сапожник, портной, пирожник, особенно мясник, некий Костохряст, он был милашка. Глотала уйму железа, печенку и ржавчину, сошкрябанную со старых пароходов, весь семнадцатый триместр у меня хлестала кровь из носа, каждый день. Перемены настроения, как же без этого, о-хо-хо, ложные схватки на шестом и седьмом году, ощупывая брюшную стенку, я различала ребра и думала: ребра? Затем, холодной февральской ночью, развязка, в шесть шестьдесят шесть вечера, то есть в семь с минутами, позвали мисс Чеснок, чтобы принять роды, одну из наших, но не слишком знаменитую, она дала мне скополамин и чуток лебединого пота, эго решило дело, помогло мне разрешиться, она и бровью не повела, когда появился изумруд, а поцеловала его раз-другой, шлепнула раз-другой, отдала мне и отбыла в карете, запряженной золотой свиньей.
— У Вандермастера есть Ступня.
— Да.
— Ступня представляет для вас серьезную угрозу.
— Само собой.
— Он маг. Везде, куда бы он ни пошел, его сопровождает черный пес.
— Да. Тарбут. Говорят, его вскормили человеческим молоком.
— Вы не могли бы немного ввести меня в курс насчет этой Ступни? Кто ее хозяин?
— Монахи. Монахи из монастыря, расположенного то ли в Мерано, то ли рядом с Мерано. Это в Италии. Это их Ступня.
— А как же она попала в руки Вандермастера?
— Он ее украл.
— Вы не знаете, случаем, какой там орден?
— Дайте-ка подумаю, я же вроде знала. Картузианский.
— Вы не могли бы повторить по буквам?
— К-а-р-т-у-з-и-а-н-с-к-и-й. Вроде бы.
— Большое спасибо. А как же Вандермастер сумел пробраться в этот монастырь?
— У них есть специальные кельи, ну, знаете, приюты для набожных мирян и людей, которые просто хотят пожить немного в монастыре, подумать о своих грехах или получить наставление в вере.
— Вы можете описать эту Ступню? Какая она с виду?
— Да там ничего и не видно. Ступня сплошь оправлена в серебро. Она размером с обычную ступню, может, немного побольше. Обрезана чуть выше щиколотки. Пальцевая часть довольно плоская — судя по всему, у людей того времени были очень плоские пальцы ног. В целом весьма изящный предмет. Ступня покоится на довольно замысловатой подставке — три уровня, золото, маленькие фигурные ножки…
— И вы абсолютно уверены, что эта, ну, реликвия содержит внутри истинную Ступню Марии Магдалины?
— Магдалинину ступню. Да.
— И он шантажирует вас этой Ступней.
— Она много раз использовалась против колдунов и ведьм, на протяжении всей истории, убивала их и калечила…
— Он хочет завладеть изумрудом.
— Моим изумрудом. Да.
— Вы упорно скрываете его, ну, генеалогию. Кто был его отцом.
— Да какого черта. Посмотрите как-нибудь на полную луну — и вы его сами увидите. Ну да, это тот самый человек-на-Луне. Деус Лунус.
— Человек-на-Луне, ха-ха.
— Нет, я серьезно, это он и был, человек-на-Луне. Его зовут Деус Лунус, лунный бог. Деус Лунус. Он.
— То есть вы хотите, чтобы я поверила…
— Послушайте, дама, мне строго по фонарю, во что вы там верите, вы спросили меня, кто был отцом, и я вам сказала. И мне до синей лампочки, верите вы там мне или не верите.
— И вы действительно пытаетесь меня убедить…
— Сидел в этом кресле, вот в этом вот самом кресле. В красном кресле.
— Ой, Бога ради, ладно, все, бросим эту историю с папашей, я знаю, что я всего лишь тупая, невежественная журналистка, но если вам кажется, что вы можете… Я вполне уважительно отношусь к вашей, э-э, убежденности, однако нет никаких сомнений, что это была просто галлюцинация. Человек-на-Луне. Галлюцинация и не более.
— Я согласна, это звучит несколько странно, но ведь так оно и было. Да и где бы еще добыла я такой большой изумруд, в семь тысяч тридцать пять каратов? Ну откуда бы такая ценность у такой бедной женщины?
— А может, он не настоящий?
— Если это не настоящий изумруд, чего же тогда привязался ко мне Вандермастер?
— Ты что, на танцульки собрался?
— Нет, я насчет изумруда.
— А звать-то тебя как?
— Меня зовут Ветчин. Что это за механизма?
— Резак для изумрудов.
— Как он работает?
— Лазерный луч. А ты тоже за изумрудом?
— Да, за ним.
— Как тебя звать?
— Меня звать Про Темпоре.
— Это у тебя что, волшебная рогатка?
— Нет, это куриная вилочка, на которой загадывают желание, но только огромная.
— А по виду ну точь-в-точь волшебная рогатка.
— Ну, с ней тоже можно искать, как с той рогаткой, но заодно она исполняет желания.
— О. А как звать этого?
— Его зовут Пробка.
— А он что, сам не может сказать?
— Он глухонемой.
— По изумруд?
— Да. У него есть некоторые специализированные
навыки.
— И какие же это?
— Он знает, как можно облапошить некоторые системы.
— Темнишь?
— Не без этого.
— А что это за парень?
— Не знаю, я только знаю, что он из Антверпена, а больше ничего не знаю.
— Изумрудная Биржа?
— Наверное.
— А что это у него за конвертики в руках?
— Запечатанные предложения цены?
— Слышь, Пустобрех, глянь-ка сюда.
— Как тебя звать, парень?
— Мое имя Дитрих фон Дитерсдорф.
— Врешь ты что-то.
— Ты не веришь, что мое имя это мое имя?
— Слишком уж шикарное имя для такого задрипанного типа, как ты.
— Меня не смутишь и не остановишь. Глянь-ка сюда.
— А что это у тебя?
— Серебряные талеры, друг мой, талеры, большие, как ломтики лука.
— Это деньги что ли, верно?
— Верно.
— И что я должен сделать?
— Уснуть.
— Уснуть на своем посту, прямо здесь, перед дверью?
— Верно. Так сделаешь ты это?
— Я могу. Вот только стоит ли?
— Откуда исходит это «стоит ли»?
— Из моего разума. У меня есть разум, он кипит и пылает.
— Ну так разберись с ним, мужик, разберись с ним. Сделаешь?
— Сделаю ли я? Сделаю ли я? Я не знаю!
— Где мой папа? — спросил изумруд, — Где мой папочка?
Молл выронила стакан и даже не взглянула на брызнувшие осколки.
— Твой отец.
— Да, — сказал изумруд, — у всех есть отцы, чем я хуже?
— Его здесь нет.
— Замечаю, — сказал изумруд.
— Я никогда не знаю точно, что ты знаешь и чего не знаешь.
— Мой вопрос вызван самым искренним недоумением.
— Это был Деус Лунус. Лунный бог. Называемый иногда «человек-на-Луне».
— Чушь! — сказал изумруд, — Я не верю.
— Ты веришь, что я твоя мать?
— Верю.
— Ты веришь, что ты изумруд?
— Я изумруд.
— Когда-то, — сказала Молл, — женщина ни за какие коврижки не стала бы пить из стакана, куда заглянул месяц. Из страха подзалететь.
— Но ведь это же суеверие, да?
— Да? — сказала Молл, — Ничего себе суеверие.
— Мне казалось, что луна имеет женскую природу.
— Ты забываешь о многообразии культур. Для одних культур и исторических периодов это верно, для других — нет.
— Что ты чувствовала? На что это было похоже?
— Не самый подходящий предмет для обсуждения с ребенком.
Изумруд обиженно надулся. Всплески зеленого света.
— Ну, далеко не худший из эпизодов. Далеко не худший. Мой оргазм продолжался три часа кряду. Кто как, а я считаю, что это совсем не плохо.
— Что такое оргазм?
— Ощущение, пробивающее твою природную электропроводку слабенькими разрядами, щелк, щелк, множество несильных электрических разрядов, щелк, щелк, щелк, щелк…
— Научи меня чему-нибудь. Научи меня чему-нибудь, мати моя, про этот твой серый мир.
— Что я знаю, чему я могу научить? Несколько убогих заклинаний. По большей части они не способны даже навести блеск на ботинки.
— Научи меня хоть какому-нибудь из них.
— Сожгу в воде, остужу в огне — и будет все, как нужно мне.
— Что оно делает?
— Жарит во фритюре. Все, что угодно, что хочешь, то и поджарит.
— И только?
— В общем да.
— Я нарушил на хрен все твое спокойствие.
— Нет нет нет нет нет.
— Я ценен, — сказал изумруд, — Я представляю собой ценный предмет. В добавление к моей личности как таковой — если я могу использовать этот термин.
— Ты представляешь собой ценность. Ценность внешнюю по отношению к моей системе ценностей.
— Какого размера?
— Ценность, эквивалентная, я бы сказала, одной трети моря.
— А это много?
— Далеко не незначительно.
— Люди хотят порезать меня, а потом вставлять маленькие кусочки меня в кольца и браслеты.
— Да. Как это ни печально.
— Вандермастер не такого пошиба.
— Вандермастер вообще совершенно отдельный пошиб.
— Что делает его еще более опасным.
— Да.
— Что ты намерена предпринять?
— Разжиться деньгами. Что бы там ни творилось, эта радость пребудет.
А теперь Моллпрогулка Моллвыход в свирепую Наружу с проволочной магазинной каталкой чего этот фраер делает? приподнимает шляпу сгибает талию сучит ногами да никак реверанс сколько месяцев я не видела реверанса он исполняет вполне приличный реверанс я улыбаюсь, мельком, с дороги, се грядет гражданин воют сирены в этот (слишком уж много) душный летний день и тут идиот и там идиот этот глазеет на меня глазел на меня на углу глазел на меня из-за угла как поется в песне Бешеной Молл а этот стоит раздавив свою щеку о стену склада а этот обшаривает мусорную урну а этот залез в карман этого а этот с наглым глазом и обеими руками на своем да я ужаблю тебя ублюдок да я…
— Эй, вы, женщина, подойдите и постойте рядом со мной.
— Хиляй отсюда, малый, я на королевской службе и не могу тратить время по пустякам.
— Так вы не хотите чуть задержаться и взглянуть на эту штуку, которая у меня?
— Что там еще за штука?
— О, это редчайшая штука, прекраснейшая штука, крутая штука, такая штука, что любая женщина отдаст один свой глаз, лишь бы только взглянуть вторым на эту штуку.
— Ладно, прекрасно, только что же она такое?