– Значит, ты передумал уходить?
Он молча кивнул, а затем, как ни в чем не бывало, вернулся к работе: уткнулся в монитор и принялся набирать текст на клавиатуре. Я не стала его ни о чем расспрашивать, больше он точно откровенничать не станет. В последнее время мои слова каким-то сильным образом влияют на людей. Неужели я поумнела и стала мудрее? Вряд ли.
Через час нам сообщили, что Лола находится в комнате для допросов. Перед тем, как выйти из кабинета, Лео обернулся ко мне и улыбнулся.
– Хочешь в этот раз наблюдать не за стеклом, а побыть рядом со мной?
– Ты разрешишь мне присутствовать и задавать ей вопросы?
– Никаких вопросов, Ева. Сейчас распоряжусь, чтобы поставили для тебя стул в комнате.
Оставалось надеяться, что это облегчит беседу, а не усложнит. Будет крайне досадно, если из-за моего присутствия, Лола закроется в себе и не станет откровенничать. Когда мы вместе появились на пороге комнаты, она стояла у стены, прислонившись к ней лбом. Услышав шаги, Лола повернулась и, похоже, искренне улыбнулась мне.
– Сегодня на допросе будет присутствовать наш консультант по данному делу. Вы хорошо знакомы с Евой. Прошу всех присесть, – Лео расположился на стуле напротив Лолы, а я сидела сбоку, как бы в стороне от них.
Перед началом следователь, как обычно, разъяснил допрашиваемой ее права и порядок следственного действия. Я наблюдала за ее реакцией, но она оставалась спокойной. Интересно, это – невозмутимость или хладнокровие? Если Лола будет держаться так и дальше, то Лео ее никогда не расколет.
– Итак, Лолита, – он наконец-то перешел к самой сути, – у нас появились дополнительные вопросы к вам. Это касается вашей сестры.
Похоже, это и есть ее слабое место. Стоило ему лишь упомянуть Алису, как на лицо Лолы опустилась скорбная тень. Глаза ее потускнели на несколько оттенков, а уголки губ опустились вниз.
– Вам что-то известно про общение Алисы с Филиппом? – продолжил Лео.
– А они были знакомы? – Лола говорила ровно и спокойно, но на ее лице не появилось удивления. Похоже, мы не скажем чего-то, что сможет вывести ее на эмоции.
– По нашим сведениям они состояли в довольно близких отношениях.
– И откуда у вас такие сведения?
– Появился свидетель. Он учился вместе с Алисой и Филиппом в одной школе, – следователь настолько уверенно блефовал, что даже я начала ему верить, но Лола сохраняла каменное выражение лица.
– Может, и общались, – она пожала плечами. – В любом случае, моей сестры и Липпа нет в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть слова вашего свидетеля.
То, как она умело выкручивалась, напоминая ужа на сковородке, выглядело подозрительно, но любой, кто достаточно собран и хотя бы немного знаком с законами, сможет уйти после этого допроса с высоко поднятой головой. Это – не арест, им нечего ей предъявить.
– Алиса действительно занималась музыкой? – Леонид неожиданно перешел на другую тему.
– Да. И она на самом деле пела в школьной рок-группе, пока та не распалась. – Лола повернулась ко мне. – Помнишь рассказ про Эли?
Следователь бросил на меня недовольный взгляд.
– Да. Он про твою сестру Алису? – спросила я.
– Все до того момента, как их группа стала знаменитой, – чистая правда. Все остальное – ее бредовые идеи, появившиеся из-за болезни. – Она явно хотела продолжить и рассказать что-то еще, но взглянув на Леонида, передумала. – Так что, да, она занималась музыкой.
– Филипп состоял в этой группе и чем-то обидел Алису, – следователь сказал это с такой интонацией, что трудно понять, утверждает он или спрашивает.
Лола непроизвольно среагировала на это. Я заметила, как она скрестила под столом ноги и сцепила в замок руки, но сказанное Леонидом никак не прокомментировала. После этого он задал ей еще с десяток вопросов, но ни один из них не привел к желаемой цели.
– Жаль, что такое случилось с вашей сестрой, – следователь выглядел искренним. – Вы можете идти, Лолита.
Прочитав и подписав протокол, она поднялась с места и, уходя, посмотрела на меня. Я чувствовала, что нужно идти за ней. Попрощавшись с Леонидом и заверив его, что не стану преследовать Лолу, вышла из здания полиции и направилась к остановке. Она уже ждала меня там.
– Я вызвала такси. Поедешь со мной? – спросила Лола и грустно улыбнулась после моего кивка.
Должок за спасение
Мы ехали около двадцати минут. Таксист пытался поддержать разговор, но каждая из нас явно слишком напряжена, чтобы вести непринужденную беседу с незнакомцем. Под конец поездки он отбросил попытки нас разговорить, и остаток дороги прошел в абсолютной тишине. Один раз ее нарушил звонок мобильного телефона Лолы. Я заметила, что звонил Тима, но она сбросила вызов, видимо, решив, что сейчас не время.
Когда мы наконец-то оказались в небольшой квартире Лолы, она спокойно сняла куртку и забрала мое пальто.
– Пойдем в комнату, – тихо сказала она.
Я даже не собиралась ее ослушиваться и выполняла все ее просьбы (или приказы?).
– Давай сядем здесь, – Лола указала на диван, и пока я осматривалась, она потянулась к тумбе.
Ну вот, сейчас достанет оттуда нож и все закончится.
На деле же, в ее руках появилась бумажка, свернутая несколько раз в маленький квадратик. Она села рядом со мной и улыбнулась.
– Нам не хотелось, чтобы ты об этом узнала, Ева, – в ее голосе звучало искреннее сожаление.
– Я мало, что знаю. Лишь то, что тебя, Алису и Липпа связывает одна и та же песня Lithium… – До меня не сразу дошло услышанное секундой ранее. – Погоди, ты сказала «нам»? Кому вам?
– Я верю тебе, Ева и знаю, что с самого начала ты нас защищала. Все, что мы тебе доверили, ты хранила до самого конца, даже тогда, когда мы оказывались под подозрением. А сейчас ты пришла ко мне домой, хоть и начала обо всем догадываться. Это заслуживает уважения.
– Ты говоришь так, будто собираешься принять меня в секту, – нелепо пытаться разбавить разговор шуткой, но мне стало не по себе от ее слов.
Интересно, страх всегда набрасывается так неожиданно, без предупреждения, когда ты совсем его не ждешь? У меня стойкое ощущение, что сзади появляются невидимые когти, которые вот-вот вцепятся мне в спину.
– Всего лишь рассказать тебе правду, если ты хочешь, конечно, – она улыбнулась и посмотрела на меня слишком по-взрослому. Теперь я вижу в ее взгляде и глазах: она принимала страшные, требующие большой смелости, решения.
Стало очевидно: этот выбор повлияет абсолютно на все. Мне придется как-то жить с каким-то уже заранее пугающим меня знанием. Если промолчу и не расскажу полиции, то стану соучастницей преступления. А, если расскажу, окажусь в опасности не только я, но и Эд.
– Почему ты хочешь со мной поделиться? Вдруг на мне прослушивающее устройство? – я никак не могла понять, чем она руководствуется.
– Полиция не раскроет это дело и будет жить дальше, но ты-то не сможешь. Уже понятно, что тебя никогда не отпустит. Ты же продолжишь рыть. – Ее голос звучал сочувствующе и бесстрастно одновременно.
– Лола, мне не по себе. – Я поднялась с места и подошла к окну, чтобы открыть его.
– Принесу тебе воды, – сказала она и быстро зашагала из комнаты.
У меня есть около минуты на принятие решение. Можно набрать Леонида и позволить ему все слышать. Можно одеться, уйти и постараться никогда больше об этом не вспоминать. А можно остаться и узнать правду. Лола права, я не смогу это забыть и оставить в прошлом. Не хочу бегать, не хочу мучиться в догадках до конца жизни. Что бы это ни было, пусть поглотит меня здесь и сейчас, я готова. Однако, на одну хитрость все же стоит пойти. Просто на всякий случай.
Когда Лола вернулась и вручила мне стакан, я уже снова сидела на диване. Отпив немного воды, кивнула и попросила ее продолжить. Она улыбнулась и, предварительно развернув, протянула мне помятый исписанный альбомный лист. От самых первых строк кожа в который раз за день покрылась мурашками. Даже дующий из окна ветерок вдруг стал в несколько раз холоднее. Подобрав под себя ноги, я принялась читать.
Раз уж ты читаешь это письмо, то хочу сразу сказать – это предсмертная записка. А принадлежит она мне, вашему дорогому или не очень, Филиппу. И первое, что ты должен обо мне узнать, – я трус. Настоящий слабак, потому что не смог сделать это сам. Но, слушай, давай по-честному, а ты бы смог? Взял бы все необходимое, да и пошел бы кончать с собой? Вот так просто, невзначай, между обедом и ужином. Думаешь, что да? Ну, а я – нет. У меня было несколько попыток, но каждый раз, струсив, я убегал от смерти, поджав хвост. И тогда ко мне пришла мысль, а не попросить ли мне о помощи? У того, кто понимает, как тяжело бороться, у того, кто меня за такое желание не осудит, а самое главное – у того, кто мне должен.
Я не назову имени, лишь скажу, что этот человек, согласился мне помочь и пообещал хранить эту тайну до самого конца. Но, если ты читаешь это, то все стало слишком опасно и может вскрыться. Прошу никого не винить в моей смерти. Это только мое решение. Хочешь знать, почему?
Все дело в том, что я захотел начать новую жизнь. Нашел жилье в другом городе и принялся за поиски работы, не связанной с огнем. Я не скрывал диагноза, сразу во всем признавался и в ту же секунду получал отказ. Отказ за отказом, их накопилось штук десять, а после одиннадцатого я так сильно разозлился, что поджег эту контору. И хоть я сразу вызвал пожарных, окончательно понял, насколько опасен для этого мира и, что больше в нем жить не хочу. Это – плохое решение, но пойми меня правильно и не осуждай. Меня в жизни и без того судило слишком большое количество людей. Хоть ты не будь, как они.
Я хочу передать всей шестерке (включая Еву): не сдавайтесь, как это сделал ваш преданный слуга. Вы, как никто другой, заслуживаете жить. В последние месяцы мне удалось пообщаться с каждым. Это помогло понять вас, зауважать и в каком-то смысле полюбить (но не тебя, Свят, ты слишком вредный). Надеюсь, когда-то появятся чудо-таблетки, раз и навсегда излечивающие наши и другие расстройства, но пока вы должны сражаться. Помните мой рисунок? Так вот, тот прожорливый монстр сожрал-таки меня. Жалко ли мне себя? Нет, мне жалко того, кто мне помогает. Это – тяжелое бремя, я бы на такое никогда не согласился, что в очередной раз доказывает, какой я жалкий-жалкий трус.