– Отдай штаны.
– Они слишком велики для тебя, – зарыдал мальчик.
Каз избил его. Тот отдал штаны. Каз скрутил их и бросил в канал, и затем побежал так быстро, как только мог на своих ослабших ногах. Ему не нужны были штаны, он просто хотел задержать мальчишку, прежде чем тот пойдет звать на помощь. Он еще долго будет маяться в том переулке, разрываясь между стыдом от появления на улице без штанов и желанием вернуться домой и рассказать, что с ним произошло.
Каз остановился, только когда нашел самую темную подворотню в Бочке. Там он запихнул в рот все конфеты сразу, делая огромные болезненные глотки, и его тут же вырвало. Затем взял деньги и купил горячую буханку белого хлеба. Он был босым и грязным. Пекарь дал ему вторую буханку бесплатно, просто чтобы он поскорее убрался.
Почувствовав небольшой прилив сил, Каз отправился в Восточный Обруч. Нашел самый сомнительный игорный дом, на котором не было даже вывески, только одинокий зазывала у входа.
– Мне нужна работа.
– У нас нет работы, мелюзга.
– Я умею считать.
Мужчина рассмеялся.
– А мыть ночные горшки?
– Да.
– Что ж, очень жаль. У нас уже есть парень, который моет ночные горшки.
Каз дождался ночи, пока не увидел мальчика примерно своего возраста, покидавшего заведение. Он шел за ним два квартала, а потом ударил камнем по голове. Сел мальчику на ноги, снял с него ботинки и порезал ему стопы осколком разбитой бутылки. Мальчик очухается, но работать в ближайшее время не сможет. Прикосновение к коже на его щиколотках вызвало у Каза отвращение. Он продолжал видеть бледные тела на Барже Жнеца, чувствовать под руками вонючую, раздутую плоть Джорди.
Следующим вечером он вернулся к игорному дому.
– Мне нужна работа. – И он ее получил.
С тех пор он работал, драил и копил. Следил за профессиональными ворами Бочки и учился, как чистить карманы и перерезать ручки дамских сумочек. Отбыл первый срок в тюрьме, а затем и второй. Быстро приобрел репутацию человека, согласного на любое дело, и получил прозвище – Грязные Руки. Боец он был неопытный, но стойкий.
– Ты не знаешь приемов, – как-то раз сказал ему один игрок в «Серебряной подвязке». – Не владеешь техникой.
– Конечно, знаю, – возразил Каз. – Я владею боевым искусством под названием: «натяни ему футболку на голову и бей, пока не пойдет кровь».
Его продолжали называть Казом, но фамилию он украл с таблички на каком-то оборудовании, которое увидел на причале. Ритвельд – его настоящая, сельская фамилия канула в небытие, была отрезана, как конечность с гангреной. Его последняя связь с Джорди, отцом и мальчиком, которым он когда-то был. И Каз не хотел, чтобы Якоб Герцун узнал о его приближении раньше времени.
Вскоре он обнаружил, что махинация, которую провернул с ними псевдоторговец, была довольно популярна в Бочке. Кофейня и дом на Зельверштрате являлись не более чем декорацией для обмана деревенских дурачков. Филип со своими заводными собачками – приманка, которая должна была привлечь Джорди, а Маргит, Саския и чиновники с Биржи – всего лишь подставные лица для мошенничества. Даже один из работников банка был в деле, передавал Герцуну информацию о клиентах банка и сообщал, кто из приезжих открывает счет. Герцун, наверное, дурил нескольких простофиль одновременно. Маленького состояния Джорди было недостаточно, чтобы оправдать такую постановку.
Но самым жестоким открытием стал талант Каза в картах. Это могло сделать их с Джорди богатыми. Как только он узнавал о новой игре, ему требовались считаные часы, чтобы стать в ней настоящим мастером, и никто уже не мог его обыграть. Он запоминал каждую сдачу, каждую ставку. Мог следить за раздачей аж до пяти колод! А если уж чего-то не мог вспомнить, то прибегал к шулерству. Он не утратил своей любви к ловкости рук и перешел от фокусов с монеткой к картам, наперсткам, кошелькам и часам. Хороший фокусник мало чем отличался от хорошего вора. Вскоре ему запретили садиться за стол во всех игорных домах Восточного Обруча.
Куда бы он ни шел, в какой бы бар, ночлежку, бордель или нору для бездомных ни заглянул, Каз всюду спрашивал о Якобе Герцуне, но если кому-то и было знакомо это имя, они не признавались.
Однажды, когда Бреккер переходил мост через Восточный Обруч, он увидел мужчину с красными щеками и пышными бакенбардами, входящего в пивную. Вместо степенного черного костюма торговца на нем были броские полосатые брюки и темно-бордовый жилет с узорами. Он носил бархатное пальто бутылочно-зеленого цвета.
Каз начал протискиваться сквозь толпу. В голове все гудело, сердце бешено колотилось. Он не знал, что будет делать, но у двери в пивную его схватил за шиворот огромный вышибала в котелке.
– Мы закрыты.
– А я вижу, что открыты. – Его голос звучал неправильно – пронзительно, незнакомо.
– Тебе лучше подождать.
– Мне нужно увидеться с Якобом Герцуном.
– С кем?
Казалось, парень сейчас выпрыгнет из собственной шкуры. Он указал на окно.
– С Якобом мать его Герцуном! Я хочу поговорить с ним.
Вышибала посмотрел на него как на умалишенного.
– Опомнись, парень. Это никакой не Герцун, а Пекка Роллинс. Если хочешь преуспеть в Бочке, лучше запомни его имя.
Каз знал имя Пекки Роллинса. Все знали. Они просто никогда не встречались.
В этот момент Роллинс повернулся к окну. Каз ожидал увидеть ухмылку, злобный оскал, хоть какой-то намек на узнавание. Но мужчина даже не задержал на нем взгляд. Очередной простофиля. Очередной раззява. С чего бы ему помнить его?
Каза пытались переманить все банды, которым нравилось, как он работал кулаками и тасовал карты. Парень всегда отказывал. Он пришел в Бочку, чтобы найти и наказать Герцуна, а не за временной семьей. Но когда он узнал, что настоящее имя Герцуна – Пекка Роллинс, это все изменило.
В ту ночь Каз лежал на полу норы для бездомных и думал, чего он хочет, как именно нужно отомстить за Джорди. Пекка Роллинс забрал у него все. Если он собирается отплатить той же монетой, ему нужно стать равным, а затем и лучше Роллинса. Но в одиночку ему не справиться. Нужна банда, и не первая попавшаяся, а та, которая будет нуждаться в нем.
На следующий день он зашел в Клепку и спросил Пера Хаскеля, не нужен ли тому еще один солдат. Уже тогда Каз знал: он начнет пешкой, но Отбросы станут его армией.
Неужели все эти шаги привели его сегодня сюда? В эти темные коридоры? Это едва ли то возмездие, о котором он мечтал.
Казалось, ряду камер нет счета, и они тянутся до бесконечности. Ему ни за что не найти Роллинса вовремя. Но это казалось невозможным ровно до того момента, пока он не увидел знакомую коренастую фигуру и красное лицо в окошке железной двери. Это казалось невозможным ровно до того момента, пока он не остановился перед камерой Пекки Роллинса.
Роллинс спал на боку. Кто-то хорошенько его избил. Каз наблюдал, как поднимается и опускается его грудь.
Сколько встреч у них было после той первой в пивной? Ни разу в глазах Пекки не мелькало узнавание. Каз уже не мальчик, так что Роллинс не сможет разглядеть в нем того самого ребенка, которого он обобрал. Но это вызывало у него ярость каждый раз, как их дороги пересекались. Это неправильно. Лицо Пекки – лицо Герцуна, – не стиралось из памяти Каза, было высечено зазубренным лезвием.
Бреккер заколебался, чувствуя изящный вес отмычек, спрятанных, как насекомое, в его ладони. Разве не этого он хотел? Увидеть Пекку на самом дне, униженным, несчастным и безнадежным. Лучшие из его команды были мертвы и висели на пиках. Может, этого достаточно? Может, теперь ему всего лишь нужно, чтобы Пекка узнал, кто он такой и что сделал? Каз мог бы устроить свой маленький суд, вынести приговор и даже привести его в исполнение.
Эльдерклок начал выбивать три четверти. Пора идти. Времени на то, чтобы спуститься в подвал, почти не осталось. Нина наверняка ждет его. Как и все остальные.
Но он нуждался в этом. Боролся ради этого мига. Все не так, как он представлял, но, возможно, это не имело значения. Если Пекку Роллинса убьет какой-то безымянный фьерданский палач, то все его прошлые потуги потеряют смысл. У Каза появятся четыре миллиона крюге, но Джорди никогда не получит отмщения.
Замок на двери с легкостью поддался отмычкам Каза.
Глаза Пекки распахнулись, и он улыбнулся. Роллинс вообще не спал.
– Ну, здравствуй, Бреккер. Пришел позлорадствовать?
– Не совсем, – ответил Каз.
И двери за ним закрылись.
Часть пятая. Лёд не прощает
«Где, черт побери, Каз?!» Джеспер переминался с ноги на ногу перед мусоросжигателем, в ушах тихо звенел сигнал тревоги, путая его мысли. Желтый протокол? Красный протокол? Он не помнил, что какой цвет означал. Весь их план строился на том, чтобы никогда не услышать этот звук.
Инеж привязала веревку к крыше и кинула ее вниз, чтобы они могли по ней взобраться. Джеспер отправил Уайлена и Матиаса наверх с остатками веревки, ножницами, найденными в прачечной, и кривым крючком, который он сделал из металлических планок от стиральной доски. Затем вытер капли дождя и влагу с пола мусороприемника и убедился, что нигде не видно ни клочка веревки, ни других следов их пребывания. Оставалось только ждать… и паниковать, когда завыла сирена.
Он услышал чьи-то перекрикивания и топот ботинок этажом выше. В любую минуту какой-нибудь стражник с хорошо развитой интуицией мог спуститься в подвал. Если они увидят Джеспера у мусоросжигателя, то увидят и путь на крышу. Он приговорит не только себя, но и других.
«Давай же, Каз. Я жду тебя». Все ждут. Нина влетела в помещение всего пару минут назад, жадно втягивая воздух.
– Иди! – крикнула она. – Чего ждешь?
– Тебя! – воскликнул он в ответ. Но когда стрелок спросил, где же Каз, лицо Нины исказилось.
– Я надеялась, что он с вами.
Затем она, кряхтя от усилий, полезла по веревке, и Джеспер остался один, замерев в нерешительности. Вдруг Каза поймали охранники? Вдруг он где-то в тюрьме, дерется за свою жизнь?