не подумал поступить так. Вы не представляете, как я счастлива. За это боролась моя праведная матушка, чтобы я заняла принадлежащее мне по праву место в очереди наследников престола. — Мария порывисто обняла Екатерину. — Я не стремлюсь носить корону. Надеюсь, Эдуард будет здравствовать, станет взрослым и у него родятся дети. Просто я всегда хотела, чтобы мое право на трон было признано. Как возрадуется моя мать на Небесах наступлению этого дня!
Потом Екатерина и Генрих поехали в Эшридж, чтобы сообщить новость Елизавете. Увидев, в какой восторг пришла другая ее падчерица, Екатерина сильно обрадовалась. Елизавета не могла надеяться, что ее мать когда-нибудь реабилитируют, но восстановление в правах наследования было ее вторым самым заветным желанием. Девочка обхватила руками отца и крепко обняла его. Глаза короля заблестели от навернувшихся слез.