Письмо Лолы вызвало у меня улыбку. Нужно будет передать ее лечащему врачу, что у нее наметился прогресс. Она учится принимать сложности, как данность, и только затем решать их. Ее взгляды кажутся реалистичными, не затуманенными пеленой пессимизма.
Письмо Эли не короткое и не длинное. Она явно не особо хотела его писать, но ей точно есть, что сказать. И из текста это хорошо видно.
Окей. Мне эта идея не нравится от слова СОВСЕМ. Будем честными, Липп. Мы не были друзьями, а ты мне никогда не нравился. Я не знаю, специально ты хотел спалить свою дочь или это случайность, но ты все равно засранец. Вовсе не обязательно вести себя по-свински, если жизнь плохо обошлась с тобой. Не поверишь, но не только тебе пришлось тяжело. Наша шестерка, остальные пациенты в центре, люди в нашем городе и весь этот сумасшедший мир – абсолютно все от чего-то страдают. От неизлечимых болезней, от безответной любви, от внешних уродств, от физических увечий, от непринятия себя, самоненависти и саморазрушений. Кто-то сирота, кто-то потерял все деньги и остался на улице ни с чем, кто-то не может родить ребенка, а у кого-то ребенок умер. У кого-то все будет хорошо, и все еще можно исправить, а для кого-то уже все потеряно. Ты не знаешь человека и никогда не узнаешь, от чего он страдает. Он сам тебе честно никогда не расскажет. И я никому не говорю. И ты не говорил. А нам всем стоило это делать. Стоило говорить, а не ругаться. Стоило делиться тем, что на душе. Своими постоянными шутками и издевками ты лишил меня и других возможности говорить. Ты лишил нас слова. И, конечно, так нельзя говорить, но может теперь, когда тебя не стало, у нас что-то получится.
В любом случае, чтобы не прослыть главным злодеем, а именно таковой меня и видит полиция, я напишу, что мне тебя жалко. Каждый заслуживает спокойной смерти, а не того ужаса, который кто-то сотворил с тобой. Что ж. Покойся с миром. Твои земные страдания позади.
Удивительно, но в строках этого письма оказалось больше всего эмоций. Эля наконец-то объяснила, почему у нее такое негативное отношение к Липпу. Это не ненависть на пустом месте – он разрушил ее надежды на то, что она наконец-то сможет заговорить. Я общалась с ее лечащим врачом несколько раз. Она до сих пор скрывала от него детали прошлого. Он понадеялся, что на собрании Эля откроется, но этого так и не случилось.
На десерт, как всегда, оставался Свят и его письмо, написанное, явно дрожащей, рукой.
Здравствуй. Ева придумала очередное странное задание, которое никак никому из нас не поможет. Мне страшно Филипп, мне всегда было страшно, а теперь стало еще хуже. Зачем ты умер? Зачем пришел в нашу группу? И зачем кому-то понадобилось тебя убивать? Хотя, конечно, ты был не самым положительным и, наверное, наделал много всяких разных дел в жизни. Кто-то убил тебя и, наверное, есть за что. Я, конечно, не знаю, за что именно, но у всего бывает причина, ведь так? Я так нервничаю, пишу какой-то бред. Ева сказала, что можно рассказать тебе что-нибудь. Давай я расскажу тебе о моей новой болезни.
В интернете я нашел статью о синдроме раздраженного кишечника. Это точно про меня, друг. Я, я всерьез задумался, что наконец-то нашел корень моих проблем. Завтра у меня посещение врача, я собираюсь ему об этом рассказать. Можешь себе представить? Я покруче любого доктора смог поставить себе диагноз. Ха. Да, я явно не в порядке. Нужно успокоиться. Нет у меня никакого синдрома. Помимо тех, что уже диагностировали.
Филипп, мне искренне жаль, что ты умер. Я правда-правда сочувствую тебе. Не хотел бы я, чтоб меня так убили. С другой стороны, мои извечные поиски новых болезней в себе, наконец-то бы прекратились. Ха. Вот это я загнул. Если Ева покажет это письмо моему врачу, мне точно не поздоровится.
Ну ладно, пока, друг. Держись там.
Свят совершенно прав. Я покажу письмо его врачу, потому что он совсем не в порядке. Количество «я» в тексте пугающе много, не говоря уже о том, что он снова читает статьи о заболеваниях. Радует, конечно, что в конце ему все же удается понять, насколько он не прав.
Вот и все. Письма написаны и прочтены. Признания в убийстве в них нет. Как и малейших следов чувства вины. Единственное, о чем ребята сожалели, так это о его смерти.
Но где-то есть убийца, который счастлив от того, что Филиппа больше нет.
Лилия ошибалась
Письма я забрала с собой. Они лежали в сумке, ожидая, когда их перечитают. Уверенность, что в тексте нет ничего полезного, исчезла, а на ее место пришла уже привычная подозрительность. Все больше казалось, что я что-то упустила, и что в них есть нечто важное.
За окном автобуса посыпались первые снежинки в этом году. Их жизнь совсем недолгая: они таяли, как только опускались на землю. Подъезжая к остановке, я заметила на тротуаре знакомую фигуру. Выйдя из автобуса, сразу же ринулась к нему, испугавшись всего, что только могло произойти.
– Ты чего тут стоишь, Эд? – я схватила его за холодные руки. Он даже не додумался надеть теплую куртку и шарф. Его заметно трясло от холода.
– Решил встретить тебя с работы, – он пожал плечами, словно это обычное явление.
– С чего вдруг?
Мы направились в сторону дома, но я продолжала крепко держать его за руку. Любые перемены в поведении брата меня настораживали.
– Маньяк все еще на свободе. Вдруг он поджидает тебя где-то здесь.
– Убийца Липпа – не маньяк. С чего ты это взял? – теперь я не на шутку встревожена. Вдруг кто-то запугал его, чтобы добраться до меня?
– Ниоткуда. Просто предположил. – Эд резко убрал руку. – Ауч! Зачем так сжимать?
– Меня беспокоят такие предположения. Я и так вся на нервах, а еще ты говоришь такие вещи.
Уже у дома Эд остановился, повернулся ко мне и виновато посмотрел.
– Мне тоже страшно, Ева. За тебя. Круто, если с Филиппа все началось, и на нем же все закончилось. Я буду только рад, если у убийцы нет целого списка на очереди. Но ведь нет никаких гарантий, что это так. Ты хоть осознаешь, в какой можешь находиться опасности?
Я максимально строго посмотрела на него. Это самый серьезный из всех моих взглядов. Брату он хорошо знаком еще с тех времен, когда мы в детстве оставались дома вдвоем, а он отказывался делать домашнюю работу.
– Больше никогда так не делай, Эд.
Сначала он ничего не ответил, явно пребывая в растерянности. И лишь, когда мы уже разбирали пакет с продуктами на кухне, Эд встрепенулся, словно отошел от сна.
– Не понимаю. Я веду себя, как нормальный брат, а ты говоришь больше так не делать.
– Что? – никогда прежде мне не доводилось слышать от него подобных выражений. – Ты и так хороший брат. Кто надоумил тебя на такие мысли?
– Никто, – Эд недовольно фыркнул, напоминая колючего ежика.
– Я не хочу волноваться еще и за то, что ты можешь пострадать, пока ждешь меня, стоя посреди улицы. Так что давай обойдемся без этого. Мы заботимся друг о друге, но не настолько. И еще, не смей мне говорить, что кто-то за мной следит. Хочешь, чтобы у меня развилась паранойя?
Он отрицательно помотал головой и поспешил быстрым шагом уйти к себе в комнату.
– Не так быстро, молодой человек.
Я догнала его в коридоре, уверенная, что он еще не все мне рассказал.
– Спрошу еще раз. Кто тебя надоумил на это?
Эд покусывал нижнюю губу, переминаясь с ноги на ногу. Настоящий взрослый ребенок.
– Лео сказал, что мне стоит за тобой приглядывать.
Теперь все прояснилось. Это не Эд мне не все рассказал, а следователь. У меня тоже есть небольшая тайна – рассказ Филиппа в дневнике Лолы.
Закончив со всеми домашними делами и приняв быстрый душ, я пожелала Эду, стоящему у мольберта, спокойной ночи, а затем достала блокнот из сумки и направилась в кровать. Мне хотелось прочитать все рассказы Лолы, но сейчас правильнее будет сосредоточиться лишь на одном.
Все страницы пронумерованы вручную, а на последнем листе Лола предусмотрительно сделала содержание, благодаря которому я сразу нашла нужную историю среди десятка других.
Рассказ о пожарном
Жил был на свете мужчина. Назовем его Мистер Ф, а для друзей просто Ф. Хотя, если быть до конца честным, то друзей у него совсем нет. Они остались в далеком прошлом.
В то время он был веселым подростком, а его причуды другим казались действительно смешными. Ф имел взрывоопасный характер, он легко зажигался новым делом, но так же быстро перегорал. Ф брался за самые разные дела, пробовал себя в разных хобби, общался с разными людьми, но его никогда ничего по-настоящему не интересовало. Он всегда все бросал, не заканчивая ничего из начатого.
Так в его жизни появился огонь. Сначала была лишь навязчивая мысль. Как будто муха жужжала в его голове, не давая покоя. Но то оказалось вовсе не надоедливое насекомое – его мучило непреодолимое желание что-то поджечь. Влечение оказалось настолько сильным, что он не мог спать, не мог есть, не мог слушать учителей в школе. Его интересовал лишь огонь.
Когда он уже решил, что сделает это, его настроение резко улучшилось. Он пребывал в хорошем расположении духа, шутил и общался с друзьями, даже смог познакомиться с классной девчонкой из школы. Вот насколько он вдруг стал в себе уверен. Ф предвкушал грядущее, и его радовало то, что он собирался совершить.
А после был сам пожар. Его самый первый поджог. Тот день Ф запомнил навсегда. Никогда прежде он не знал, что можно испытывать нечто подобное. Чувства радости, счастья, эйфории, восторга и удовольствия – все слилилось воедино. Ему хотелось, чтобы это не прекращалось. Он стоял там и смотрел на огонь. И больше ничего во всем мире не имело для него значения.
После пожара состояние Ф резко ухудшилось. Уже позднее, через несколько лет, специалисты объяснили причину его плохого самочувствия. Когда все оказалось позади, когда последний огонек погас на пепелище, уровни адреналина и серотонина сильно упали. Наступило осознание, а за ним последовало раскаяние. Он мучился от стыда, как никогда прежде. Ф ненавидел себя. Ненавидел весь мир. Ненавидел родителей за то, что родили его таким. В конечном счете, единственное, что могло вытащить его из подобного состояния – очередной поджог. И он сделал это еще раз. И еще раз. И еще много-много раз, пока его не поймали и не диагностировали у него пироманию.