Женщина закричала, когда металлическая пыль и стружка погрузились в ее тело, и попыталась обернуться туманом. Мужчина сделал то же самое: его черты расплылись, но затем снова затвердели. Лицо, испещренное частицами металла, посерело. Это не остановило Джеспера. Он изо всех сил давил на стружку, погружая ее в их тела, жизненно важные органы, как можно глубже. Он чувствовал, как проливные пытались манипулировать кусочками металла. Если бы их атаковали пулей или лезвием, у них, возможно, и получилось бы, но кусочков и ошметков стали было слишком много, и они были слишком мелкими. Женщина схватилась за живот и упала на колени. Мужчина закричал и закашлял черными сгустками крови с металлом.
– Помогите, – всхлипнула проливная. Ее контуры размылись, тело завибрировало, когда она попыталась опять трансформироваться в туман.
Джеспер опустил руки, и парни отползли подальше от извивающихся тел проливных.
Они умирали? Он только что убил двоих себе подобных? Джеспер просто хотел выжить. Ему снова вспомнился штандарт на стене, все те красные, синие и фиолетовые полоски.
Уайлен потянул его за руку. Лицо молодого купца было почти прозрачным, вены пульсировали слишком близко к коже.
– Джеспер, нам нужно идти.
Тот медленно кивнул.
– Сейчас.
Стрелок заставил себя подняться на ноги, последовать за Уайленом и забраться по веревке на крышу. Он чувствовал слабость и головокружение. Остальные зависели от него, парень это понимал. Он должен был идти. Но Джесперу казалось, что он оставил внизу, во дворе, какую-то частичку себя, что-то, чему он раньше не придавал значения, такое же неуловимое, как туман.
Когда Матиас открыл дверь камеры, какую-то долю секунды Нина колебалась. Ничего не могла с собой поделать. Сколько она будет жить, никогда не забудет лицо Матиаса в окошке, то, каким оно было жестоким. Или сомнения все еще жили в ее сердце. Да, она смотрела на него, стоящего в дверном проеме, и сомневалась, но когда парень протянул ей руку, поняла, что они оба побороли страх.
Нина подбежала к нему, и он подхватил девушку на руки.
Матиас зарылся лицом в ее волосы. Она чувствовала, как шевелились его губы у ее уха, когда он произносил:
– Больше никогда не хочу видеть тебя в этом.
– Ты о платье или о камере?
Его тело задрожало от смеха.
– Однозначно о камере. – Затем он взял ее лицо в свои руки. – Ер молле пе онет. Энел мёрд е ней афва тройем феррейтен.
Нина сглотнула комок в горле. Она помнила эти слова и их истинное значение. «Я рожден, чтобы защищать тебя. Только смерть освободит меня от этой клятвы». Присяга дрюскелей на верность Фьерде. А теперь и клятва Матиаса на верность ей.
Нина знала, что должна сказать что-то проникновенное, что-то прекрасное в ответ. Вместо этого она выпалила:
– Если мы выберемся отсюда живыми, я зацелую тебя до потери пульса.
Его лицо расплылось в улыбке. Девушка уже не могла дождаться, когда снова увидит настоящую голубизну его глаз.
– Юл-Баюр в хранилище, – сказал он. – Пошли.
Нина побежала по коридору вслед за Матиасом, в ушах звенело от колоколов Черного протокола. Если Брум знал о ней, вероятно, другие дрюскели тоже знали. Вряд ли пройдет много времени, прежде чем солдаты начнут искать своего командира.
– Прошу, только не говори, что Каз снова куда-то исчез, – попросила она, пока они спешно пересекали коридор.
– Я оставил его в бальном зале. Мы должны встретиться у ясеня.
– Последний раз, когда я видела дерево, оно было окружено дрюскелями.
– Может, Черный протокол позаботится об этом.
– Возможно, мы переживем дрюскелей, но точно не переживем Каза, если убьем Юл-Баюра…
Матиас предостерегающе поднял руку, чтобы она остановилась у следующего угла. Они медленно подошли и осторожно завернули за него. Нина быстро «поколдовала» над стражником, стоявшим у двери в хранилище. Матиас забрал его винтовку, вставил в замок ключ Брума, и круглый вход в хранилище открылся.
Нина подняла руки, приготовившись к атаке. Они ждали с бешено колотящимися сердцами.
Комната оказалась белой, как и все другие, но отнюдь не пустой. Длинные столы были заставлены колбами, пробирками, установленными над горелками, нагревающими и остужающими аппаратами, стеклянными баночками, до краев наполненными порошками разных оттенков оранжевого. Одну стену полностью выделили под огромную грифельную доску, исписанную уравнениями. Вдоль другой стояли стеклянные шкафчики с маленькими металлическими дверцами. Внутри цвели растения юрды, и Нина догадалась, что шкафчики подогреваются. У третьей стены стояла койка – тонкие простыни были смяты, вокруг разбросаны какие-то бумажки и тетради. На ней сидел, скрестив ноги, шуханский мальчик. Он уставился на гостей, держа на коленях блокнот. Его черные волосы падали на лоб. На вид ему было не больше пятнадцати.
– Мы не причиним тебе вреда, – сказала Нина на шуханском. – Где Бо Юл-Баюр?
Мальчик откинул волосы со своих золотых глаз.
– Он мертв.
Нина нахмурилась. Информаторы Ван Эка ошиблись?
– Тогда что это все?
– Вы пришли убить меня?
Девушка даже не знала, что на это ответить.
– Сэш-юэ? – рискнула она.
Лицо мальчика расслабилось от облегчения.
– Вы из Керчии.
Нина кивнула.
– Мы пришли спасти Бо Юл-Баюра.
Шуханец подобрал колени к груди и обнял их руками.
– Его уже никто не спасет. Мой отец умер, когда фьерданцы пытались остановить керчийцев, которые хотели вызволить нас из Амрат Ена. – Его голос дрогнул. – Он погиб под перекрестным огнем.
Мой отец. Нина перевела все сказанное Матиасу, пытаясь осознать, что это значило для них.
– Умер? – воскликнул Хельвар, и его широкие плечи слегка поникли. Нина знала, о чем он думает: они столько пережили, столько сделали, а Бо Юл-Баюр все это время был мертв.
Но фьерданцы неспроста оставили в живых его сына.
– Они хотят, чтобы ты воссоздал формулу, – предположила Нина.
– Я помогал папе в лаборатории, но не все помню. – Мальчик закусил губу. – И я тянул время.
Парем, что фьерданцы использовали на гришах, наверное, был из того запаса, который Бо Юл-Баюр вез в Керчию.
– Ты можешь это сделать? – спросила Нина. – Можешь воссоздать формулу?
Мальчик замешкался.
– Думаю, да.
Нина с Матиасом переглянулись.
Девушка сглотнула. Ей доводилось убивать раньше. Она и сегодня убивала, но это другое дело. Мальчик не наставлял на нее пистолет и не пытался ей навредить. Убив его, – а это несомненно убийство, – она предаст Инеж, Каза, Джеспера и Уайлена. Людей, которые рискуют жизнями в эту минуту, ради денег, которых никогда не увидят. Но затем она подумала о бездыханном теле Нестора на снегу, о камерах, полных гришей, потерявших самих себя в невыносимых страданиях. И все из-за этого порошка.
Она подняла руки.
– Прости. Если у тебя получится, страданиям, которые ты выпустишь на волю, не будет конца.
Шуханец посмотрел на нее твердым взглядом, упрямо задрав подбородок, словно знал, что этот момент может настать. Совершенно очевидно, что правильно будет убить ребенка быстро и безболезненно. Разрушить лабораторию со всем содержимым. Искоренить секрет юрды-парема. Если хочешь уничтожить виноградную лозу, нужно не просто отрезать ее, а выкопать растение из земли с корнями. Тем не менее ее руки дрожали. Разве не так же думали дрюскели? Истреби угрозу, сотри ее с лица земли, и неважно, что перед тобой невиновный человек.
– Нина, – ласково позвал Матиас, – он же просто ребенок. Один из нас.
Один из нас. Мальчишка, немногим младше ее, попавший на войну, которую сам не выбирал. Он умел выживать.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Кювей.
– Кювей Юл-Бо, – начала девушка. Что она собиралась сделать: вынести приговор? Извиниться? Молить о прощении? Кто его знает. Когда она вновь обрела голос, то просто сказала: – Как быстро ты сможешь уничтожить эту лабораторию?
– Быстро, – ответил он. Затем рассек рукой воздух, и пламя под одной из мензурок выстрелило синей аркой.
Нина уставилась на него.
– Ты гриш! Инферн.
Кювей кивнул.
– Юрда-парем – это ошибка. Отец пытался найти способ, как скрыть мои силы. Он был фабрикатором. Гриш, как и я.
Мозг Нины вскипел: Бо Юл-Баюр – гриш, скрывавшийся прямо под носом, за границами Шухана. Времени на то, чтобы переварить эту информацию, не было.
– Нужно максимально уничтожить все сделанное тобой, насколько это возможно.
– Здесь есть горючее, – ответил Кювей, собирая бумаги и образцы юрды. – Я могу устроить взрыв.
– Только в хранилище. Тут есть другие гриши.
И стражники. И наставник Матиаса. Нина с радостью позволила бы Бруму умереть, но, хоть Матиас и предал своего командира, она сомневалась, что он захочет увидеть, как человек, ставший ему вторым отцом, будет разорван в клочья. Ее сердце сжималось от горя, что придется оставить гришей здесь, но им никак не доставить их к гавани.
– Остальное не трогаем, – сказала она Матиасу и Кювею. – Нам пора идти.
Юл-Бо разместил несколько баночек, наполненных жидкостью, над горелками.
– Я готов.
Они выглянули в коридор и поспешили к выходу из Сокровищницы. На каждом углу Нина ожидала увидеть дрюскелей или стражников, бегущих им навстречу, но они беспрепятственно прошли по всем коридорам. У главной двери ребята остановились.
– Слева от нас есть лабиринт из изгороди, – сказала Нина.
Матиас кивнул.
– Используем его как прикрытие, когда побежим к ясеню.
Как только они открыли дверь, звон колоколов стал практически невыносимым. Нина видела Эльдерклок на самом высоком серебристом шпиле дворца. Его циферблат сиял, как луна. Яркие лучи света из сторожевых башен обшаривали Белый остров, и Нина слышала крики солдат, собирающихся вокруг дворца.
Она прижалась к зданию и крадучись скользнула за Матиасом, стараясь держаться в тени.