– Нина…
– А если на вас униформа, то убийство уже по-другому называется?
Тогда они и услышали стон, напоминающий вой ветра.
– Святые, – выдохнул Джеспер. – Один из них жив!
Звук раздался снова, жалкий и пронзительный, исходящий от обугленных останков справа. По форме тела было невозможно понять, мужчина это или женщина. Волосы сгорели, одежда прикипела к конечностям. Черные куски кожи местами отпали, открывая вид на оголенную плоть.
У Нины вырвалось рыдание. Она подняла руки, но те слишком сильно дрожали, чтобы пустить их в ход и прекратить муки несчастного создания. Она обратила взгляд, полный слез, на остальных.
– Я… Пожалуйста, кто-нибудь…
Джеспер опомнился первым. Прозвучало два выстрела, и тело замолкло навсегда. Парень вернул пистолеты в кобуру.
– Джеспер, черт бы тебя побрал! – прорычал Каз. – Ты только что объявил на всю округу о нашем присутствии!
– Они и так думают, что мы группа охотников.
– Нужно было позволить Инеж это сделать.
– Я не хотела этого делать, – тихо отозвалась девушка. – Спасибо, Джеспер.
Скулы Каза зашлись желваками, но он промолчал.
– Спасибо, – выдавила Нина. Она поплелась по мерзлой земле, разглядев тропинку среди снега. Девушка плакала, спотыкаясь на кочках. Матиас двинулся за ней. Тут было мало ориентиров, так что можно легко потеряться.
– Нина, ты не должна отделяться от группы…
– Это то, к чему ты возвращаешься, Хельвар! – резко произнесла она. – Это страна, которой ты так мечтаешь служить. Ну что, ты гордишься этим?
– Я никогда не сжигал гришей. Им дают справедливую возможность оправдать себя перед судом…
Она повернулась к нему – очки были подняты, и слезы застыли на щеках.
– Тогда почему еще ни один гриш не был оправдан вашим так называемым справедливым судом?
– Я…
– Потому что наше преступление в том, что мы существуем. Мы виноваты в том, что появились на свет.
Матиас затих, а когда заговорил, то разрывался между стыдом от того, что собирался произнести, и необходимостью проговорить слова, на которых он вырос, слова, которые до сих пор звучали для него как истина:
– Нина, тебе никогда не приходило в голову, что, возможно… ты не должна существовать?
Глаза Нины загорелись зеленым пламенем. Она сделала шаг в его сторону, и он ощутил исходящий от нее гнев.
– Может, это вас не должно существовать, Хельвар? Такие слабые и хрупкие, с короткими жизнями и жалкими предрассудками. Вы поклоняетесь древесным феям и ледяным духам, которых никогда даже не видели, но стоит вам показать реальную силу, как вы пытаетесь искоренить ее.
– Не смейся над тем, чего не понимаешь.
– Мои «насмешки» оскорбляют тебя? Мой народ предпочел бы ваш смех, чем это варварство. – Выражение превосходства появилось на ее лице. – Равка восстанавливается, как и Вторая армия. Когда они будут готовы, я верю, что они осудят вас по справедливости, как вы того заслуживаете. Я надеюсь, что они закуют дрюскелей в кандалы и зачитают весь список ваших преступлений, чтобы мир мог вести учет вашим злодеяниям.
– Если ты так отчаянно хочешь увидеть воскрешение Равки, то почему до сих пор здесь?
– Потому что я хочу, чтобы ты получил свое помилование, Хельвар. Хочу, чтобы ты был здесь, когда Вторая армия ворвется на север и уничтожит каждый дюйм этой пустоши. Надеюсь, они сожгут ваши поля и посыплют солью вашу землю. Надеюсь, они отправят твоих друзей и семью на костер.
– Они уже это сделали, Нина. С моей мамой, отцом, младшей сестрой. Солдаты-инферны, твои драгоценные, несчастные гриши спалили нашу деревню дотла. Мне больше нечего терять.
Нина горько рассмеялась.
– Наверное, твое пребывание в Хеллгейте было слишком коротким, Матиас. Всегда есть что терять.
«Я не могу отделаться от этого запаха». Нина быстро передвигалась по снежным просторам, надеясь, что ветер избавит ее от тошнотворного зловония, вызывающего рвотные позывы. Перед ее глазами стояла картина – алая плоть, видневшаяся сквозь обгоревшую черную кожу, напоминавшую кучу углей. Ей казалось, что она покрыта их пеплом, пропитана смрадом паленого мяса. Девушка не могла нормально дышать.
Рядом с Матиасом она быстро забывала, кто он на самом деле и какого о ней мнения. Она вновь перекраивала его этим утром, терпеливо перенося его злобные взгляды и ворчание. Нет, она наслаждалась ими, радуясь поводу побыть вместе с ним, глупо ликуя каждый раз, когда чуть не вызывала у него смех. «Святые, почему мне не все равно?» Почему одна улыбка Матиаса Хельвара была дороже полсотни других улыбок? Нина чувствовала, как билось его сердце, когда она запрокинула ему голову, чтобы поработать с глазами. Она думала о поцелуе. Ей хотелось этого, и она была почти уверена, что он думал о том же. «Или, может, о том, как бы задушить меня».
Девушка не забыла, как он спросил на борту «Феролинда» о том, что она собирается сделать с Бо Юл-Баюром, и действительно ли считает, что его нужно передать Керчии. Если она саботирует приказания Каза, будет ли это стоить Матиасу помилования? Она не могла так поступить. Кем бы он ни был, она должна вернуть ему свободу.
После кораблекрушения они скитались три недели. Без компаса, не имея представления, куда идти. Нина и Матиас даже не знали, где именно на северном побережье их выкинуло. Долгие дни они пробирались через сугробы, проводили морозные ночи в каких-то ветхих убежищах, на которые им удавалось наткнуться, или в заброшенных хижинах лагерей китобоев, когда улыбалась удача. Ели жареные водоросли или любые травы и клубни, которые попадались на пути. Когда они обнаружили вяленое оленье мясо на дне рюкзака в одном из лагерей, казалось, что случилось чудо. Они накинулись на него в немом блаженстве, чувствуя себя опьяненными от его вкуса.
После той первой ночи Нина и Матиас спали в одежде, укрывшись всеми одеялами, которые удалось собрать, но по разные стороны очага. Если у них не было дров или щепок, они ложились рядом, едва касаясь друг друга, но утром просыпались обнявшись, дыша в унисон, в тумане сна сплетаясь в позу единого полумесяца.
Каждое утро Матиас жаловался, что ее невозможно разбудить.
– Будто мертвяка пытаюсь воскресить!
– Мертвяку нужно еще пять минут, – отвечала девушка и закапывалась с головой в мех.
Он громко топал, собирая их немногочисленные пожитки, и бурчал себе под нос: «Ленивая, глупая, эгоистичная…» пока она наконец не поднималась и не начинала готовиться к наступившему дню.
– Что ты сделаешь первым делом, как вернешься домой? – спросила Нина в один из очередных бесконечных дней, пока они шли и шли по снегу в надежде увидеть хоть какие-нибудь признаки цивилизации.
– Высплюсь. Помоюсь. Помолюсь за погибших друзей.
– Ах да, за других бандитов и убийц. Как ты вообще стал дрюскелем?
– Твои друзья убили мою семью во время одного из набегов гришей, – сухо ответил он. – Брум взял меня под свое крыло и дал мне то, за что можно бороться.
Нине не хотелось в это верить, но она знала, что это возможно. Случались битвы; в перекрестном огне погибали невинные. Ее так же тревожила мысль о монстре Бруме, который воплощал собой отеческую любовь.
Спорить или просить прощения казалось неправильным, поэтому она сказала первое, что пришло в голову:
– Ер молле пе онет. Энел мерд е ней афва тройем феррейтен.
Я рожден, чтобы защищать тебя. Только смерть освободит меня от этой клятвы.
Матиас ошеломленно уставился на нее.
– Так дрюскели присягают Фьерде. Откуда ты знаешь слова?
– Я пыталась узнать о Фьерде все, что могу.
– Зачем?
Нина колебалась, но все же ответила.
– Чтобы не бояться вас.
– Ты не выглядишь испуганной.
– А ты боишься меня?
– Нет, – чуть ли не с удивлением ответил он. Раньше Матиас тоже заявлял, что не боится ее. Но в этот раз она ему поверила. Девушка напомнила себе, что в этом нет ничего хорошего.
Они долго шли молча, затем Хельвар поинтересовался:
– А ты что сделаешь первым делом?
– Поем.
– Что?
– Все. Голубцы, картофельные клецки, пироги со смородиной, блины с лимонной цедрой. Жду не дождусь, когда увижу лицо Зои, когда я войду в Малый дворец.
– Зои Назяленской?
Нина резко остановилась.
– Ты ее знаешь?
– Все знают. Она могущественная ведьма.
Тут девушку осенило: для дрюскелей Зоя была аналогом Ярла Брума – жестокая, бесчеловечная, та, что скрывалась в темноте и несла им смерть. Зоя была для него монстром. Эта мысль встревожила Нину.
– Как ты выбралась из клетки?
Она часто заморгала.
– Что?
– На корабле. Вы были связаны и сидели в клетках.
– Кружка. Ручка сломалась, и ее кончик оказался зазубренным. Мы воспользовались ею, чтобы перерезать веревки. Как только наши руки были свободны… – Нина смущенно умолкла.
Матиас насупился.
– Вы планировали атаку.
– Хотели напасть ночью.
– Но затем началась буря.
– Да.
Шквальная и фабрикатор проделали дыру прямо в палубе и выплыли на свободу. Но смогли ли они выжить в ледяной воде? Удалось ли им добраться до суши? Девушку передернуло. Если бы кружка не сломалась, она бы утонула в клетке.
– Что едят дрюскели? – спросила Нина, увеличивая темп. – Помимо младенцев гришей.
– Мы не едим младенцев!
– Дельфиний жир? Оленьи копыта?
Она увидела, как изогнулись губы фьерданца, и задумалась, то ли его тошнит, то ли, возможно, он сдерживает смех?
– Мы едим много рыбы. Сельдь. Соленую треску. И да, оленину, но не копыта.
– А как же пироги?
– В смысле?
– Я очень люблю пироги. Интересно, есть ли у нас что-то общее.
Хельвар пожал плечами.
– Ой, да ладно, дрюскель! – Они так и не знали имен друг друга, и Нина считала, что это правильно. В конце концов, если они выживут, то набредут на город или деревню. А что потом? В любом случае, чем меньше у него будет сведений о ней, тем лучше. – Это же не государственная тайна! Мне просто любопытно, почему тебе не нравятся пироги.