В середине дня Екатерина решила прогуляться по саду. Спустившись по личной лестнице, она едва не столкнулась с леди Саффолк.
— Прошу прощения, ваша милость! — воскликнула та. Выглядела герцогиня какой-то серой.
— Вы больны? — спросила Екатерина, и подозрения в ней усилились.
— Не больна, нет, — ответила герцогиня, поморщившись. — Простите, мадам. Я ослушалась вас и глубоко пожалела об этом. Никто не узнал меня, клянусь. Я оделась в траурное платье и накинула на лицо густую вуаль. Но этого было недостаточно, чтобы оградить меня от ужасного зрелища… — Она начала всхлипывать, а потом разрыдалась. — О, это было омерзительно!
Екатерина положила руку ей на плечо:
— Все в порядке. Я не сержусь. Давайте посидим в саду. — И она пошла к своей любимой каменной скамье, готовясь услышать рассказ герцогини. — Вы хотите поговорить об этом?
— Ее привезли на Смитфилд в кресле, после пытки на дыбе не могла идти сама. Сперва ей предложили королевское прощение, но она отказалась. Никогда еще я не видела такого выдающегося примера христианской твердости. Она такая смелая.
— Все произошло быстро?
— Да, но это было страшно. Палач повесил ей на шею мешок с порохом. Когда пламя добралось до груди, она начала кричать, но тут порох взорвался. Более ужасного зрелища мне лицезреть не доводилось. Пришлось даже отвернуться. Зато смерть несчастной наступила быстро.
Екатерину затошнило, но она подавила это чувство и живо проговорила:
— Я знаю, вам сейчас тяжело, но попытайтесь выбросить это из головы и ведите себя нормально. Теперь ей уже ничто не причинит вреда, и она в другом мире, а мы живы и в опасности. Боюсь, наши мучители не остановятся, пока не поймают нас в ловушку, так что мы не должны выказывать сочувствия к Анне Аскью. На этот раз вы обязаны послушаться меня!
Глава 221546–1547 годы
Екатерина вздохнула с облегчением, узнав о возвращении ко двору лорда Хартфорда, успешно завершившего карательную экспедицию против шотландцев, которая привела к заключению мира, по общему мнению, лишь временного. Король относился к нему милостивее, чем прежде. Реформисты были на коне. Каким-то чудом им удалось превзойти партию Гардинера. Немыслимая радость! Все стало гораздо проще, перспективы прояснились. Екатерина была уверена, что, когда придет время, поладит с Хартфордом, ведь их религиозные убеждения одинаковы.
Больше никого не арестовывали за ересь, и это вызывало в Екатерине глубокое удовлетворение. Хотя она не позволяла себе ослабить бдительность. Всегда лучше держаться настороже и предугадывать проблемы.
Обрадовал ее приезд ко двору в Уайтхолл вызванного Генрихом принца Эдуарда. С большим удовольствием она наблюдала за успехами мальчика у мишеней для стрельбы из лука и на турнирной площадке, где юный наследник престола ловко поражал копьем деревянные столбы вместо реальных противников. Генрих гордился успехами сына.
— Из него получится прекрасный король!
— Безусловно, — согласилась Екатерина, хлопая в ладоши, когда принц поклонился ей с седла. — Но я молюсь, чтобы этот день настал еще нескоро.
— Благослови вас Бог, Кейт, — сказал Генрих.
Он выглядел задумчивым, даже печальным. Эдварду исполнилось восемь. Через семь лет его могут объявить совершеннолетним. Но доживет ли до этого момента его отец?
Мальчик вместе с ними пошел обратно во дворец.
— Когда адмирал приедет из Франции? — спросил он.
От этого вопроса Екатерина вздрогнула — она не забыла, что ей нужно демонстрировать внешнее безразличие к Тому, — а потом поняла, что принц говорил о французском адмирале, который направлялся в Англию с целью ратифицировать новый договор, так как соглашение Франции с императором распалось.
— Скоро, сын мой, — ответил Генрих. — Готовьтесь исполнить свою роль во время церемонии.
— Я готовлюсь, сир, и постараюсь не разочаровать вашу милость, — сказал Эдуард. — Надеюсь, я достаточно хорошо овладел латынью, чтобы произнести приветственную речь.
— Конечно, — улыбнулась Екатерина.
Эдуард поскакал вперед, беспечный, как всякий нормальный ребенок.
Генрих устраивал пышные празднования по случаю приезда французского посланника. Знать стекалась в Хэмптон-Корт. Екатерина заказала себе новые наряды.
— Разве они не прелестны? — умилялась она, пока Мария и Елизавета с восторгом рассматривали только что доставленные галантерейщиком перчатки из испанской кожи, алый бархатный воротник с каймой из золотых кружев, ленты и наконечники шнурков с драгоценными камнями. — Мне надеть алое платье или темно-желтый шелк?
— Алое! — отозвалась Елизавета. В свои тринадцать она любила дорогие платья не меньше, чем Мария и Екатерина.
— Тогда я выбираю это. Мой любимый цвет. А туфли к нему подойдут вот эти. — Она взяла в руки башмачки из алого бархата с отделкой из бриллиантов, потом с любовью посмотрела на своих падчериц, как всегда, вспоминая ту, которой теперь нет. — Вы выглядите превосходно. — Королева тепло поцеловала обеих. — Сегодня вы будете главными украшениями двора.
Уилл отбыл в Гринвич, чтобы встретить и проводить в Хаунслоу адмирала. Там от имени короля его поприветствует принц Эдуард. Екатерина видела, как тот верхом покидает Хэмптон-Корт во главе свиты из восьмидесяти одетых в золотую парчу джентльменов и восьмидесяти йоменов стражи. Мальчик затмевал блеском их всех. Он гордо сидел на коне, уперев руку в бедро. От него уже веяло королевской властностью.
В течение следующих десяти дней Екатерина находилась под впечатлением от уверенности в себе, какую демонстрировал юный принц: он ничуть не смущался, замещая отца, который, к своему немалому огорчению, не мог встать с кресла. Эдуард был безупречен, когда возглавлял приемы и банкеты, произносил речи на правильной латыни и виртуозно исполнял мелодии на лютне для посла и его свиты. Екатерина видела, что французского адмирала все это поразило до глубины души.
Хотя Генрих был не в состоянии участвовать во многих развлечениях и охотничьих выездах, он не жалел на них денег. В дворцовых садах были разбиты шатры, покрытые золотой парчой и бархатом; в них остановились члены свиты адмирала. Там же выстроили два временных банкетных дома, стены которых завесили прекрасными гобеленами. Впечатляющая выставка усыпанной самоцветами золотой посуды красовалась в буфетах. Генрих и Екатерина каждый день обедали с адмиралом, обращаясь с ним так изысканно вежливо, словно он был самим королем Франции. Анна Клевская присутствовала на этих обедах и оживленно болтала с леди Марией, однако Екатерина заметила, что ее падчерица выглядит несчастной. Разумеется, ей не по душе был этот новый союз с Францией. Ее сердце принадлежало Испании.
По вечерам, надев новые, подаренные Генрихом украшения, Екатерина вместе с гостями сидела на помосте в приемном зале и смотрела пышные представления масок, каких двор не видел уже много лет. Все восхищались зрелищем. Старый король Гарри еще мог блеснуть великолепием. Екатерина радовалась, видя супруга довольным, хотя и знала, что его огорчает неспособность принимать участие в развлечениях, как раньше, когда он был моложе и лучше себя чувствовал. Отъезд нагруженного подарками адмирала вызвал у нее легкую грусть.
Эдуард отправился в Хансдон, а они с Генрихом — в традиционный летний тур по стране. Король был слишком слаб, чтобы ехать на Север, как планировал, поэтому они, не удаляясь от Лондона, сперва посетили Отлендс в Суррее. Нога Генриха стала лучше, и по его настоянию была организована охота, правда на коня ему пришлось влезать с высокой площадки, а добычу он снова подстрелил со специально устроенного в парке помоста. К моменту, когда они добрались до Чертси, король уже достаточно окреп, чтобы ездить вместе с охотниками, стрелять дротиками и бросать копья. Три дня с восхода до заката он проводил на воздухе. Екатерина сопровождала его по утрам. Днем же на солнце было слишком жарко: раздеться до сорочки, как Генрих, она не могла, а потому занималась испанским языком, сидя за столом у открытого окна. Приятно было находиться вдали от напряженной обстановки двора.
Обуявший Генриха прилив энергии вскоре иссяк. К моменту отъезда в Гилфорд нога у него снова разболелась, и он отдал распоряжение возвращаться в Виндзор. Там король слег в постель, а всем придворным было объявлено, что он простудился. Но Екатерина знала, в чем дело. Состояние Генриха быстро ухудшалось, и он находился в большой опасности.
— Мадам, мне очень жаль, но мы оставили все надежды на выздоровление, — мрачно сообщил ей доктор Чеймберс.
Сердце Екатерины упало. Три года назад она печалилась бы за Генриха, но радовалась, что скоро сможет выйти замуж за Тома. Однако они с мужем стали очень близки, и теперь королева понимала, что брак их сложился весьма удачно. Она будет тосковать по нему, когда он умрет. Мир без него ей было не представить. Больше тридцати семи лет он восседал на троне как колосс и правил Англией.
Екатерина удивилась не меньше докторов, когда Генрих вдруг пошел на поправку. В октябре он снова был на коне, охотился с собаками и соколами, занимался государственными делами. И вновь это не продлилось долго. Когда они переехали в Уайтхолл, король заперся в личных покоях и редко показывался из своего кабинета. Виделся он только с королевой и главными тайными советниками. В хорошую погоду Екатерине удавалось выводить короля на прогулку по его личному саду, но он так страдал от болей, что часто бывал капризен и упрям. Не раз Генрих при ней накидывался на своих джентльменов и слуг, иногда даже бросал резкие слова ей самой. Это напоминало хождение на цыпочках вокруг спящего дракона.
Всем было строжайше запрещено говорить о состоянии здоровья короля.
— Я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь решил, будто я теряю контроль над делами, — сказал он Екатерине однажды, когда особенно мучился, нигде и ни в чем не находя покоя и облегчения от боли.
Она посмотрела на утомленное лицо мужа, иссеченное оставленными болью морщинами, и подумала: сколько еще он протянет? Ни сама Екатерина и никто другой не смел упоминать о возможной кончине короля. Изменой считалось даже представлять себе гибель соверена, не то что говорить о ней, да Генрих и сам не любил разговоров о смерти — он боялся ее.